Сергей Трахименок - Игры капризной дамы
«Значит, это угодно Богу, — подумал он, — иначе он не навел бы меня на палку, лежащую под забором. Из нее выйдет десяток колышков».
Дома он попросил у хозяйки пилу и кухонный нож, распилил палку на десять частей, каждую из которых Заострил с одной стороны.
Потом он сдал инструмент Тамаре, принял душ, перекусил и закрылся в своей комнатенке, отметив про себя, что комнатка у него вроде норы, где можно спрятаться от жизни, а кровать — место для размышлений. Стоило ему лечь и упереться головой в деревянную спинку, и его мозг, как по команде, включался в процесс анализа происшедшего, классификации его элементов, оценки их, во-первых, и прогнозирования, во-вторых.
Он приказал себе не останавливаться на прошедших событиях. Нечего пилить опилки. Все это в прошлом, нужно идти дальше. Ему теперь предстоит следующий этап. Он должен определить, имеет ли она отношение к смерти Мишки. Как узнать это? Нужно вспомнить все, что о ней говорил Мишка и соотнести это с тем, что он узнает завтра.
На следующий день Федя проснулся поздно, когда уже встали все отдыхающие, поэтому он долгое время провел в очереди в туалет и умывальник. Конечно, идя к морю, можно было и не умываться, но не побриться он не мог и вынужден был пробиваться к раковине.
Федя брился, глядя в осколок большого зеркала, что был прикреплен над раковиной, и слушал намеки Магды, стоящей поодаль, о том, что не мешало бы землякам помогать друг другу в трудную минуту. С каких пор он стал земляком Магды, он не знал и поинтересовался: не перенесли ли некие джины за время отдыха Магды Ростов-на-Дону в Сибирь?
— Перенесли, — зло ответила Магда.
— Не пойму, — сказал он, — чем может помочь взрослый мужчина такой же взрослой женщине в трудную минуту?
Видимо, он перебрал. Магда, не ожидав от него такой явной насмешки, некоторое время хлопала длинными накладными ресницами, а потом махнула рукой и ушла в дом.
На пляж он пришел около десяти. Разложив одежду так, чтобы потом можно было рядом устроить еще одного человека, пошел купаться. Плавание, однако, не принесло ему былого удовольствия: он жил ожиданием встречи.
Клео появилась в половине одиннадцатого. Она мгновенно вычислила его, однако, приблизившись, спросила:
— Позвольте?
Тон, которым было произнесено это слово, был настолько ровен и холоден, что он засомневался, они ли вчера познакомились и так мило расстались возле Зимнего театра.
— Да, да, конечно, — сказал он, стараясь придать своему голосу ту же холодность и нейтральность.
Клео расстелила полотенчишко на гальке, устроила рядом с ним сумочку и, выпрямившись, стала медленно расстегивать пуговицы на сарафане, скользя взглядом по окружающим их людям.
И тут он все понял и поразился, как профессионально она это делала. Впрочем, чему удивляться. От природы в каждой женщине сидит лучший конспиратор, чем в мужчине. Женщина выше мужчины — и не только в конспирации, говорил когда-то Луконин.
Слова эти всегда вызывали бурю протеста у курсантов, людей молодых и в большинстве своем даже неженатых.
Луконин ждал, пока буря уляжется, и говорил:
«Покажите мне женщину, которая вышла замуж за мужчину только потому, что у него красивые ноги. Таких женщин нет, а таких мужчин сколько угодно…»
Тогда Федя относился к аргументу своего любимого препода, как к иронии, теперь он так не считает.
— Мне показалось, — сказала Клео, закончив осмотр окружающих совсем другим, чем прежде, тоном, — что соседка моя тут загорает… Я ошиблась…
Потом они купались, загорали, болтали и, когда солнце вошло в зенит, пошли к автобусной остановке. Остановились опять в тени павильона.
— Раз уж ты приехал в гости в Сочи, — сказала она, — я хочу пригласить тебя в гости к себе… Ты не возражаешь?
— Конечно, нет… А как же…
— А никак… Это не твои проблемы, а мои трудности… шампанское за тобой, фрукты и все остальное — за мной…
— А что… остальное…
— Внимание, глупенький, внимание к такому шикарному мужчине, как ты, что ж еще.
Федя ничего не ответил, да и что может ответить мужчина после такого, даже не совсем искреннего высказывания.
— Где встретимся?
— Встретимся в восемь часов возле универсама, на углу базарчика… Придется немного поиграть в конспирацию: ты увидишь меня и пойдешь за мной… Я заранее извиняюсь за это неудобство, но обещаю тебе его компенсировать… Впрочем, ты можешь отказаться.
— Нет, нет, — торопливо ответил он.
— Тогда до вечера, приятно провести время, и никаких знакомств на пляже, с девушками только легкий флирт…
И она ушла так же, как и вчера, легкой уверенной походкой человека, если и перешагнувшего рамки приличия, то не настолько, чтобы придавать этому какое-нибудь значение.
Когда она скрылась за углом Зимнего театра, Федя вернулся с небес восхищения на пыльную грешную землю, отметив, что совсем забыл сделать то, что задумал вчера, забыл о своей миссии, о Мишке, о своих планах…
Избавившись от ее обаяния, он стал рассуждать более трезво.
«Если она и играет, то делает это чрезвычайно талантливо. Он в прошлом профессионал, у него есть оперативный и жизненный опыт. Кроме того, у него особое чутье на фальшь… Но фальши с ее стороны не было. Хотя, если посмотреть трезво, то его мозги затуманены ее обаянием, если не чем-то большим, а с затуманенными мозгами трудно оценить объективно обстановку, и как тут не вспомнить Луконина… Тут и Мишку понять можно, и не мудрено, что тот забыл и о невесте, и о свадьбе. И все из-за женщины с прической под мальчика, которая на первый взгляд ничем не выделяется среди прочих женщин… Самые обычные женские формы, самые обычные пропорции, не очень выразительный голос и… что-то не вполне осмысленное, отчего все переворачивается внутри, и ты как баран готов бодаться со всем светом, идти за ней куда угодно, участвовать в пакостях, которые она может предложить, и даже, как говорил Мишка, продать душу дьяволу… Невольно поверишь в коварный запах сочинских магнолий…
Надо было искать шампанское, да и об обеде позаботиться. Федя пошел на базарчик, купил помидоров на обед, шампанское на вечер, а заодно обследовал возможные пути движения от базарчика.
По всему было видно, что двигаться можно только в одном направлении — вниз по улице налево, так как направо не было жилых домов, а размещались пансионаты, санатории, гостиницы, танцевальные залы, бани и прочие заведения для организованных отдыхающих.
Во дворе дома он столкнулся с Магдой, которая явно дулась на него.
— Как солнце и море? — спросил он, чтобы загладить свою вину.
— Распрекрасно, — ответила Магда и, задрав нос вверх выше обычного, прошла мимо.
«Ну и хорошо, — подумал он, — не надо будет объясняться с ней завтра».
Федя взял у хозяйки ведро с водой и поставил туда шампанское. Но вода мгновенно нагрелась в комнате, и он, завернув бутылку в газету, поставил ее в холодильник в летней кухоньке.
На пляж после обеда Федя не пошел, нужно было отдохнуть и поразмыслить перед свиданием.
К вечеру в нем стали бороться два чувства. Первое — было чувством благоразумия. Оно говорило: ходить на такие свидания — опасно, и для этого есть веские аргументы, поскольку встреча обставлена так, что потом трудно будет найти концы не только кому-нибудь, но и тем, кто по долгу службы вынужден будет заниматься поисками. Второе чувство, в основании которого лежала физиология его мужского естества, не имело никаких разумных аргументов, но вытесняло первое и, наконец, удалило его на расстояние, безопасное для собственных маневров.
В конце концов он вскочил с кровати, взял в руки гантели, что когда-то притащил в комнату Мишка, и стал упражняться перед зеркалом, напевая:
В городе Сочи — темные ночи…Темные, темные, темные…
— Куда это мы направились? — спросила его Магда, встретив во дворе.
— Дела, дела, — уклончиво ответил он, направляясь к воротам.
— Ух, ух, — сказала Магда вслед ему.
За воротами Федя проверил, на своем ли месте находятся кирпичи: возвращаться ему придется, скорее всего, через забор. Такова курортная жизнь.
В восемь Федор был возле универсама. Он увидел Клео издалека и не спеша пошел к ней, чтобы дать возможность увидеть себя… Клео заметила его, но тут рядом с ней притормозил автомобиль, и водитель ее окликнул. Феде пришлось остановиться у киоска, где продавали всякую всячину от «пепси-колы» до пляжных сланцев. Рассматривая многочисленные «Сникерсы», «Баунти», «Марсы», он время от времени косил глазами в сторону Клео.
Так продолжалось минут пять, наконец, Клео закончила разговор и пошла вдоль улицы. Федя направился за ней, держа ее на дистанции видимости. В какой-то момент он понял: расстояние между ними слишком большое — и сократил его. Интуиция не подвела, если бы он не сделал этого, то наверняка бы потерял ее, поскольку она неожиданно свернула влево по лестнице, ведущей вниз.
