Смерть на фуникулере - Тони Бранто
Муж протрезвеет и, возможно, не вспомнит ни про какое письмо, потому, не став его дожидаться, Тамара уснула в хорошем настроении, думая, как же ей завтра поступить.
И когда на следующий день она увидела в коридоре миссис Палмер, то пригласила её к себе на чашку кофе. Можно по-разному представить себе их разговор, но мы точно знаем пару фраз, сказанных Тамарой Робинсон: «…чтобы какая-то пигалица вешалась на моего мужа… какой позор…» и «…мой муж ни за что не свяжется с такой девицей, как ты его ни соблазняй…». Мисс Бёрч и Коннор оба решили, что Тамара беседует с Мэри. Мисс Бёрч думала, что понимала, к чему были эти слова, а вот Коннор не находил в услышанном никакого смысла. Но сейчас-то нам с вами очевидно: Тамара Робинсон, предположив, что мистер Палмер ездил в бордель, выражала его жене своё сочувствие, попутно замечая – и весьма колко! – что её собственный муж, который до этого прилюдно её оскорблял, так бы не поступил.
Карлсен вдруг усмехнулся:
– Мне кажется, нельзя быть женщиной в большей степени, чем миссис Робинсон. Это как отдельный вид искусства.
Он помолчал и сказал:
– Но миссис Палмер – женщина несколько другого склада. Её не волнуют интриги, а волнует лишь то, как выглядит со стороны её жизнь. Идеальный дом, идеальная лужайка перед домом, идеальный забор, идеальный пирог, идеальный отпуск в идеальном отеле с идеальными простынями. Она живёт в мире таких же идеальных подруг. Но что будет, если эти подруги прознают, что её муж ездил в бордель? Будет катастрофа. Что там война в сравнении с этим несмываемым пятном на безукоризненной жизни четы Палмер!
Вся проблема в том, что миссис Робинсон общалась с мисс Бёрч, женщиной, чьи книги читают миллионы американок. Если мисс Бёрч хоть где-то проболтается о Ричарде Палмере, миссис Палмер лишится смысла существования.
По этой причине Тамару Робинсон пришлось убить. Аконитин был идеальным выбором, потому как при вскрытии его практически невозможно обнаружить, только если знать, что убийца использовал именно этот яд. На миссис Палмер никто бы не подумал.
И, кстати, вчера она попыталась утопить меня по той же причине, по которой отравила миссис Робинсон. Она увидела фотографию сапожной лавки и знакомое лицо в ней, и испугалась, но притворилась, что её шокировал снимок обнажённой мисс Бёрч. И всё-таки скрыть переживания ей не удалось: она дважды допустила ошибку в пасьянсе, потому как не переставала думать о снимке. Миссис Палмер поняла, что я мог напасть на след борделя и выяснить, что там побывал её муж. Меня срочно нужно было заставить замолчать. Я сам предоставил ей удобную возможность. Безусловно, моя смерть выглядела бы как несчастный случай на тренировке.
– Значит, она знала о борделе, о том, где он находится и как выглядел сводник? – спросил Каннингем.
– Ну да. Миссис Палмер следила за мужем, но закрывала глаза на его гуляния. Для неё было главным другое – то, какой видят её жизнь со стороны так называемые подруги.
Каннингем глубоко вздохнул.
– Помните, я говорил о напряжении, в котором пребывал мистер Палмер во время нашей беседы? – добавил Карлсен. – Вчера я сообразил, что причиной его переживаний стала дверь в кладовку, за которой перешёптывались месьё и мадам Фабьен. На двери висело зеркало, и потому эта дверь невольно напоминала ему ту, что он видел в сапожной мастерской. Мистер Палмер, что называется, был начеку. А вдруг мы не только смерть расследуем, но и пытаемся накрыть подпольную организацию? Мистер Палмер, военный, человек чести, предпочёл бы не быть впутанным во что-то такое.
Он смолк.
Ещё некоторое время в столовой сохранялась тишина, её пронзали всхлипы женщин и месьё Фабьена.
Вскоре семья Робинсон покинула помещение. С Карлсеном остались Каннингем, Фабьены и Вероника Бёрч.
– Спасибо вам, мистер Карлсен, – в тоне офицера секретной службы слышалось неприкрытое восхищение.
– Пустяки. Я получил удовольствие.
Юноша перевёл взгляд на писательницу. Та по-деловому, будто партнёру по бизнесу, сообщила:
– Я подобрала фамилию Рупрехту – Талион. Так звали собаку, которую я отравила. Её способности находить любую вещь – меня в том числе – иногда поражали. Я подумала, в Рупрехте её дух словно возродился. Вы не против?
Карлсен покачал головой, задумчиво обронив:
– «Талион» означает «возмездие».
С губ Вероники слетел смешок:
– Вот уж точно – судьба глумится! Талион вернулся ко мне в виде вас, и где? В югославской аптеке! Я знала, что видела вас раньше! Но хочу, чтобы и вы знали, – её торжествующе-резкий тон сменился на внезапно романтический. – Где-то глубоко – очень-очень глубоко, разумеется, – во мне всегда жило чувство, что за бессердечие когда-нибудь мне ещё аукнется.
– С трудом верится, – улыбаясь, заметил Каннингем.
– Но ведь я до конца не верила, что Коннор убийца.
– В самом деле?
– Да. Очевидно, произошла какая-то ошибка, всё думала я. Даже стала уверять себя, что сама себе всё там нафантазировала. Как раз такие нелепости и случаются в моих книгах, где всё по-человечески нелогично, зато жестоко и зрелищно. Да, кстати, Эмили согласилась поехать со мной в кругосветное путешествие. Мы обе надеемся, что, повидав мир, она обретёт хотя бы малейшую толику цинизма.
– Но не забывайте и сами при этом учиться состраданию, – мягко сказал Карлсен. – И когда в следующий раз вы увидите, как кого-то убивают, попытайтесь проявить свои новые навыки.
Девушка мечтательно вздохнула:
– Я попытаюсь.
– Стерва! – устала держать в себе эмоции Жоржетта. Она морщилась от презрения к едва не обретённой приятельнице. – «Поддерживать мир нисколько не легче, чем его строить…» Тьфу! Подумать только, а я ещё угощала эту выдру своим сандвичем!
Notes
1
Паспорт! (словен.)
2
Американский (словен.).
3
У доктора не югославская фамилия (словен.).
4
Да, да! (словен.)
5
Мы не торгуем пуговицами (словен.).
6
Это дуб! (словен.)
7
Полиция? Здесь? Нет! Никакой полиции! Зачем? (словен.)
8
Район Венеции.
9
Имеется в виду Огородная Мадонна –
