Джон Макдональд - В плену подозрений
Затем раздалось что-то вроде свиста странного летящего предмета. Быстро мелькающие ноги Джоан сделали еще один шаг, и... она, будто в кошмарном сне, лицом вниз бесформенно рухнула на мокрую траву.
Свет фонаря тут же погас.
Я обошел вокруг машины, скользя ногами по мокрой траве, толком не понимая, слышны ли мои шаги или нет, увидел смутную тень, протянул к ней руки, почувствовал, как мои пальцы коснулись грубой ткани одежды. Из моих глаз текли слезы гнева. И в это мгновение на меня вдруг налетел, казалось, огромный черный локомотив — он сшиб меня, мгновенно превратил во что-то маленькое, ничтожное и отчаянное, мечущееся между бешено вращавшимися спицами чертова колеса. Свет померк в моих глазах, и я провалился куда-то в бесконечную темноту мироздания...
Я пришел в себя только на заднем сиденье машины, которая подпрыгивала и подскакивала на больших ухабах, приподнялся на правый локоть, почувствовал чье-то теплое и тяжелое тело на бедре. Медленно провел рукой: так, вот лицо, гладкая щека, спутанные шелковистые волосы... Машина двигалась медленно, с трудом, как бы нехотя переваливаясь с боку на бок, совсем как что-то очень толстое, старое и усталое. Я искоса бросил осторожный взгляд в сторону переднего сиденья. Боже мой, на нем же никого нет! Совсем как в старой шутке — мы все на заднем сиденье, а водителя нет. Вперед, ребята! Сзади снаружи донеслось чье-то натруженное дыхание. Внезапно нос машины резко опустился вниз, буквально швырнув меня вперед к задней стенке водительского сиденья. Теперь мне стала видна блестящая поверхность капота и как она медленно скользит по направлению к темному зеркалу гладкой поверхности реки; последнее, что мне довелось увидеть, — это как темное зеркало разверзлось, неотвратимо и безвозвратно поглощая в себя и нас, и весь наш мир. Машина, наклонившись почти вертикально, медленно, плавно скользила куда-то вниз. Совсем как при замедленной съемке, когда ее сбрасывают с высокого и крутого утеса...
Наконец колеса — сначала передние, а потом и задние тоже — мягко, почти нежно коснулись илистого речного дна. Черного дна реки, где смерть возвещала о себе шипением воды, десятком тонких струек, проникавших внутрь машины, брызгающих на меня и неуклонно поднимающихся на моей стороне. А я, будто завороженный, с интересом смотрю захватывающий фильм... Вдруг меня словно током ударило — это струйка холодной воды из ближайшего окна ударила мне прямо в лицо, приведя наконец в чувство и вернув к жестокой реальности. А также вызвав дикий приступ необузданной паники.
Внутри оставалось еще немного воздуха, но он быстро уходил через мелкие, но многочисленные отверстия. Мой мозг лихорадочно заработал. Прежде всего я сбросил с себя связывающий движения пиджак, нагнулся и под водой снял ботинки. Вспомнив, что это двухдверный седан, я обеими руками взял ее тело и с трудом подтолкнул к переднему щитку приборов. Затем, с силой вдохнув драгоценного воздуха, протиснулся туда и сам. Нащупал ручку окна и, набрав в рот, наверное, последнюю порцию оставшегося воздуха, открыл окно. Это был риск, но риск вполне осознанный: когда весь воздух выйдет, внешнее и внутреннее давление в машине уравняется, и тогда можно будет попытаться открыть дверь. Если, конечно, она не заперта на защелку. Воздух с шипением и пузырьками вышел, нас окутала давящая водяная мгла. Я повернул ручку и изо всех сил нажал на дверь ногами. Господи, какое счастье — она открылась! Обняв девушку за талию, я попытался вместе с ней протиснуться наружу. Сначала ничего не вышло — она застряла, — но потом, в результате отчаянных усилий, мне все-таки удалось ее освободить. Когда мы уже почти вылезли наружу, подлая дверь попыталась закрыться и защемить мою ногу. Совсем как будто что-то живое хотело на прощанье укусить. Но не удалось: я вовремя выдернул ногу, и мы начали долгий, отчаянный путь наверх через мрачные, холодные слои воды. Крепко держа девушку одной рукой, другой я отчаянно загребал, и ощущение было такое, как если бы мы в каком-то кошмаре карабкались вверх по веревочной лестнице с проваливающимися ступенями...
Мои легкие были готовы вот-вот взорваться, в висках мерно стучал гигантский молот, воля к спасению ослабевала с каждым движением руки. Меня охватила самая настоящая паника — вот-вот у меня просто иссякнут последние силы, и в горло потоком хлынет поток леденящей черной воды...
Нет, сил все-таки хватило. Неожиданно моя голова оказалась на поверхности в прохладном влажном воздухе дождливой ночи. Я глубоко вдохнул свежий, невыразимо сладкий речной воздух... Течение медленно относило нас вниз по реке, мимо проплывали силуэты деревьев, едва видные в сумеречных отблесках огней далекого города... После нескольких глубоких вдохов моя голова прояснилась, и до меня вдруг дошло, что девушка до сих пор плывет со мной рядом вверх ногами. Я торопливо перевернул ее, подпер рукой подбородок, чтобы голова была как можно выше над водой, и изо всех сил потянул за собой к берегу. Нет, тут слишком круто, буквально не за что зацепиться. Она выскользнула из моих рук, и мне пришлось вновь вытаскивать ее на поверхность. Потом снова поплыл по течению в поисках более удобного места, стараясь держаться как можно ближе к берегу. Похоже, вот оно. Ноги коснулись дна. Стоя по пояс в воде, я толкал Джоан впереди себя, стараясь, чтобы ее голова все время была над водой. Отчаянно цепляясь за выступающие наружу корни деревьев, выбиваясь из сил, я все-таки вылез на ровное место, а затем вытащил туда и, казалось, уже безжизненное ее тело. Не теряя времени на отдых, хотя он мне ой как был нужен, я первым делом распрямил ее руки и ноги, как рекомендовано в инструкции по спасению утопающих, засунул палец в рот девушки и вытащил ее язык вперед, чтобы она случайно его не проглотила.
Поставив одно колено между ее раздвинутых ног, я начал энергично, с каждым движением усиливая нажим, надавливать на грудную клетку Джоан, чтобы открыть путь воздуху в остановившиеся легкие. Вначале от непомерных усилий меня настолько сильно трясло, что ритм получался неровным, а давление неравномерным однако через некоторое время я немного успокоился, и ритм постепенно стал приходить в норму: нажал — раз, два, три, отпустил — раз, два, три, нажал — раз, два, три, отпустил — раз, два, три... Я с отчаянием обреченного пытался вернуть к жизни тело, которое, скорее всего, было уже мертво еще до того, как оказалось на дне реки. Перед моими глазами стояла картина ее размозженной головы под копной спутанных светло-рыжих волос. Ведь я видел, как брошенный в нее предмет, пролетев со свистом, ударил ее по голове и свалил с ног, словно тряпичную куклу. Однако методично продолжал делать то единственное, что мог делать. В любом случае это было намного лучше, чем просто бессмысленно переживать.
Не было ни часов, ни дня, ни ночи, и, казалось, мое существование разделилось всего на два неразрывных друг от друга движения: нажать-отпустить, нажать-отпустить... От неимоверного напряжения мои руки слегка дрожали, время от времени соскальзывали. Несколько раз у меня мелькала предательская мысль прекратить, бросить это пустое, совершенно безнадежное занятие. Но мною уже, похоже, завладело состояние какой-то мании. Не помню, почему именно, но я, как одержимый, продолжал нажимать и отпускать, нажимать и отпускать... С сощуренными от боли глазами, с отвисшей от напряжения челюстью.
И вдруг... Вдруг прямо подо мной послышались звуки хриплого кашля, почувствовалось какое-то судорожное движение тела. Я перестал нажимать, бессильно опустил руки, прислушался. Действительно, у нее появилось слабое, но стабильное дыхание. И пульс тоже. Я медленно отполз от Джоан и лег правой щекой прямо в прибрежную грязь. Меня готово было вот-вот вырвать. От слабости я даже чуть было не зарыдал. Чего не делал никогда в жизни. В самом прямом смысле слова. Наконец, слегка успокоившись, я подполз к ней назад. Пощупал затылок, почувствовал мокроту.
Встал на дрожащие от слабости ноги, посмотрел вокруг, заметил вдали золотистые прямоугольники освещенных окон. Они там, у себя дома, у теплого очага... Я поднял ее мягкое, будто ватное тело на ноги, взвалил на плечи. Она оказалась очень тяжелой — была все еще без сознания. Споткнувшись о пару изгородей и разок уронив ее на землю, я вслух извинился за свою неуклюжесть и снова не без труда взвалил на плечо.
Мои тяжелые, спотыкающиеся шаги вызвали громкое квохтанье разбуженных кур, из конуры стрелой выскочил сторожевой пес и залился в доблестном истерическом лае: «Видите, как я, самый храбрый сторожевой пес, не жалея жизни, защищаю наш дом?! Вы только послушайте, как смело я лаю!»
Двор вдруг ярко осветился, оказалось, мы совсем рядом с большим сараем, от которого пахло машинным маслом и тракторами. Я споткнулся и чуть было не упал, но все-таки смог удержаться на ногах.
— Кто там? Эй, кто там? — громко прокричал мужской голос.
