Лев Портной - 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского
Принц Евгений окинул меня доброжелательным взглядом и сказал:
— Кутузов просил передать, чтобы граф Воленский как можно скорее завершил порученное его величеством дело. Светлейший князь ждет личного доклада от графа Воленского.
Повисла пауза. Дурасов кашлянул. Физиономии полковников Брокера и Парасейчука сделались кислыми.
Граф Ростопчин хотел что-то сказать, но выдал только невнятное «э-э», а принц Евгений, глядя на Федора Васильевича, продолжил:
— И еще, граф. Вам предписано оказывать любое содействие графу Воленскому.
— Но сегодня в Мамонове я встречался с Кутузовым. И фельдмаршал ничего не сказал мне, — возразил генерал-губернатор.
— Предполагаю, что вопрос о графе Воленском возник уже после того, как вы убыли в Москву. Фельдмаршал имел беседу с генералом Платовым, — пояснил принц Вюртембергский.
— Долго же он, Платов… — невольно сорвалось с моих
уст.
— Он пьян был несколько дней кряду, — объяснил принц.
Федор Васильевич, догадавшийся, что я передал через казацкого атамана сообщение фельдмаршалу, с неудовольствием взглянул на меня и произнес:
— Но я не понимаю, — что? Что такого в этом шпионе? Он как-то распознал о Леппихе. Так что же? Теперь об этом все знают. Что же теперь тратить силы на поимку?
Полковник Дурасов смотрел на генерал-губернатора с надеждой. Я мысленно поблагодарил атамана Платова и, слегка улыбнувшись, развел руками и сказал графу Ростопчину:
— И кстати, ваше сиятельство, прикажите вернуть мне шпагу.
Федор Васильевич кивнул Булгакову, тот поклонился и вышел.
—Граф, это письмо фельдмаршал попросил передать вам лично в руки. — И его высочество принц Евгений протянул мне конверт. Я спрятал его под сюртук и поклонился принцу. Поморщившись, граф Ростопчин отвернулся.
Парасейчук что-то говорил на ухо Брокеру. Тот слушал и делал какие-то неопределенные движения головой — то ли кивал, то ли покачивал ею в недоумении. Я подошел к ним.
— Вы говорили про Теплый Стан, — понизив голос до угрожающего шепота, сказал я. — Это она распустила лживые слухи о том, что шпион я. Знаете зачем?
Я выдержал паузу — они не ответили.
— Затем, — продолжил я, — что она предпочитает сдаться мне, нежели остаться в руках тех, к кому угодила сейчас.
Брокер и Парасейчук в недоумении переглянулись. Более не обращая на них внимания, я повернулся к Дурасову:
— А вы, милостивый государь, прекрасно понимали, о ком шла речь, когда я вас спрашивал о маленьком толстом купчишке. Или будете утверждать, что слыхом не слыхивали о Гавриле Яковлевиче Яковлеве?
Полицеймейстер Дурасов попятился и бросил беспомощный взгляд на генерал-губернатора.
— Отвечайте, где его найти? — приказал я и уточнил на всякий случай: — Яковлева!
— Я не знаю, — ответил полковник Дурасов.
—Как это — не знаете? — напирал я.
— Это не в моей компетенции, — пробормотал он и отступил еще на пару шагов.
— Кто знает? — повысил голос я и уставился на полицеймейстера Брокера.
Тот отрицательно покачал головой. Никто из присутствующих не ответил.
— Тогда вот что! Вы двое, — я окинул взглядом Брокера и Дурасова, — немедленно доставьте сюда подполковника Касторского. И если поторопитесь, может быть, как-нибудь сумеете оправдать свое бездействие.
— Андрей, — произнес граф Ростопчин требовательным и одновременно доверительным тоном, — что в ней такого, в этой шпионке?
— Простите великодушно, ваше сиятельство, — ответил я. — Я связан словом, которое дал его величеству.
— Хорошо, пусть будет так, — недовольным голосом сказал граф. — Но сдается мне, что здесь вопрос чьих-то личных амбиций.
—Неужели вы полагаете, что и светлейший князь сейчас занят чьими-то личными амбициями? — спросил я.
—Не знаю, что и думать. — граф Ростопчин сокрушенно покачал головой. — Выходит, дело не в сведениях о подготовке сжечь Москву.
— Ваше сиятельство, — сказал я, — мы сожгли Смоленск, мы оставляем руины за собой. Поверьте, Бонапарту хватит проницательности и без агентурных донесений понять, какую участь уготовили мы Москве.
— Значит, дело не в Леппихе, — промолвил он. — Но зачем тогда понадобилась твоя затея с воздушным шаром?
—И кто она? — поинтересовался принц Георг. — Что за дама?
—Это, ваше высочество, та самая дама, о которой мы говорили с вами в Твери.
—Это… это невероятно! — воскликнул принц Ольден- бургский.
— И так бывает, — сказал я. — Позвольте спросить, ваше высочество, как ваша супруга ее высочество Екатерина Павловна?
— Все хорошо, благодарю вас, — промолвил принц Ольденбургский. — Родила сына, мы нарекли его Петром.
—Примите самые искренние поздравления!
—Благодарю вас! И все же, граф, вы уверены, что эта дама…
Отворились двери, вернулся Булгаков, за ним в кабинет вошли полицеймейстер Брокер и начальник фельдъегерского корпуса подполковник Касторский. Александр Яковлевич протянул мне шпагу.
—К сожалению, именно так. Это графиня Селинская. Селинская по мужу, — сказал я принцу Георгу и вздохнул. — Простите, господа, но я смогу раскрыть подробности только после доклада фельдмаршалу Кутузову.
— Мы должны оказывать всяческое содействие графу, — напомнил принц Евгений.
— Чем могу быть полезен? — спросил подполковник Касторский.
—Я должен знать, где найти вашего агента Яковлева, — сказал я.
—Моего агента? — замешкался подполковник.
— Вашего, вашего! — нетерпеливо повторил я. — Яковлев Гаврила Яковлевич. Сыщик, который развозит зажигательные снаряды по тайникам и готовит команды поджигателей.
Подполковник Касторский перевел взгляд на генерал- губернатора. Тот кивнул. Николай Егорович нахмурился, показав своим видом, что подчиняется против своей воли.
—Идемте со мной, — сказал он мне.
— Простите, господа. — Поклонившись их высочествам и генерал-губернатору, я вышел следом за подполковником.
В приемной я столкнулся с полковником Парасейчуком и надворным советником Косынкиным.
—Я с вами, — без церемоний объявил Олег Николаевич.
В глаза Вячеслава смотреть было стыдно, но, к моему удивлению, он встретил меня как старого друга.
—Я кое о чем должен напомнить, — с заговорщицким видом произнес он.
—Ты уж прости, что так вышло, — сказал я.
— Да ты о чем?! — отмахнулся Косынкин. — Да всякое ж бывает! Я не в обиде! А Мохову и вовсе на пользу! Совсем он Настеньку затиранил!
Мы вышли на улицу.
— Тут недалеко, — сказал подполковник Касторский. — Моя коляска к вашим услугам.
Как только мы тронулись, Косынкин обвел торжествующим взглядом меня и полковника Парасейчука и выдал:
—Генеральное сражение произошло двадцать шестого августа!
— Да. И что? — с недоумением воскликнул я.
— Вы забыли?! — ликовал Косынкин. — А я еще в Петербурге говорил, что это произойдет двадцать шестого августа! Это день Зверя!
— А-а, вот ты о чем! — воскликнул я.
Теперь в том, что Косынкин не держит на меня зла, сомнений не оставалось.
—Совпадение, — буркнул полковник.
—Не верите… — протянул Косынкин.
Мы оказались на Неглинной. Проехали по аллее, остановились под большими вязами и прошли к небольшому деревянному дому. На первом этаже находилась блинная, и из окон доносился сытный запах.
—Эй, блины! Задаром! Нужно съесть все! Не оставлять же французам! — кричал у входа зазывала.
Мы поднялись на второй этаж. Подполковник Касторский постучал в дверь:
—Гаврила Яковлевич!
Дверь отворилась — на пороге стоял невысокий тучный человек.
— Позвольте пройти, — бросил Николай Егорович и шагнул вперед.
Касторский загораживал спиною узкие полутемные сени. Следом за ним мы прошли в комнату и только здесь рассмотрели хозяина. Отвратительный коротышка с огромным, обвислым брюхом остановился у стола. Я увидел тот самый взгляд, от которого ноги наливались неподъемной тяжестью. Накладной бороды не было. Оказалось, что и шеи у него не было. Почти не было. Одутловатые щеки покоились на груди. Большущий нос был испещрен красными прожилками и черными угрями.
