Изгои - Анвар Кураев
Он рывком поставил пулемёт на сошки и открыл огонь, как только тыл отряда отошёл от деревьев. Сразу стрельба в ответ. «Опытные». Молчун тут же перевёл огонь стрелявших. Он понимал – стоит прекратить стрелять, и его тут же скуют огнём на подавление, обойдут с фланга и расстреляют, как он не раз делал сам.
Некоторых он подстрелил, но большая часть группы сумела отойти в лес. Володя сменил короб и продолжил стрелять, не давая противнику занять удобные позиции. Молчун увидел, как трое обходят справа и перевёл огонь туда. Тут же послышались робкие выстрелы от основной группы.
«Рано или поздно меня растянут. Если отходить – то заранее». Он сменил ещё короб, а три человека продвинулись ещё правее. Молчун долбил по основной группе, пытаясь краем глаза уловить момент, когда обходчики выйдут туда, где деревья редели. Дождавшись, он резко поменял направление и скосил одного, но тут же у него перед глазами сверкнуло, и он почувствовал тепло, разливающееся по щеке. Направил пулемёт обратно. Через несколько секунд пришлось сменить ствол. Пока менял, робкая ответная стрельба превратилась в шквал огня. Что-то дёрнуло за плечо. Он сменил позицию, спрятался и выждал, пока огонь прекратится. Поднялся из-за холма и начал стрелять вновь. Сначала ему не отвечали, но, приметив, с флангов начали обстреливать. Он крутился туда-сюда, судорожно пытаясь сдержать всех. Двое справа ушли совсем далеко. Когда они пересекут поле между деревьями и возвышенностью – ему уже не спастись. Молчун спрятался за склоном, подхватил пулемёт и рванул к деревьям. Он был в хорошей форме, но трава, кочки и разгрузка делали бег тяжёлым и рваным. Несколько раз он спотыкался, и возобновить прежний темп стоило больших усилий. Метров за пятьдесят до рощи дыхание совсем сбилось, но он заставил себя терпеть. Начали стрелять. Молчун запетлял, насколько у него это получалось. Двадцать метров, но они точно смогут пристреляться. Он упал, досчитал до трёх и снова вскочил. Ещё десять метров. Издалека, со стороны его группы, послышался сухой звук выстрела, а ближе – крик. Петляя, он свалился за ближайшее дерево, подтянул пулемёт и, хрипя, стал уползать глубже.
Шмель
«Интересно, я получил то, что заслуживаю? Есть ведь в мире какая-то вселенская справедливость». Раньше он так думал. Но чем старше – тем меньше в это верил. Когда-то он смотрел людям в глаза прямо и открыто. А потом… Потом у него появилось ощущение, будто они догадываются, кто он такой. Ему хотелось крикнуть: «Да! Это я! Я просрал свою жизнь! Я плачу алименты бывшей жене! Живу в хрущёвке и вкалываю за копейки! Ну и что? Что дальше? Вы никогда не видели таких, как я? Да их целая армия! Оглянитесь вокруг! Сегодня я, а завтра – каждый из вас!» Шмель посмотрел на Быка, шедшего позади.
– Как думаешь, что бы сказал твой отец, узнай он, что я бросил жену с ребёнком?
– Он знал.
– И что сказал?
– Паршиво. Но это было неизбежно.
– Прям в точности так и сказал?
– Да.
– И?
– Что «И»?
– Ты с ним согласен?
– Возможно, я сам его в этом убедил. Откуда ещё ему было знать о твоей жене, кроме моих рассказов?
– Значит, неизбежно… Молчун, а ты что скажешь?
– Так ей и надо!
– Кому?
– Жене твоей, дурень! Удивляюсь, как ты ей голову не оторвал за столько лет.
– А дочь? Она же не виновата…
– Не виновата. Лес рубят – щепки летят. Нельзя сделать всё идеально.
2017 год
На работе будто ждали его увольнения. Впрочем, Саше было наплевать. Столько сил было потрачено в той компании. Столько надежд было связано с ней. И денег заработано немало. Но, увольняясь, он не чувствовал ничего. Вообще. Что-то сдулось внутри. Позже, думая, чем заниматься дальше, Шмель жалел потраченные годы.
Зазвонил телефон. Ксюша.
– Да?
– Я завтра привезу Машу на выходные.
– Не нужно. Родители на даче, а меня в Москве нет. – Шмель соврал без угрызений. Даже с удовлетворением.
– Так вернись и забери её. Я не могу всё время быть с ней. Выходные – это моё личное время.
– А моё когда?
– Будни.
«Эта тварь даже не думает о том, что по будням нужно работать. Хотя, справедливости ради, на работе я не особо напрягаюсь. Но ей это знать не обязательно».
– В позапрошлые выходные она ударила меня палкой, когда я отказался купить ей куклу. А в прошлые – говорила, что её новый папа красивее и вообще у него джип. Перевоспитать её нереально. Поэтому не вижу смысла в наших встречах.
– Геранин! Ты должен быть с ней на выходных! Приезжай и забери!
– А то что?
– Ты – её отец! Хочешь быть паршивым отцом?
– Мне плевать, какой я отец. Я её больше не буду забирать.
– Я подам в суд!
– Будет решение суда – приходи. А до этого даже не звони мне. Платежи с пометкой «алименты» я делаю. В банковской выписке они есть. Так что суд не прикопается.
– Почему так мало? Ты должен зарабатывать больше!
– Это теперь моё дело, сколько я зарабатываю! Мы больше не семья!
Он бросил трубку. Это последнее решение насчёт дочки далось тяжело. Но ещё тяжелее было оставаться с ней каждые выходные и видеть, во что она превращается. И ощущать собственное бессилие. Битву за дочь Шмель проиграл. Как, впрочем, и за семью. Он решил зафиксировать убытки и двигаться дальше. Оставил квартиру бывшей жене при разводе, продал машину и первое время жил на эти деньги. Громадный шаг назад, но было приятно не плясать под дудку бывшей.
Саша вышел на лестничную клетку и позвонил в дверь Молчуна. Через минуту открыла его мама с Леной на руках.
– Здравствуйте, тётя Надь. Я сегодня в магазин заскочу. Что купить нужно?
– Саша, спасибо. Ничего не надо.
– Вы же знаете, что отказываться бесполезно. Мы с Колей всё равно не отстанем. Диктуйте.
– Лучше скажи, когда мой сын вернётся?
– Не знаю. Так и не удалось его найти. Диктуйте. Всё равно не уйду.
Шмель записал всё в телефон и вышел на улицу. Они с Колей делали, что могут, для дочери Молчуна, которую все вместе решили назвать в честь мамы.
Саша шёл на работу, помедленнее передвигая ноги. Теперь работа была, как это говорят, в шаговой доступности. Медленно и спокойно он дошёл до офиса, также медленно включил компьютер. Пока грузится – ушёл пить кофе. Раньше, на старой работе,
