Андрис Колбергс - Вдова в январе
— Уберите руку! — резко воскликнула Мудите.
— Это действительно было нечаянно, — с явной иронией откликнулся Рудольф.
Он стоял возле кабаньей головы на коленях. Мудите рядом, чтобы лучше светить. Ее ноги были так близко, что он не удержался от соблазна погладить их.
— Еще раз вот так нечаянно сделаете — и я уйду. Не волнуйтесь, до шоссе я доберусь, дорогу найду!
— Не глупи, Мудите! Никуда я тебя не пущу! — крикнул Карлис. Опираясь на палку, он попытался подняться.
— Все в порядке. Мы уже договорились, так ведь? — И Мудите заглянула в нахмуренное лицо Димды.
— О чем договорились?
— О мирном сосуществовании.
— Если вы думаете, что у вас самые красивые ноги, которые я когда-либо видел...
— Я ничего не думаю.
— Что ж, чисто женское занятие!
И Димда стал готовиться к съемке. Сначала он попросил Мудите отойти подальше, чтобы прожектор освещал большее пространство. Мудите отошла и села рядом с Карлисом. Как будто она даже готова прижаться, только присутствие Димды мешает.
— Посмотри, что сейчас будет, — шепнул ей Карлис. — Когда он начинает возиться с аппаратом, то становится просто одержимым... Ничего тогда вокруг не видит...
Рудольф оттащил кабана за задние ноги немного подальше, к самому краю утоптанного места. Над ним, точно благословляя его, свесились колосья овса. От того, что его протащили, щетина зверя еще больше взъерошилась, глазки, маленькие и злые, смотрят с ненавистью, глазные яблоки налиты кровью, красная пасть слегка раскрыта, жуткие клыки зловеще белеют на черном фоне.
Карлис тихо рассказал Мудите о конкурсе, объявленном оружейной фирмой. А вот заметил ли он, с каким интересом стала теперь поглядывать на Димду Мудите?
Рудольф отступил на несколько шагов, потом подскочил к кабану, прислонил старое, покрытое декоративной гравировкой ружье и положил охотничью шляпу с приколотой еловой веточкой. Нет, что-то ему не понравилось, повернул шляпу, чтобы видно было эмблему охотничьего общества. Вот так. Готово.
Нет, еще не совсем. Шляпу еще правее, ружье наклоннее. Слишком бросается эмблема, надо лишь край ее, она должна не привлекать внимания, а только создавать ощущение достоверности, не больше. Ровно настолько, чтобы было ясно, что шляпа с узкими полями принадлежит охотнику, а не какому-то фланеру.
— Карлис, ты оставайся там со своим фонарем, а Мудите, становитесь правее... Мудите, держите выше! Еще выше, на вытянутых руках! Замрите, черт вас подери!.. Три... Два... Один... Порядок! Еще раз... Три... Два... Один... И еще разок...
Затвор фотоаппарата беспрерывно щелкал.
— Спасибо, голубчики... Все...
Рудольф сел на вытоптанной площадке перед кабаном, потом повалился на спину, глядя в черное небо, словно надеясь что-то там высмотреть.
— На три с плюсом, не больше... — спокойно произнес он немного погодя. — Слишком статично и плоско... Не стоило и труда... — И вновь молча уставился в небо.
— Не пора ли домой? — спросила Мудите.
— Сейчас я управлюсь... Это недолго... Только выпотрошу и по дороге скажу леснику, чтобы приехал с телегой... На три с плюсом, не больше... Черт бы побрал! Да пошли они с их конкурсом!.. И конкурс-то идиотский...
И вдруг он перевернулся на живот и жадно уставился на Мудите. Зрачки его расширились, взгляд бесцеремонно шарил под ее одеждой, ощупывая тело сантиметр за сантиметром.
Мудите почти физически чувствовала этот взгляд, до того ей стало неловко.
— Ну, сделали что собирались, а теперь едем! — И она решительно встала.
Взгляд Рудольфа не отрывался от нее, оценивая ее грудь.
— Раздевайтесь, — прошептал он. В глазах его была странная, ненормальная яркость, губы вдруг пересохли.
Мудите опасливо взглянула на Карлиса и увидела, что происходящее поразило его точно так же, как и ее.
— И еще что? — тускло спросила она.
— Раздевайтесь, я вас сфотографирую!
— Привет!
— Погодите, Мудите! Не уходите! — Рудольф вскочил на ноги и крепко схватил ее за руки. — Второго такого случая не будет! Это единственная возможность... Я уже вижу, как колоссально это будет выглядеть!.. Белое пропорциональное женское тело, кабан и ружье... Это будет потрясающе!
Его одержимость и отталкивала, и одновременно привлекала. Мудите ничего не ответила, но и рук не вырвала.
— Карлис, помоги мне! — взмолился Рудольф. — Карлис, скажи ей, чтобы она согласилась! Другого такого случая не будет, ты же знаешь, сколько раз мы ездили впустую... Белое женское тело, кабан и старинное ружье... Мудите, неужели в вас нет ничего от художника? Это же будет колоссально! Нечто фантастическое!
— Отпустите руки, мне больно!
— Простите! — И Рудольф отпустил ее.
— Голой я сниматься не желаю и не буду, — величественно сказала она и тут же пожалела об этом, увидев, что в Рудольфе что-то потухло, опало, что он вновь становится таким же, как всегда, ничем особенным не выделяющимся, разве что бросающейся в глаза одеждой и манерой отпускать вольные шуточки, впрочем, без особых сальностей.
В большом женском царстве, которым был склад готовой одежды, где работала товароведом Мудите, он появился давно, правда, заглядывал редко. Обычно его водила, показывая товар для рекламирования, какая-нибудь начальница. Поговаривали, что с одной из них у него был мимолетный романчик. Так оно, верно, и было, потому что вдруг стало известно, что он разведенный, имеет свою квартиру. Позавчера показать фотографу ассортимент мужских рубашек выпало Мудите. Она сразу поняла, что понравилась ему, да он и не пытался это скрывать и тут же с целеустремленностью избалованного в любовных делах человека предложил ей встретиться. Мудите это польстило и, хотя она не приняла Рудольфа всерьез, пофлиртовать не отказалась.
— Вы поведете меня в кино? — насмешливо спросила она.
— А вы хотите в кино? Извольте!
— В кино меня уже приглашали, в театр тоже. Много всяких было приглашений. Вот бы что-нибудь оригинальное...
— Извольте! Будет! Ради вас я на все готов! Мы с приятелем едем на охоту, официально приглашаю вас принять участие!
— Во-первых, я завтра работаю.
— Извольте, я перенесу охоту!
Так ни до чего конкретного и не договорились, и Мудите была уверена, что все останется на уровне заигрываний, но на следующий день Рудольф позвонил, и Мудите была почти вынуждена согласиться на встречу, так как вокруг сновали навострившие уши подруги и долго вести переговоры было нельзя. И что она теряет, отправляясь на такое свидание? Насчет того, чтобы вечер прошел интересно, Димда позаботится...
Во всяком случае, это же приключение, а приключений в ее жизни пока что не было, потому что вся она налажена и отрегулирована безупречно, иди по ней хоть со стаканом воды в руке — ни одна капелька не выплеснется. Единственно, чего она боялась, так это что Жирак не поедет за дичками, к которым собирается привить редкий сорт розы, но все сложилось удачно — и в три часа дня Жирак уехал. Когда Димда позвонил, у нее от радости все так и затрепетало. Даже еще больше затрепетало, чем в те времена, когда она еще не была замужем и собиралась вечером на свидание.
— Возьмите ружье... Одной рукой за приклад, другой под ложе... Вот эта ложа, эта деревянная штука под стволом... А ну поставьте одну ногу на шею кабану!.. А ну, Карлис, посвети как следует!.. — командовал Рудольф, но в голосе его уже не было ничего от прежнего энтузиазма, и Мудите стало его жаль. Теперь Рудольф действовал как обычный ремесленник, не больше.
«Я же лицемерю, — подумала она. — И что я лицемерю? Наверно, потому, что так принято? И откуда взялись такие предрассудки и кому они нужны? Жирак этот журнал никогда не увидит, даже если он тиражом в сто тысяч. Никуда он не ходит, ничего не видит, ничто его не интересует. За исключением цветоводства. Ему можно готовить раз в день, но если и этот раз пропустишь, то вряд ли он заметит. Схватит кусок хлеба — и доволен. Фигуры мне стыдиться нечего, такой каждая женщина может гордиться. Даже кинозвезды». Ей стало стыдно, что у Димды из-за нее не будет нужного снимка, которого он добивается с таким вдохновением. Но, упрекая себя, она не думала о главном, она даже не сознавала его — Димда не простит. Что бы потом ни было — он не простит.
Рудольф, прищурясь, поглядел в видоискатель, потом махнул рукой:
— Не стоит... Гаси свет, Карлис, потрошить и при фонаре можно...
Рудольф отставил аппарат на межу и достал из ножен охотничий нож. Мудите продолжала стоять, поставив ногу на шею кабана. И вдруг она решилась.
— Карлен, хотя бы ты не смотри.
— Что?
— Закрой, пожалуйста, глаза. Отвернись!
— Ладно...
Джемпер... Блузка... Она быстро разделась.
— Рудольф... Пожалуйста... Мне неловко...
Рудольф отвернулся и стал торопливо возиться с аппаратом.
— Я готова.
— Сейчас! Присядьте на беднягу... Грудь, слишком много груди... Повернитесь немного вправо и пригнитесь... Нет, лучше все-таки прямо... Мудите, вы прямо богиня... Ах какой будет снимок! Это труд всей моей жизни, и поэтому я вас буду любить всю жизнь! Волосы, слегка пригладьте волосы! Нет, совершеннее уже ничего быть не может... Только вот лицо... Не хватает отношения к происходящему... Представьте, что вы его убили и теперь это переживаете... Не годится... Нет, нет... Как в плохом театре...
