Нил Олсон - Икона

— Насколько мне известно, нет. Он никому ее не показывал. Ее видели лишь несколько его ближайших друзей. Возможно, кто-то из них был специалистом по истории живописи.

— Но они не брали на анализ краску, дерево и так далее?

— Ничего подобного не было, я уверена.

— Вы меня успокоили. Знаете, у этих экспертов нет уважения к священному искусству. Иногда они наносят работе огромный вред. Надеюсь, ваш эксперт, господин Спиар, тоже бережно обращался с иконой?

Ну вот, опять. То, что Мэтью занимался иконой, не было тайной. И все-таки то, что дель Каррос произнес его имя, смутило ее. Пожалуй, в этом разговоре не было ничего, что бы ее не смущало.

— Он очень бережно с ней обращался. Он только смотрел на нее.

— И что полезного он вам сообщил?

Не твое собачье дело, хотелось ей сказать, но она сдержалась. Надо было узнать кое-что еще. На самом деле ее раздражение объяснялось тем, что она никак не могла понять, чего он добивается. Иконы у нее уже нет, поэтому то, что она узнала о ней, не имело особого значения. Хотя, возможно, он считал, что какая-то информация может оказаться важной или таить в себе опасность — вне зависимости от того, кто сейчас был хозяином иконы.

— Господин Спиар работает в музее «Метрополитен», а не у меня. Он подтвердил, что работа очень старая, возможно, такая же старая, как все иконы святой Екатерины. Вот, пожалуй, и все.

— И все-таки он лично пытался найти икону, не так ли?

— Об этом вам лучше поговорить с ним самим.

— Совершенно верно. В точку. Ну а где икона сейчас, мисс Кесслер?

— Я не говорила, что знаю, где она сейчас.

— А как вы думаете? Вы же хотели мне что-то сообщить.

Уставившись на алтарь, она пыталась сложить из известных ей отрывочных фактов версию, которая хоть как-то могла бы его удовлетворить.

— Есть человек, некто Драгумис. Бизнесмен, который действовал от имени церкви — или якобы от имени церкви.

— Я знаю, кто он.

— Полиция думает, что он украл икону у самого себя. Вместе с ним в этом участвовала банда русских. Действуя от имени церкви, он сбил цену, а затем приказал ее украсть, чтобы у него ее не забрали.

Он медленно кивнул. Ее ответы его явно не устраивали.

— Об этом знает любой, кто внимательно читает газеты. Но в любом случае спасибо за то, что подтвердили это. Еще что-нибудь?

— Возможно, икона сейчас находится в Греции.

— Почему вы так думаете?

— А зачем тогда туда поехал Драгумис?

— Причин может быть много. Я правильно понимаю, что ваша информация о том, что икона находится в Греции, не является достоверной?

Ана всегда гордилась быстротой мышления. Даже сейчас она смогла бы сложить обрывки фактов, чтобы подтвердить свое предположение, но они наверняка ему известны. Она молчала. Дель Каррос кивнул и откинулся на жесткую спинку стула. Казалось, он разочарован не столько в ней, сколько во всем мире вообще. Они одновременно посмотрели вперед. Дородный бородатый турист вошел в заднюю дверь собора и стал внимательно осматривать алтарь.

— Скажите, мисс Кесслер, — произнес наконец дель Каррос, — а почему вас все еще интересует икона? Вы ведь уже получили за нее кругленькую сумму.

— А она меня не интересует, — ответила Ана.

— Мне трудно в это поверить. Может быть, вы обнаружили, что расстаться с ней было тяжелее, чем вы ожидали?

— Вам трудно в это поверить, потому что вы одержимы ею и считаете, что и все остальные тоже. Извините меня, но это немного эгоистично. — Ее слова прозвучали более резко, чем ей бы хотелось. Надо быть осторожнее. — Правда, мне совершенно безразлична эта икона. Я здесь только потому, что надеялась узнать кое-что о моем дедушке. Думаю, мне надо было более четко это объяснить.

— Тогда мы оба останемся неудовлетворены нашей беседой, — сказал старик. — К сожалению, у меня сейчас нет никаких побуждающих мотивов обсуждать с вами этот предмет. Хотя я в любом случае не мог бы вам много рассказать. Так что мне остается еще раз извиниться за то, что пригласил вас в столь отдаленное место.

Ей сказали, что она свободна. Вот так просто. И так происходило каждый раз, когда она слишком сильно давила, когда задавала неудобные вопросы. Эти мужчины — ее отец, ее дед, Уоллес, ее жалкий бывший муж, Пол. Даже Мэтью. Чуть-чуть прижми их — и они захлопываются, как створки раковины, запираются, отсылают ее собирать вещи, лишь бы сохранить в неприкосновенности свои драгоценные тайны.

— Мне кажется, вы немного несправедливы, — сказала она, пытаясь сдержать злость.

— Да? — Он, похоже, развеселился.

— Я пыталась говорить с вами откровенно. А вы ведь ничего полезного мне не сообщили. У меня нет нужной вам информации, но мне кажется, что если мы просто обменяемся мнениями, то сможем помочь друг другу.

— Итак, я эгоистичен и несправедлив. — Он сделал вид, что проигнорировал ее выступление. — Еще что?

— Ладно. Вы нечестный человек.

— Да еще и врун.

— Не надо за меня говорить.

— А почему вы считаете, что я нечестно себя вел по отношению к вам?

— Сначала вы дразните меня намеками о моем деде, а потом говорите, что ничего не знаете. И кроме того, вы очень многое недоговорили в той вашей истории.

— Это, по-вашему, нечестно? В бизнесе мы называем это осторожностью. Вы тоже сегодня были весьма осторожной, хотя сейчас довольно опрометчивы.

— Когда вы ездили в Грецию, чтобы увидеть икону?

— Какое это имеет значение?

— Может быть, во время войны? И может быть, вас туда не звали? И может быть, вы хотели чего-то большего, чем просто посмотреть на икону?

Он уже не выглядел веселым. Она знала, что зашла слишком далеко, знала уже тогда, когда произносила эти слова. Она плохой игрок. Быстро схватывает, но слишком нетерпелива.

— Кто-то рассказал вам какие-то байки, — медленно произнес старик, пытливо глядя на Ану.

— Нет. Просто мои собственные мысли. — Говорят, слишком много думать вредно. Слишком много говорить о том, что думаешь, — еще хуже. — Почему бы вам меня не поправить?

— Скажите мне, что вам рассказали, а я заполню пробелы.

— Мне ничего не рассказывали. В этом-то и проблема, понимаете? И я так и буду понимать все неправильно, пока кто-нибудь не скажет мне правду. А пока этого не произойдет, я могу напридумывать бог знает что.

Похоже, она попала в точку. Он почувствовал угрозу с ее стороны. Это было рискованно, и сейчас главное — не переиграть. Ведь на самом деле она блефовала: козырей на руках у нее не было.

— Вы думаете, я был каким-то барыгой, делавшим деньги во время войны, потому что у меня были дела с вашим дедушкой? — Бородатый турист подошел ближе, и дель Каррос понизил голос. Шепот был хриплым, неприятным. — Если ты имеешь дела с вором, это не значит, что ты сам вор. Мы были совершенно разные люди, уверяю вас.

— Вы называете моего деда вором?

— Я говорил вам, что грехи мои тяжелы, но, во всяком случае, я знаю, что это за грехи. Я действовал в соответствии со своими убеждениями, я верил в некоторые вещи — правильно это или неправильно. Ваш дед не верил ни во что, он не знал, что такое укоры совести, он мог принять любую точку зрения. Ему удобно было судить обо всем со своего удобного теплого насеста — нейтральности, неприсоединения.

— Подождите. — Одно дело подозревать что-то самой, другое дело — когда на твою территорию вторгается чужак. — Я пришла сюда не за тем, чтобы слушать, как вы оскорбляете мою семью.

— Не за этим? — Было видно, что эта тема задела его за живое. Его круглое морщинистое лицо порозовело. — Вы пришли узнать больше о своем дедушке, не так ли? Вы умоляли меня рассказать о нем. А что вы ожидали услышать? Разве мое мнение о нем вас так удивляет?

У дальней двери появился Ян. Он тенью следовал за бородатым туристом, держась от него футах в тридцати.

— Я знаю, что он замешан в каких-то нечистоплотных делах, — ответила Ана. — И он сам страдал от этого. Но он искренне считал, что помогает спасти произведения искусства, которые могли просто исчезнуть в никуда.

— Дитя мое, вы все неправильно понимаете. Ни один музей не стал бы покупать у него работы, так же как не станет покупать у вас: у этих работ нечистое прошлое. Вы унаследовали грязные деньги. Вас окружают краденые сокровища. Мне жаль, если я первый, кто сообщает вам об этом, но я почему-то в этом сомневаюсь.

Ана была настолько потрясена, что уже не могла рассуждать трезво. Она разбила его скорлупу, но не обнаружила под ней того, чего искала. Бородатый турист вышел из ближайшей к ним двери, и Ян направился за ним к дальней. Она вновь посмотрела на дель Карроса и увидела на его лице безмятежное спокойствие.

— Знаете, — сказал он совершенно другим тоном — теплым, слегка удивленным, — я начинаю думать, что я дурак, а вы — умная девочка.