Медальон безымянного бога - Наталья Николаевна Александрова
– А у нас… дайте подумать… ну да, на Охте, на Арсенальной набережной есть такой заброшенный особняк, прежде это было загородное имение князей Дурново и действительно называлось Лары. Потом город расширился, так что имение оказалось в черте города. После революции в нем был клуб какого-то завода, в девяностые годы прошлого века здание забросили, оно постепенно пришло в упадок и сейчас пустует…
Полина смотрела на Илью Борисовича в изумлении.
– Откуда вы все это знаете? Я знала, что вы разбираетесь в психиатрии и в итальянской кухне, но это…
Ресторатор усмехнулся:
– Не буду надувать щеки и делать вид, что я – великий знаток города. Просто как-то осматривал этот особняк, мне предлагали арендовать его под ресторан. Цену предложили вполне приемлемую, но я должен был за свои деньги привести здание в порядок, а это мне не по карману. Кроме того, там район совершенно неподходящий для ресторана, так что я вежливо отказался.
– Ясно… значит, это на Арсенальной набережной…
– Все равно мы с вами туда не поедем, – твердо заявил Илья Борисович. – Как можно ехать на встречу неизвестно с кем?
– Вы туда точно не поедете: мне сказали, что я должна приехать одна, иначе встреча не состоится!
– Что? Одна? – Ресторатор задохнулся от возмущения. – Об этом не может быть и речи! Одну я вас никуда не отпущу! Господи, ну что за беспокойная женщина! Ведь опасно же, сами говорили, что у вас вся полиция города на хвосте!
– Не отпустите? – Полина смерила его взглядом и вдруг улыбнулась: – Ну, нет так нет, значит, ничего не получится. Налейте-ка мне еще чашку этого замечательного кофе!
– С удовольствием! – Илья Борисович завистливо вздохнул: – Вот что значит молодость! Можете что угодно есть, что угодно пить – и все равно спите как ангел! А мне достаточно выпить полчашки кофе – и я всю ночь не сомкну глаз!
– Да, Илья Борисович, – проговорила Полина самым невинным тоном, – а что это у вас на щеке? В чем это вы измазались? Наверное, пока готовили своего знаменитого цыпленка?
– Где? – Старик потер щеку салфеткой. – Ну что, оттер?
– Да нет, только размазали…
– Ну, надо же… – Он прошел в ванную и остановился перед зеркалом. – Да где же? Я ничего не вижу!
– Извините, это было необходимо! – Полина захлопнула дверь ванной и прежде, чем ресторатор успел понять, что происходит, связала полотенцем дверную ручку ванной с ручкой расположенного напротив кабинета.
Илья Борисович попытался открыть дверь, но она не поддавалась – морской узел держал крепко.
– Полина, сейчас же выпустите меня! – строго проговорил Илья Борисович. – Пошутили – и хватит!
– Извините, Илья Борисович, но мне действительно нужно ехать на эту встречу! – через дверь ответила ему Полина. – И я должна приехать туда одна, это непременное условие!
– Полина, сейчас же откройте! Я уже не в том возрасте, чтобы играть в такие игры! В конце концов, как вы можете оставить взаперти старого человека?
– Ничего страшного, узел постепенно ослабнет, и вы выйдете на свободу. И потом – вы вовсе не старый! – Полина попыталась подсластить пилюлю. – И в ванной есть все необходимое – вода и все такое прочее…
– Хулиганка! – всерьез разозлился Илья Борисович.
Но Полина его уже не слышала, роясь в платяном шкафу. Все-таки молодец старик – ничего не выбрасывает! Нашлись сильно поношенные джинсы, искусственно продранные на коленях, и неприметная курточка, чья уж, Полина не уточняла. Напоследок вывалилась черная бандана. Очень удачно, под ней можно спрятать волосы. Вряд ли кто-то узнает Полину, по телевизору ее больше не показывали, в городе случилось много других криминальных событий. «Так проходит слава мирская!» – усмехнулась она на бегу.
Полина оказалась права: через пятнадцать-двадцать минут после ее ухода узел на полотенце ослаб, и Илья Борисович сумел выбраться из ванной. Первым делом он бросился к телефону, набрал знакомый номер и, услышав ответ, проговорил:
– Она уехала… да, одна… нет, я пытался ее отговорить, но она меня не стала слушать… да, не получилось… куда? В бывший особняк князей Дурново. Это на Арсенальной набережной…
Вернувшись домой, я хотел было лечь спать, но вдруг почувствовал странное беспокойство. Я понял, что не смогу заснуть, если прежде не взгляну на мой сегодняшний выигрыш, на медальон, который прежде принадлежал Строцци…
Я достал медальон из кошелька, где он хранился, и поднес к свету единственной свечи, освещавшей мою скромную комнату.
При неверном, колеблющемся свете старое золото медальона отбрасывало мягкие медовые блики, а лицо, изображенное на его крышке, казалось живым. Казалось, глаза человека смотрели прямо в мою душу, губы словно что-то шептали мне.
Что же они шептали?
«Открой, открой медальон!»
В самом деле, почему не открыть его? Ведь теперь эта вещь принадлежит мне…
Я нажал на едва заметный выступ на краю медальона, и крышка откинулась. Комнату наполнил странный, волнующий аромат, как будто я откупорил флакон драгоценных духов или бутылку старого выдержанного вина. Терпкий, дразнящий, удивительный аромат соединял в себе нежный запах цветущих лимонных деревьев и резкую ноту мускуса, благородную амбру и еще что-то, чему не было названия, – может быть, запах тех цветов, что цвели в раю, прежде чем оттуда изгнали нашего праотца Адама…
Я с трудом преодолел волнение, вызванное в душе этим ароматом, и заглянул внутрь медальона.
В нем не было ничего, что обычно хранят в таких медальонах, – ни миниатюрного портрета красавицы былых времен, ни пряди ее золотых волос, ни засушенного цветка. Только на внутренней стороне цветной эмалью был нанесен странный узор – спираль, сходящаяся от краев к самому центру. Я вгляделся в нее – и мне показалось, что она пришла в движение и начала вращаться, все быстрее и быстрее. Тут я почувствовал, что эта магическая спираль затягивает меня в свою глубину, как водоворот затягивает в пучину неопытного пловца. Я попытался отстраниться, вырваться из этого водоворота, но спираль не отпускала меня, затягивая мою душу все глубже и глубже в самый центр медальона, в таинственную глубину, заключенную в этом удивительном предмете.
На какое-то время я утратил представление о времени и пространстве, перестал понимать, кто я такой и где нахожусь, – осталось только чувство стремительного падения в неизмеримую глубину, нет – чувство полета, переполнившее мою душу страхом и радостью.
Это ощущение длилось целую вечность – и в то же время всего лишь мгновение. В следующий миг я уже снова осознал себя.
Я стоял в своей комнате, держа медальон в руке, но он уже
