Лилия Беляева - Старость - радость для убийц
- Где же он... Токарев? - спросила с налетом злой насмешки, а в действительности еле молвила, полузадушенная испугом.
- В госпитале. В него стреляли. Три пули укусили. Одна в голову. Ему всевышний помог. Ни одна, как говорят врачи, не задела жизненно важные центры.
- А я-то думала...
- Убежден: много у тебя накопилось мусорных мыслей. Ты ведь рассчитывала, что как только встретишься с Токаревым - все как по маслу... Верно говорю?
- Верно. В чем же мой просчет?
- За тобой уже следили. Для них не был секретом и номер машины Токарева. Как и его возможности, связи.
- Значит, его из-за меня?
- Не бери в голову. У них с ним старые счеты. Старик им сильно мешал. Продажные шкуры снабжают их информацией с пылу-жару - вот в чем беда. Думаешь - свой в доску, а он автомат наизготовку и по тебе от бедра веером.
- Как интересно... как интересно-то... А можно узнать, кто... кто ты сам? Я ведь думала, ты просто...
- Фотограф? Любитель жучков, паучков, бабочек?
- Естественно. Ты в каком звании-то? Майор?
- Обижаешь, подружка. Бери выше - адмирал всех морей и океанов, включая Памир. Почему замолчала?
Я не спускала с него глаз:
- Потому что отучилась с некоторых пор верить на слово. Ваши документы!
Михаил посмотрел на меня с печалью жалости, сунул руку в карман пиджака, вынул книжечку темно-бордового цвета, развернул и держал так перед моими глазами, пока я не сказала:
- Почему только раз позвонил? Я ждала.
- Потому, чудо заморское, что не было у меня возможностей. Глянь, как хожу.
Михаил встал, направился к двери, припадая на правую ногу.
- Что это?
- А пулька нечаянная. Сама ж знаешь, в Таджикистане этих нечаянных пулек что пчел в улье. Ты, Татьяна, расположена рассказать, где побывала, что повидала? Не мне, я хохотун большой, а очень серьезному человеку?
- Молодому и красивому?
- Есть и такие. Подберем!
- Из тех, кто, "не считаясь с опасностью", "с осунувшимися лицами и воспаленными глазами"?
- Точно. Еще есть вопросы по существу?
- Есть, - я поглядела в зарешеченное окно, на дверь, на потолок, изучила попутно стены, притянула к себе поближе Михаила за лацкан серого, явно парадного пиджака - и произнесла, наконец, то самое, рисковое, потаенное слово, залежавшееся где-то глубоко в печенках-селезенках:
- Наркотики? Они?
Он рассмеялся, закинув вверх каштаново-пегую бороду:
- Дошло, наконец!
- Нет, я давно стала подозревать...
- Не ври, ты все больше охала-ахала по поводу старух, как их обирают после смерти. Тебе эти моменты расстраивали душу... Ничего не скажешь - лихо, талантливо работала банда, что мужички, что бабеночки.
Тут уж лежать я не могла. Села в постели. Михаил подсуетился, торчком поставил подушку мне под спину.
- Ишь как разрезвилась! А все почему? А все потому, что женское жгучее любопытство есть первая и основополагающая черта слабого пола! Не сдвигай сурово брови. Есть утешение. Ювенал сказал: "Никогда не привести столь искусных и постыдных примеров. Чтобы не осталось ещё худших", А Вергилий...
- Михаил! - страшным голосом позвала я. - Так ты знаешь того... интеллектуала, который цитировал мне Вергилия, Платона?.. Где он? Кто он? Или это был ты сам, но в маске?
Михаил даже рукой прикрылся от напора моего нетерпения.
- Фигушки! - заявил. - не все сразу. Вот встанешь на ноги, и пойдем мы гулять по здешнему парку...
- Ой, вредный какой!
- Еще хуже, чем ты думаешь! - похвалился и поднялся.
- Жду! Изнемогаю! Хочу все знать! И почему они, все-таки, меня не прибили? Хотя могли... И что с Аллой, жива ли?
Он стоял у двери, покачивая кейсом, большой, сильный мужчина, и... как всякий настоящий мужчина... смотрел на меня покровительственно, если не сказать снисходя. Но теперь мне нравился этот взгляд. Тем более, что Михаил вдруг сказал:
- Вернусь с кувалдой. Имеешь право бить меня по голове, сколько влезет.
- За что?
- За то, что не придал особо серьезного значения твоему погружению. В события Дома ветеранов. Мои дела перевесили, казались куда как значительнее. Ошибочка вышла, гражданин начальник.
Подошел к моей постели, прихрамывая, наклонился, взял мою руку своей лапищей, поцеловал:
- Грамотно, в общем-то, била по цели. Вела себя и в Доме этих бестолковых ветеранов всяческих искусств, имею в виду. И с этими жлобами бизнес-бандитами... - Помолчал, посмотрел в окно, сквозь которое летнее полдневное солнце обливало комнату ярким, клетчатым светом, сменил тон: Заряжаем магазин... бронебойно-зажигательными! Три выстрела слева направо!
- Откуда знаешь, как я вела с ними?
- Разведка доложила. Сказал - все вопросы потом, после встречи с молодым, красивым.
Повернулся и пошел. Под его неровными тяжелыми шагами неровно поскрипывал пол...
- Постой, Михаил! Постой!
Обернулся.
- А я ведь тебя не знала...
Он пожал плечами:
- Так и я тебя тоже. В разведку возьму при случае. - Стукнул себя кулаком по голове. - Склероз! Я же тебе кое-какую литературу приволок. Развлекись на досуге.
Отщелкнул замочки кейса, пристроил на тумбочке стопку книжонок в ярких обложках и ушел, оставив меня недоумевать по самым разным поводам. И есть перловый суп, котлету с макаронами, запивая все это больничное роскошество жиденьким четвертьсладеньким компотиком.
Но на тумбочке лежали на расстеленной газетке и абрикосы, и персики, и даже диво-дивное - виноград с такими крупными ягодами, ну точно со сливу... А газетка та была таджикская...
В дверь стукнули. Я сказала:
- Входите.
Вошел молодой высокий парень в белой рубашке, черных брюках. Действительно, интересный такой, похожий на Олега Меньшикова, каким он играл в "Утомленных солнцем". Сел, протянул удостоверение. И на удостоверении он был хоть куда. Улыбнулся, предложил:
- Начнем... если не возражаете?
- Попробуем.
- Но прежде я должен вам сказать - вы помогли нам. Ваша наблюдательность дала возможность связать отдельные звенья в одну цепь. Включаю диктофон... Если почувствуете усталость - не стесняйтесь, так и говорите, что нужно передохнуть. Идет?
- Идет. Но... Моя мать... брат...
- Не тронут, не беспокойтесь. Повязали. Почти всю кодлу. Остатки доберем в ближайшие дни. Итак, кого вы видели в бункере, кроме Пономаря? Ну, того, кто вам устраивал кинопросмотры?
- Можно встречный вопрос?
- Слушаю.
- Он что окончил? Ученый ведь малый!
- Философский факультет. Кандидатскую успел защитить. Три языка знает, включая испанский.
- Зачем же связался с бандитами? Неужели только из-за денег?
- не из-за денег, Таня, из-за больших денег. Разница. У него жена с двумя детьми уже пять лет живет в Испании на собственной вилле, в Париж наезжает глядеть на выставки моды, в Англию - на скачки в Америку - в Метрополитен-опера.
- Почему он меня не убил, только запугивал? Он что, стрелять не умеет?
- Еще как умеет! Отстреливался до последнего, пока его самого не уложили.
- Он что, умер?
- Нет, он нам живенький нужен был. Живенький и лежит, хотя весь в бинтах. Но говорит складно. Всю историю с вами называет "прокол", "прокол идиотов". Идиотами считает тех, кто поверил вашей байке насчет Наташи из Воркуты. Его люди в Доме ветеранов оказались не на высоте, по его мнению.
- И что? Из-за меня погорели?
- Нет, конечно. Мы уже выбредали на след, уже целились... Но в голову не могло прийти, что их Шелковый путь тянется к трупам несчастных стариков и старух.
- Но меня-то почему не убили? - не унималась я, хотя чувствовала Александр не хочет спешить с ответом. - Может, пожалел такую всю молодую и прекрасную?
- Вы его так и не узнали?
- Нет. Кто он? Подумала, правда, разок, что что-то знакомое в голосе, что ли...
- Верно подумала. Когда-то в школе вы с ним вместе учились. Вместе на сцене играли... "Горе от ума". Вы - Софью изображали, он - Чацкого.
Мне показалось - небо упало на землю, до того невероятно было то что сказал этот человек со стороны.
- Так это... это Юрчик Пономарев?! Он, он Чацкого играл! "Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок... Карету мне, карету!" Он на три класса был старше нас с Маринкой. У него же отец дипломат! Он же уехал в Швецию. Он же богатенький был, с классными репетиторами занимался. На фортепианах играл... в теннис...
- "Горе от ума" вас и спасло, Таня... Рассентиментальничался парень. Вспомнил, надо понимать, себя юным, непорочным, нацеленным на большие, светлые дела... Очень честолюбивый был парнишка, надо понимать. Рвался в первые, в лидеры. Три языка свободно, и три прилично... Пожил какое-то время в Америке, получил предложение от нашего крутого бизнесмена-политика быть его пресс-секретарем. За неплохие денежки. Поначалу даже рад был. Да бизнесмен-то Сорбонн не кончал, как выяснилось. Он все больше матом привык, да "пошел ты на ..." ОН и с нашим фигурантом не стеснялся, за слугу держал... Однажды в дяденьку-бизнесмена стреляли. Удачно. На убой. Есть подозрение, его наш Чацкий подставил. Отплатил за унижения. Очень, очень самолюбивый полиглот оказался! И честолюбив до крайности! Ему предложили возглавить одно дельце. Мягко скажем, не очень законное. Однако прибыльное дальше некуда. "Зеленые" - рекой. Только приложи свой ум и сообразительность.
