Мария Жукова-Гладкова - Черное золото королей
Я замерла на месте, вспомнив, что она тут совсем не ровная, как во всех современных домах моего района. Здесь же крыши покатые, обитые жестью, по которой в дождь вниз стекает вода.
Я сказала об этом Саше.
– Во-первых, не такая уж она и покатая, – невозмутимо заметил он. – Во-вторых, сейчас сухо и не скользко. А в-третьих, и это самое главное, – по центру идет дорожка. Сантиметров десять шириной.
– Десять сантиметров? – в ужасе представила я. – Всего?!
– Ну да. Вот по ней и пойдем. Да не бойтесь вы, Оля. Спокойненько, одну ногу за другой будете переставлять. Я подстрахую. Главное: не смотреть вниз. И идти тут недалеко. Но, конечно, можете вернуться…
– Нет! – твердо сказала я, приставила стул к комоду, встала вначале на стул (он зашатался), затем подняла руки вверх, держа Сашину сумку (тяжелая, зараза), вручила ему, затем вручила свой пакет с инструментом, потом сама влезла на комод, чуть не съехала, но равновесие удержала.
Сверху уже свешивались Сашины руки.
– Я вас подниму, – сказал он.
Но я решила вначале попробовать сама. Встав на цыпочки, ухватилась за грязный край. В локтях руки согнуть смогла. Тут подключился журналист и после пары минут совместных потугов все-таки втащил меня наверх. Уже не обращая внимания на грязь, я с минуту стояла на четвереньках, приходя в себя. Дышала тяжело, но временно забыла про ноющие ногу и щеку. Чувствовала гордость за совершенный подвиг. Кто бы мог подумать, что мне окажется по силам подтянуться?
– Куда дальше? – наконец смогла спросить журналиста.
– Дверь видите?
Передо мной зиял проем.
– Вот в него, огибаем «домик» – и тут как раз начинается «дорожка». По ней вперед и с песнями, но лучше – молча. В направлении другого «домика». К нашему счастью, ночь уже не белая, но пока еще и не черная. Так что и нас вряд ли кто-то заметит, и нам путь все-таки виден. Пойдемте, Оля. Все будет хорошо.
Встав с четырех конечностей на две, я тронулась в направлении зияющего проема. Фактически никакой двери тут не было: проем закрывался куском фанеры, сейчас отодвинутым в сторону. Я высунула нос наружу, вдохнула ночного воздуха. На высоте он мне показался гораздо чище, чем внизу. Но вид покатой крыши не добавлял уверенности…
– Давайте, Оля, – подбодрил сзади Саша-Матвей. – Раньше сядешь – раньше выйдешь.
Мешок с инструментом он засунул себе в сумку, чтобы мои руки были полностью свободны. Я же, крепко держась за стену «домика» и следуя указаниям журналиста, стала огибать «домик» справа.
– «Дорожку» видите? – послышался сзади Сашин шепот.
По-моему, это было слишком громкое название… Я не знала, как ее преодолею. Пойти в канатоходцы никогда не было мечтой моей жизни, даже в детстве, когда мама с папой водили меня в цирк. Да и они там все работают со страховкой. А я?
– Саша, а веревкой можно привязаться к «домику»? – робко спросила я. – Вы взяли веревку?
– Взял, но она уже привязана к крюку.
– Что? – не поняла я.
– За второй «домик» мы зацепим крюк. Альпинистский. И по веревке спустимся в квартиру Багирова.
Я чуть не свалилась с крыши.
– А вы как думали? – посмотрел на меня Саша-Матвей, уже стоя за самой моей спиной.
– Через дверь, – пробормотала я. – И вы же что-то про люк говорили?..
– Через какую дверь? – усмехнулся журналист. – На площадке, что ли? Так пока мы ее вскрывать будем, охрана снизу принесется. Там же наверняка наставлены всякие штучки. Да и шум они услышат – и как с чердака выходим, и как я отмычкой в замках копошусь. Нет, Оля, единственный путь – через окно. Вспомните старую русскую традицию, идущую с времен основателя нашего города… Я, кстати, специально посмотрел: у Багирова одна створка оставлена приоткрытой. Вот туда и полезем.
– Но веревку-то можно и здесь привязать, – завела я все ту же песню.
– А отвязывать кто будет? Думаете, я собираюсь бегать по крыше туда-сюда? Знаете, не хочется служить воробьем для охраны.
– А они нас видят?
– Увидят, если слишком долго стоять будем. Давайте вперед. Или назад.
Я пошла вперед. Хотела бы закрыть глаза, но не решилась. Слава богу, у меня хватило ума надеть кроссовки. А если бы я тут в туфельках прогуливалась?
Правда, могу признать, что хождение по крыше далось мне гораздо проще, чем можно было бы предположить. Примерно шагов через десять я уже точно знала, как надо ступать, хорошо держала равновесие, ноги совершенно не скользили, страх в некоторой степени прошел, вниз не смотрела, стремилась к заветной цели – «домику» над квартирой Багирова. Хорошо, что он оказался не над Надеждиной. Туда идти пришлось бы дольше.
До цели добрались без особых приключений. Ступив внутрь, мы с Сашей-Матвеем вздохнули и встретились взглядами.
– Вы – молодец, Оля, – похвалил меня журналист. – Если честно, не ожидал. – И поцеловал мне руку.
Видел бы нас сейчас кто-нибудь… Про себя отметила, что с вежливыми людьми всегда приятно иметь дело.
Но времени на дальнейшие раздумья у меня не оказалось. Саша-Матвей извлек из своей вместительной спортивной сумки альпинистский крюк, прицепил его к стене «домика» (этот, кстати, был значительно меньше, чем предыдущий), попробовал на прочность и стал разматывать веревку. Она, к моему удивлению, оказалась достаточно тонкой. Конечно, не такой, которой в советские времена перевязывали коробки с обувью, но тем не менее. Я ожидала нечто типа каната, по которому в школе лазают.
Усмехнувшись, Саша-Матвей заметил, что веревка, по которой будем спускаться мы, выдерживает альпинистов и неоднократно выдерживала самого журналиста, поэтому переживаю я зря. Саша-Матвей планировал идти первым, раскрыть окно пошире и в него влезть, а затем ловить меня.
Глядя на альпинистский крюк, я вспомнила покушение на Багирова в больнице. Там тоже пользовались крюком. У журналиста спросила, трудно ли в нашем городе достать подобное снаряжение. Я ведь во второй раз за короткое время сталкиваюсь с вещью, которую раньше никогда не видела.
– Никаких проблем, – пожал плечами Саша-Матвей, потом внимательно посмотрел на меня. – Если хотите, я вам потом подарю крюк. Детям вашим должен понравиться. Главное: сейчас ничего не бойтесь. У вас же сильные руки. Вы это показали сегодня. Съедете по веревке, тут совсем невысоко, чуть качнетесь вправо, а там я поймаю веревку. И на подоконник.
– А обратно как? – прошептала я.
– Ну что вы все планируете на сто шагов вперед? Так же. Сами не взберетесь, я вас вытяну. У вас все прекрасно получится. Ладно, я пошел.
Закинув спортивную сумку за спину, Саша-Матвей взялся за веревку и «поехал» вниз. Я следила за ним из дверного проема, пока он не скрылся за краем крыши. Практически сразу послышался звук раскрываемого окна. Да ведь тут в самом деле невысоко, сказала сама себе. Верхний этаж. Чего психовать-то? Главное – не смотреть вниз.
Дернулась веревка. Это был Сашин сигнал: он готов меня принимать. Перекрестилась, взялась за веревку и тоже «поехала» вниз. Чувствовала, как жжет ладони. «Да ведь я же их обдеру!» – мелькнула мысль, но тут же исчезла: я зависла над двором как раз на уровне окон последнего этажа. Вернее, чуть ниже. То есть мой нос был на уровне подоконника.
Не удержалась и посмотрела вниз. Чуть не выпустила веревку. Чуть не рухнула вниз с криком «Мамочки!». Зачем меня сюда понесло?! Дура! Сумасшедшая! Прав был Камиль…
– Оля, качнитесь влево, тьфу, то есть вправо. Вправо качнитесь! Ну!
Саша-Матвей стоял у раскрытого окна и тянул ко мне руки. Но ему было не дотянуться до веревки: «домик», к моему величайшему сожалению, располагался не строго над оставленным открытым окном.
Я качнулась – и Саша поймал веревку.
– Не отпускайте ее!
Журналист стал затягивать меня внутрь. Оказавшись на коленях на подоконнике, я рухнула вниз в комнату, создав много шума. Но сейчас мне было плевать на все. И даже на то, что я опять ударилась лицом. Из глаз посыпались искры. Но что такое какие-то искры по сравнению с зависанием над двором на уровне четвертого этажа старого дома?.. Кстати, со своего третьего, из «хрущевки» я бы спокойно могла спрыгнуть вниз. Раньше, правда, у меня таких мыслей не возникало. Но теперь появилась кое-какая уверенность в своих силах. Если понадобится – прыгну. И у нас там мягкий газон, а не асфальт, как у Надежды Георгиевны.
Вначале я встала на колени, тут почувствовала, что щека здорово болит, дотронулась до нее и увидела на руке кровь. Значит, что-то опять разбила или расцарапала – или содрала старое, начинающее затягиваться. Ладно, одной царапиной больше, одной меньше. Не важно. Меня в любом случае сейчас можно только в фильмах ужасов снимать.
Слева слышался какой-то шум. Повернула голову. Не теряя зря времени, Саша-Матвей уже дергал каждую половицу.
– Багиров говорил – у правого окна, – прошептала я.
– А это какое, если через дверь входить? – прошептал в ответ журналист.
Он, конечно, был прав. Лешка же не с улицы смотрел.
