Люси Кларк - Виновато море
– Нужна. Она всегда трепетно относилась к тебе.
Кейти рассмеялась в ответ:
– Я считалась добропорядочной занудой – забыл?
– Ну, это тебе так хотелось думать, а мне все виделось по-другому. Говоришь, Миа была отчаянной и бесстрашной? А ты? Ведь это ты уехала в Лондон, чтобы вы могли начать новую жизнь. Миа оставалась в Корнуолле. А теперь ты путешествуешь по миру. Вы не так уж и отличались друг от друга, как тебе казалось.
Она прислушалась к звуку собственного дыхания.
– Мы здорово досаждали друг другу.
– Вы были сестрами.
Кейти отметила про себя, что он употребил прошедшее время – «были». Сестрой ей уже больше не стать. Никогда.
Никогда она уже не потанцует с Миа босиком в гостиной. Никогда не полежит с ней в море, слушая песни русалок. Никогда не обнимет ее и не вдохнет теплый жасминовый запах. Кейти понимала, что с утратой Миа она потеряла часть себя.
– Я думала, у нас больше времени… Я думала, наши противоречия с годами сгладятся. Я наивно мечтала, что когда-нибудь мы вернемся в Корнуолл и будем жить по соседству. Я даже представляла, как мы вместе воспитываем детей. Правда, Миа говорила, что детей ей не хочется, но я представляла ее с тремя черноволосыми большеглазыми малышами, которые босиком носятся по дому как угорелые. – Она замолчала, пережидая подкативший к горлу ком. – Так много времени пропало зря.
Теперь она дошла до конца путешествия Миа, и идти дальше было некуда. Кейти предстояло самой решить, что было правдой. Слово «самоубийство» назойливо металось у нее в голове, точно мотылек, от которого она упорно отмахивалась. Она чувствовала, как он все шире расправляет крылья, стряхивая с их краев пыльцу ей на сердце. Если бы она была уверена в том, что Миа не прыгала со скалы, разве не настояла бы на дополнительном расследовании? Разве не задействовала бы все доступные ей возможности и контакты, чтобы выяснить, что же все-таки произошло в ту ночь, когда Миа не стало? Она так и не предприняла этих шагов, потому что в ее душе были сомнения и она не исключала возможности самоубийства.
– Финн, ты должен ответить на мой вопрос. Я не задавала тебе его раньше, однако сейчас считаю это необходимым. И мне нужно, чтобы ты честно на него ответил. – Кейти перевела дух. – Ты считаешь, Миа могла покончить с собой?
– Никто из нас не может что-либо утверждать…
– Но у каждого есть свое мнение, и основанное на том, что нам известно. И я хочу знать твое. Ты путешествовал с ней. Ты понимал ее. Ты был ее лучшим другом. Мне надо знать, веришь ли ты, что Миа сама свела счеты с жизнью.
Финн встал и вышел на балкон. Отложив в сторону дневник, Кейти последовала за ним. Светившая высоко в небе яркая луна окутывала все вокруг холодным серебристым светом. Ветер усилился, и она обхватила себя руками. Финн сунул руки глубоко в карманы.
– Тебе действительно так надо это знать? – спросил он.
– Надо.
– Когда я узнал, что она умерла, я не мог в это поверить. Насколько я ее знал, она не могла прыгнуть со скалы. – Он помотал головой. – Но потом всплыл этот Харли. Я знал, как на нее подействовало то, что он покончил с собой. Его смерть будто предопределила ее жизненный путь, который она уже не могла изменить. И мое письмо это довершило.
Снизу до Кейти донеслось легкое постукивание его ноги по балконным перилам.
– С тех пор как я приехал на Бали и мы много разговаривали, я узнал Миа гораздо лучше. Думаю, она считала, что оттолкнула от себя всех, кто был ей дорог – Грейс, Ноя, тебя, меня. Потом еще этот рисунок в дневнике. – Он выдохнул. – Думаю, она сама себя возненавидела. Хотелось бы верить, что она не прыгала, потому что в противном случае в этом есть и моя вина.
Кейти вцепилась в балконные перила, ощущая их жесткость каждой своей клеточкой. Когда она посмотрела на Финна, выражение его лица было суровым, хотя глаз не было видно из-за созданной лунным светом тени.
– Сожалею, Кейти. Думаю, Миа могла свести счеты с жизнью.
Земля закачалась и стала уходить из-под ног, словно она стояла на носу лодки. Кейти долгие месяцы искала ответы на свои вопросы. А теперь все ее день ото дня нараставшие надежды и тревоги вдруг стали стремительно рушиться. Пальцы соскользнули с перил, ноги подкосились.
Она чувствовала руки Финна, сознавала, что он ведет ее к креслу, ощутила мягкость просевшей под ее тяжестью подушки, слышала скрежет пододвигаемого к ней второго кресла. Он считал, что Миа покончила с собой.
Внезапно Кейти призналась себе в том, что и сама так думала. Из ее горла вырвались сдавленные горестные рыдания. Она представила Миа на краю утеса, готовую вот-вот решиться на последний шаг. Она видела, как ее сестра стоит босиком, отведя назад плечи, в зеленых глазах мелькает страх. Записки не было, потому что она, видимо, так окончательно и не решила, что сделает это. Возможно, когда она стояла, прислушиваясь к шепоту ветра, ей чудился и шепот произнесенных Кейти слов – и она шагнула вперед.
– Это моя вина, – снова и снова повторяла Кейти сквозь слезы.
– Послушай, – решительно произнес Финн, сжав ее руки, чтобы заставить ее взглянуть на него. – Никто из нас никогда до конца не узнает, что творилось у Миа в голове и что привело ее к тому, что случилось. Но это был ее выбор. Это не твоя вина. Понимаешь? В этом никто не виноват.
Глотая слезы, Кейти пыталась кивнуть головой.
– Мы должны вместе все это пережить.
Слово «вместе» показалось ей островом в пустынном море. Она стала искать его губы своими, ее руки обвили его тело. Сквозь соленую горечь слез она почувствовала движение его губ – они целовали ее и успокаивали. Ей необходимо было крепко прижаться к нему, чтобы все это пережить.
Затем она ощутила на губах прохладу – чуть опустив голову, он прижался к ней лбом.
– Прости, – сказал он, – я не могу.
Она отпрянула, закрыв лицо руками.
– Сейчас не время. Слишком уж…
– Прошу, не объясняй. – Не в силах ничего обсуждать, она порывисто встала: – Хочу принять душ и лечь.
– Не надо, не усложняй все между нами. Боже, Кейти, мы столько пережили. Я не могу целовать тебя сейчас, когда ни один из нас толком не знает, что чувствует.
– Я знаю, – тихо возразила она.
– Ладно… Хорошо. Тогда давай просто…
– Нет, я хотела сказать, что знаю, что чувствую. И всегда знала. – Сейчас ничто не могло помешать ей быть искренней. Было бы глупо скрывать, что она чувствовала, после всего сказанного ими. – Я люблю тебя.
Он смотрел на нее, не в состоянии поверить услышанному.
– Но ты же бросила…
– Тебя? Да.
– Почему?
– Из-за Миа.
Он сдвинул брови.
– Она нуждалась в тебе больше, чем я.
– Но я думал… Ты же сказала, что мы лишь хорошо провели время.
– Надо же было что-то сказать. – Она убрала волосы за уши и посмотрела Финну в глаза. – Я любила тебя. И люблю до сих пор.
– Не знаю, что и сказать.
Слова прозвучали, словно удар в под дых, потому что ими было все сказано.
– А сейчас я хочу остаться одна.
– Давай не будем…
– Прошу тебя.
Финн помолчал, словно обдумывая ее просьбу.
– Что ж, если ты так хочешь… Давай поговорим утром.
– Да.
Они вместе направились к двери. Кейти открыла ее, и он вышел в коридор.
– Так увидимся утром? За завтраком?
– Да, – пообещала она, изобразив фальшивую улыбку, скрывающую ее истинные намерения. Она вовсе не собиралась выполнять обещанное.
30
Миа
(Бали, март)Миа вдавила донышко водочной бутылки в песок и придвинулась ближе к огню. Пламя облизывало дрова красно-оранжевыми языками, выдыхая в небо витки сладковатого дыма. Жар костра припекал ей колени и щеки.
Кто-то играл на бонгах, и от этого звука стучало в голове. Большинство собравшихся вокруг костра были туристами – постояльцами хостела – и могли выпивать до самого рассвета.
Миа потерла глаза руками: она бодрствовала уже тридцать шесть часов. Накануне ночью, закончив писать в дневнике, она вышла из гостиницы и с удивлением обнаружила, что наступает рассвет. Решив пройтись, она обнаружила, что в начале нового дня лица попадавшихся навстречу людей действовали на нее успокаивающе: трое мужчин с удочками; женщина, сплетавшая что-то из листьев бамбука на пороге своего дома, – бледные лучи рассвета падали на ее морщинистое лицо. Миа бродила по улицам много часов, пока не стерла почерневшие от грязи ступни. Когда она вернулась в гостиницу, комната Ноя была уже свободна, а взятая им напрокат машина исчезла.
Она представила, как он сидит в самолете – чуть подавшись вперед, чтобы спинка кресла не давила на травмированную спину. Куда он летел? Домой в Австралию? Или в страну, где еще никогда не был, чтобы не тревожить память воспоминаниями? Его отсутствие отдавалось пустотой в груди.