Колокол - Лора Кейли
Жоэль послушно отошёл и стал рыхлить ногами опавшие листья в поисках подходящих веток, но смотрел он не под ноги, а куда-то вверх, на гнездящихся чёрных птиц.
– Так ты ничего не найдёшь, Жоэль, – Мария улыбнулась. – Держи лучше хворост, – она всучила ему собранную охапку, – а я поищу ещё ветки.
В лесу пахло утром и тишиной – природа ещё не успела проснуться, даже неловко было Марии так нагло её будить. Но что тут поделать – отец Ланге после случившегося больше лежал, и камин трещал последними головёшками; на днях надо будет съездить в город за углём, а пока решено было обойтись остатками дров и хворостом. Мария рада была заняться делом. Куда лучше, чем сидеть в церкви и думать обо всём этом.
– Тяжёлые мысли – наказание за безделье, – говорил ей святой отец, – и умственное, и физическое. Вот пришла тебе плохая мысль в голову – значит, не там бродят твои мысли, не с Богом. Тот, кто в Бога верует, в уныние не впадёт.
– Не впадёт, – соглашалась Мария, а сама всё думала, думала…
Ведь не было у них никакого дома, кроме этой церквушки, и земли никакой тоже не было, кроме этой земли. Куда им теперь идти, Мария не знала. И не думать о том не могла. У других людей большая родина – город или деревня. А у неё что? Церковь да лес. Когда ей миновал семнадцатый год, отец Ланге решил спровадить её в город, колледж какой-то нашёл при городской церкви, но она ни в какую не хотела уезжать. Как оставишь старика и Жоэля? Да и сама она без них жизни не представляла.
– А он заговорит, отец? – спросила как-то Мария.
– Бог даст, заговорит, дочка. А нет – так оно ему, значит, не надо. И разве есть что путное в разговорах? Все они пустые, почти все. Если б человек говорить не умел, у него и грехов вдвойне поубавилось бы.
– Так разве не Божья это воля, чтобы говорил человек? – удивилась тогда Мария.
– Божья, – кивал святой отец, – и воля, и испытание Божье. Есть люди не хозяева своему языку, а вот Жоэль наш – хозяин; не хочет говорить – не говорит, и ничто-то его не проймёт, – смеялся Ланге.
Мария знала, что он тоже переживает. Всё время, что с ними жил Жоэль, святой отец учил его наукам, читал с ним книги, учил читать, но научился тот чему или нет, так они и не знали. Жоэль часто сидел над книгами, переворачивал страницы, а читал он или нет, как тут поймёшь…
Мария вытащила из кустов огромную ветку, сухую, хорошую, наступила на её середину и стала ломать. Древесина никак не поддавалась, вся измочалилась, но не отпускала и части от себя.
– Да что же ты, – старалась Мария, – отрывайся давай…
За спиной подходил Жоэль, треща ветками, шурша опавшей листвой.
– Может, у тебя получится? – спросила, не оборачиваясь, Мария.
– Может, и получится, – сказал чужой голос.
Она выронила всё, что собрала, и обернулась. Это он, тот второй, мелкий и коренастый, который хотел отобрать у них землю…
Он схватил её за руку и дёрнул к себе. Мария только набрала воздуха в грудь, но тут же выпустила его без единого крика – на неё смотрел пистолет.
– Крикнешь – убью! – сказал он.
Мария огляделась по сторонам, Жоэля нигде не было.
– Где мой человек?
Мария молчала.
– Ты тоже немая?
Она помотала головой.
– Значит, отвечай, когда тебя спрашивают! Где мой человек?
Мария не сводила взгляда с дула, уставленного на неё.
– Я вам сказал убираться отсюда, – он тряс пистолетом перед её лицом. – Забирай старика и проваливай! – Он отпустил её руку, отстранился на шаг, но всё так же держал на прицеле. – Или вам не поздоровится. Я не шучу, девочка… Так своему старику и передай. Либо вы уходите отсюда живыми, либо вас найдут уже мёртвыми.
Что-то хрустнуло в кустах. Мужик обернулся и выстрелил.
– Там Жоэль, не стреляйте! – закричала Мария.
Жоэль выпрыгнул из кустов с большой палкой и пошёл на незнакомца.
– Ах ты, чёртов засранец… – Тот прицелился.
– Беги, Жоэль! – кричала Мария.
– Заткнись, стерва, – он перевёл пистолет на неё. – Как вы меня все достали!
– Жоэль, беги!
Незнакомец выстрелил ему в ноги; парень вскрикнул и попятился назад, всё так же глядя на Марию.
– Беги, Жоэль, беги! – кричала она.
Коренастый мужик нацелился уже выше и выстрелил ещё раз; пуля вонзилась в дерево. Жоэль побежал, каждый раз вздрагивая от выстрелов за спиной.
Мужик ещё несколько раз нажимал на спусковой крючок, а после вытащил обойму.
– Все патроны на него истратил… – Он сплюнул. – Скажи спасибо, что ничего не осталось, а то и тебя пристрелил бы.
Мария не двигалась с места; колени её дрожали, слёзы застыли на красных щеках.
– Я сказал тебе, деточка, – он подошёл ближе, – проваливай, пока жива. И своих забери.
Он сплюнул ещё раз, оттолкнул её и пошёл прочь из леса.
Мария не помнила, сколько вот так простояла, оцепенев. Очнулась она от знакомого голоса – отец Ланге звал их с Жоэлем.
– Я здесь, – вырвалось у неё из груди, – я здесь… – Она так и не сдвинулась с места.
– Мария, девочка… – Хромая и пошатываясь, из зарослей можжевельника к ней вышел Франсуа Ланге.
– Отец, – разрыдалась Мария и упала ему на грудь.
– Я услышал выстрелы, – он оглядывался по сторонам. – Где Жоэль?
– Он убежал. Тот человек стрелял в него, но Жоэль скрылся в лесу.
– Ох, ты ж, Господи… – вздыхал Франсуа Ланге, – Жоэль, сынок, выходи!
Он посмотрел на Марию и нежно погладил её по пушистым взъерошенным волосам.
– Проиграли мы с тобой, дочка, надо будет нам уезжать.
– Но вы же сказали, что не оставите дом, – она всхлипнула носом, – это же наш дом, отец, это же наша церковь…
– А что я… убьют меня, не убьют, мне уже всё равно, а вот вам ещё жить да жить. Уезжайте отсюда, пока не поздно; бери Жоэля и уезжай.
– Не поеду, – Мария обняла старика, – не поеду, не поеду я никуда!
Отец Ланге молчал. Сколько раз он винил себя, что не отвёз тогда Марию-Маргарет в город, что оставил у себя… Так бы она училась в пансионе, сейчас поступала бы в колледж, а что у неё есть теперь…
– Прости меня, дочь моя, – он вздохнул, – оставил я тебя при себе.
– Надо найти Жоэля, – она вытирала слёзы, – никуда мы отсюда не уедем.
