Закон семьи - Анне Штерн
Хульда округлила от удивления глаза.
– И наоборот, если в бюргерской семье ожидается незаконнорожденный ребенок, проблему нужно решить срочно, тихо, без скандала. Есть люди, которые приходят на помощь – ребенка забирают, а те, кто от него избавляются, еще и платят за это денежки.
Хульда увидела мелькнувшую на лице Карла мрачную тень, словосочетание незаконнорожденный ребенок, несомненно, пробудило в нем воспоминания о его неизвестном происхождении. Летом 1922 года, когда они с Хульдой только познакомились, Карл какое-то время был уверен, что нашел свою мать, много лет назад отдавшую его в сиротский приют. Но в конце концов его подозрения оказались ошибочны, так что вопрос, откуда он родом, до сих пор был открытым.
– Почему же такую торговлю не запрещают? – спросила Хульда.
Карл пожал плечами:
– Против нее даже не существует закона. Недавно Лига Наций в Женеве приняла решение включить права детей в конституции государств, которые в эту Лигу входят. Но пока это начнет действовать в Германии, пройдут годы… Нам нужен новый национальный закон о попечительстве над несовершеннолетними, чтобы здесь в Берлине основали ведомства по опеке несовершеннолетних. В данный момент правительство занято исключительно вопросом, как накормить бедных.
– А почему убили детей в Темпельхофе? – спросила Хульда, отчасти чтобы отвлечь Карла от печальной темы его происхождения, отчасти потому, что действительно не понимала причины убийства.
– У Фабрициуса есть теория на этот счет, – нахмурил брови Карл. Хульда знала, что он всегда был немного недоверчив к способностям, а еще больше к инициативам своего ассистента. – Вообще-то это была моя идея, но он развил ее дальше. Он думает, что там был своего рода перевалочный пункт, но потом случилось что-то непредвиденное. Возможно, посредника неожиданно обнаружили, возможно, компаньоны не поделили товар или не сошлись в цене.
– Товар? – Хульда не поверила своим ушам, услышав это слово. В каком жестоком мире день за днем приходилось вращаться Карлу! Ей на ум пришло ужасное подозрение, которое возникло еще в разговоре с Йеттой: – Может быть, младенец Ротманов тоже среди… товара?
Карл задумался, словно не был уверен, все ли можно рассказывать или нет. Но потом отрицательно покачал головой.
– Самой молодой жертве было около пяти лет. Новорожденных в числе найденных не обнаружено. Кроме того, ты говорила, что ребенок пропал где-то неделю назад, а к тому времени дети в Темпельхофе уже были мертвы.
Хульда почувствовала некоторое облегчение, но боль от того, что судьба младенца до сих пор неизвестна, не прошла.
– Биржа, – вскочил Карл, – наша станция, пора выходить.
Они вышли из переполненного трамвая, с трудом пробираясь сквозь плотную здесь толпу, и направились на север в сторону квартала Шойненфиртель.
Беспокойство, терзавшее Хульду со времени пропажи ребенка, усиливалось. Поэтому она была рада, что Карл сопровождал ее сегодня. Может быть, его опыт сотрудника криминальной полиции даст результаты. Он попытается поговорить с Тамар или поспрашивать других соседей в доме, не заметили ли они чего-нибудь. В отличие от прошлой недели, когда у нее было чувство, что Карл ее поучает, сегодня Хульда была уверена в его искреннем желании помочь. А еще ее не оставляла мысль: уж не по просьбе ли Карла Берт вдруг начал с ней разговор о любви? Посоветовал не противиться, жить на всю катушку?
…Они шли вдоль улицы Гормана, и Хульда удивилась скоплению людей на углу. Сотни человек стояли перед зданием. Приблизившись, Хульда и Карл увидели человека, смастерившего себе подиум из шаткого стола и выступающего с бойкой речью. В отличие от большинства он был одет по-бюргерски: на нем были черный котелок и бабочка. Многочисленные слушатели, в основном мужчины в драных пальто и потертых шляпах, в паузах между фразами взрывались возгласами одобрения. Некоторые угрожающе потрясали в воздухе кулаками, показавшимися Хульде наэлектризованными. Листовки шуршали в руках слушателей, их раздавали направо и налево. Вся улица из-за количества народа производила впечатление темной массы, опасной и неуправляемой.
«Что там за сборище?» – подумала Хульда и потянула Карла за руку, предлагая подойти поближе. Теперь она увидела, что это за здание, перед которым они стояли: биржа труда, о чем сообщала вывеска над входом. И она смогла разобрать обрывки гневной речи человека, ораторствующего на столе.
– Еврейское мировое господство, – кричал он, – ростовщичество… предательство галичан. – Больше Хульда не разобрала.
– Простите, – она потянула за рукав женщину, стоявшую спиной к ним и напряженно слушавшую оратора, – что случилось?
Женщина обернулась, ее впалые щеки горели.
– Они больше не выдают денег, – хрипло сказала она. – Помощь безработным. Каждый месяц здесь можно было забрать пособие, но сегодня с этим покончено. Говорят, денег больше нет. Негодяи! Им все равно, если мы, немцы, сдохнем.
– Кому им? – непонимающе спросила Хульда.
– Как кому: евреям, – ответила женщина, словно это было яснее ясного, – они скупили все деньги. У них есть золото, они все преступники и теперь живут здесь припеваючи в окрестностях Мулакштрассе, а мы остаемся ни с чем. Мне дома нужно кормить четыре рта: в то время как тем, кто приехал из Галиции, здесь в квартале живется хорошо, мои дети голодают.
– Припеваючи? – скептически переспросила Хульда. – Вы бывали в последнее время на Мулакштрассе, на улице Гренадеров? Ведь там все бедные, гораздо беднее вас, могу вас уверить.
На лице женщины отразилось недоверие. Хульда заметила, как Карл рядом с ней нервными жестами призывал идти дальше, однако женщина теперь смачно плюнула перед Хульдой.
– Значит, вы одна из них, – презрительно сказала она. – Я могла бы и догадаться. Так изящно разодеты, расхаживаете тут.
Хульда осмотрела свою одежду. Старая юбка заштопана в нескольких местах, бока пальто потерты. Но у нее были хорошие перчатки, аккуратный макияж. И внезапно Хульде стало ясно, что женщина, очевидно живущая на пособие, видела в ней даму.
– Мне жаль, что вы не получили денег, но скоро введут рентную марку. Вот увидите, тогда ситуация образуется.
– Всё – еврейская пропаганда! – огрызнулась женщина, и Хульда заметила, как их начали окружать слушатели.
– Пойдем же, Хульда, – зашипел Карл, чувствовавший опасные ситуации за версту, – нам пора идти.
– Да, убирайтесь! – крикнула женщина, теперь уже совсем разбушевавшись. – Неважно, как далеко вы убежите, в конце вас накажут за то, что вы обратили немецкое государство в руины. Мы доберемся до вас, будьте уверены!
К своей досаде, Хульда чувствовала, как дрожат ее колени. Карл вел ее, вместе они нырнули в одну из боковых улиц, оставив за спиной свирепствующую толпу на улице Гормана. Они молча шли рядом, и лишь перестав слышать отдельные голоса, Хульда остановилась.
– Что это было? – спросила она.
– То, что уже несколько недель можно наблюдать в городе, –
