Алан Брэдли - Копчёная селёдка без горчицы
Пришло время потянуть за кое-какие ниточки и пойти туда, куда они могут привести.
— Я устала, — сказала я Порслин, широко зевая.
Пять минут спустя мы уже лежали в кровати, и одна из нас быстро погружалась в забытье.
Я подождала, пока она уснет, затем тихо выскользнула из постели.
Только что пробило полночь, когда я приоткрыла дверь спальни и тихо прокралась вниз по изогнутой лестнице.
Я вспомнила, что Доггер держит мощный фонарь в кладовке дворецкого для того, что он именует «полуночными непредвиденными случаями», и мне потребовалась лишь секунда, чтобы найти его.
На этот раз никаких хилых свечей, подумала я, в моих руках достаточно энергии, чтобы осветить пристань в Брайтоне, и я надеялась, что этого хватит.
В подвалах казалось холоднее, чем я помнила. Мне следовало надеть свитер, но уже слишком поздно.
Я быстро добралась до того места, где заканчивались электрические лампочки — за ними глухая и глубокая темнота, ведущая незнамо куда.
Я включила фонарь и осветила проход. Далеко впереди я видела очертания портшеза. Меня больше не грела мысль о том, чтобы забраться внутрь и вспомнить минувшие дни; на самом деле я успокоюсь, только когда пройду мимо.
— Нет там никакой леди, — произнесла я вслух, и, к моему облегчению, там никого не было.
Передо мной коридор слегка изгибался вправо. Поскольку я изначально двигалась вправо от кухонной лестницы, я направляюсь на восток — теперь чуть-чуть к юго-востоку, в сторону Висто и фонтана Посейдона.
Идти по следу резиновых сапог теперь было легко, поскольку их не перекрывали отпечатки мои и Порслин. Пар следов было несколько, заметила я, три входили и две выходили. Если, как я подозревала, они принадлежат Бруки, первый раз он явился, чтобы украсть одну из каминных шпаг, второй — вернуть ее и уйти с другой. Во время последнего посещения он ушел через французскую дверь.
Мимо пролетел внезапный холодный ветерок. Хорошо, что я захватила фонарь, свечу бы наверняка задуло.
С порывом ветра донесся тяжелый влажный запах — запах, который я не смогла сразу опознать, но который напоминал о резервуарах в заброшенных туалетах: зеленая ржавчина с добавлением цинка.
Что ж, подумала я, цинка я не боюсь, а зеленая ржавчина всегда меня интересовала.
Я продолжила идти.
Когда мы приходили сюда с Порслин, я расслышала определенное металлическое звяканье, но сейчас коридор, начавший сужаться, был тихим, как могила.
Передо мной была сводчатая арка с открытой дверью, за которой вроде бы находилась комната.
Я сделала два осторожных шага в помещение и обнаружила себя в окружении металлических труб всех размеров — цинковых, свинцовых, железных, бронзовых, медных, они шли во всех направлениях, соединенные под прямыми углами огромными металлическими болтами, то там, то сям попадались гигантские вентили, напоминавший руль автомобиля.
Я в самом сердце подземных водопроводных коммуникаций Люциуса де Люса!
И тут я это услышала — металлическое звяканье, разнесшееся эхом по помещению.
Признаюсь, я застыла.
Еще раз звякнуло.
— Ау, — окликнула я дрожащим голосом. — Кто там?
Откуда-то донесся другой звук — животного происхождения, хотя я не смогла определить, человеческого или нет.
Что, если в туннель забралась лиса? Или барсук?
Если дело в этом, они, скорее всего, убегут от человека с фонарем… Но что, если нет?
— Ау! — снова окликнула я. — Есть здесь кто-нибудь?
Еще один приглушенный звук, более слабый. Он теперь дальше, или мне кажется? Одно ясно наверняка: он может доноситься только откуда-то из-за гигантской трубы, выступавшей из камня, потом идущей горизонтально, изгибающейся под прямым углом и уходящей к дальней стене помещения.
Я забралась на нее, секунду постояла, расставив ноги, и спрыгнула по ту сторону.
Коридор, в который вела труба, был ниже, уже и влажнее. Влага собиралась каплями на стенах, а на полу между кирпичами была сырая земля.
Прямо передо мной туннель блокировала железная калитка, скованная цепью и запертая по другую сторону большим старомодным железным висячим замком.
Я потрясла калитку, но она стояла мертво. Без ключа нет шансов преодолеть ее.
— Проклятье! — сказала я. — Проклятье и дважды проклятье!
— Флавия! — кто-то прокаркал.
Должна признаться, что я была очень близка к тому, чтобы опозориться.
Я посветила лучом фонаря сквозь прутья калитки и увидела фигуру, скорчившуюся на земле.
Всю свою жизнь я буду помнить это белое лицо, уставившееся на меня, ослепленное светом. Он умудрился где-то потерять очки, и его светлые глаза, ослепшие и мигающие, были глазами новорожденного крота, которого внезапно вытащили из норы на дневной свет.
— Колин? — спросила я. — Колин Праут?
— Выключи эту штуку! — взмолился он резким голосом, отворачиваясь от света.
Я отвела луч в сторону, и коридор по ту сторону калитки снова погрузился почти в полную темноту.
— Помоги мне, — жалобно попросил Колин.
— Не могу. Калитка заперта.
Я потрясла массивную решетку одной рукой, надеясь, что она откроется, возможно, благодаря какой-то еще не открытой магии — но нет.
— Попробуй со своей стороны, — предложила я. — Может, там есть щеколда…
Произнося эти слова, я уже знала, что там ничего нет, но попытаться стоило.
— Не могу, — ответил Колин, и даже в темноте было видно, что он едва сдерживает слезы. — Я связан.
— Связан? — Это казалось невозможным, хотя один или два раза я сама оказывалась в подобном положении.
— Но у меня есть ключ. В кармане.
Слава богу, подумала я. Наконец-то повезло.
— Ползи к решетке, — сказала я. — Я попытаюсь достать ключ.
Повисло болезненное молчание, потом он сказал:
— Я… я к чему-то привязан.
И он всхлипнул.
От этого и святой начал бы плеваться!
Но постой-ка! Висячий замок на стороне Колина, ведь так? Я заметила это, но не уделила должного внимания.
— Ты сам себя запер? — спросила я.
— Нет. — Колин шмыгнул носом.
— Тогда как ты там очутился?
— Мы прошли через дверь в фонтане.
Дверь в фонтане? Мы?
Я решила сначала задать самый важный вопрос.
— Кто «мы», Колин? Кто это с тобой сделал?
Я слышала его тяжелое дыхание в темноте, но он не ответил.
Я вдруг осознала тщетность всего этого. Я не собираюсь провести остаток жизни, выпытывая ответы у пленника, от которого меня отделяет железная решетка.
Меня приводила в ярость мысль о необходимости спрашивать у чужака о потайной двери в Букшоу. Подобные тайны наверняка должны передаваться от одного члена семьи к другом устно, а не выпытываться у почти незнакомого человека, крадущегося по окрестностям в обществе браконьера.
— Носок Сидона, — сказал Колин.
— Что? Ты несешь чушь.
Звук рыданий дал мне понять, что от него больше ничего не добиться.
— Оставайся тут, — велела я, хотя в моих словах не было никакого смысла. — Я вернусь мигом.
— Нет, постой! — закричал он. — Дай мне фонарь. Не оставляй меня одного!
— Я должна, Колин. Мне нужен фонарь, чтобы освещать путь.
— Нет, пожалуйста! Я боюсь темноты!
— Вот что я тебе скажу, — произнесла я. — Закрой глаза и сосчитай до пятисот пятидесяти. Когда глаза закрыты, не так темно. Когда закончишь, я вернусь. Давай я помогу тебе начать. Один… два… три…
— Не могу, — перебил меня Колин. — Я не умею считать сотнями.
— Ладно, тогда давай петь. Ну же, споем вместе:
God save our gracious King.Long live our noble King,Long may he…[65]
— Эй, Колин, да ты же не поешь.
— Не знаю слова.
— Ладно, тогда пой то, что знаешь. Пение заставит меня скорее вернуться.
Повисла длинная пауза, и он запел надтреснутым дрожащим голосом:
— Лондонский мост… падает…Падает… падает…Лондонский мост падает…
Я повернулась и начала осторожно пробираться обратно по коридору, звук голоса Колина вскоре превратился в слабое эхо. Оставить его там, одного в темноте, было одним из самых тяжелых решений, которые мне когда-либо доводилось принимать, хотя я не могу сказать почему. Жизнь полна сюрпризов.
Обратный путь показался бесконечным. Время наверняка замедлилось, пока я возвращалась под низкими сводчатыми потолками в подвалы.
Вверх по ступенькам я поднялась в кухню. Хотя в доме царила полная тишина, я все равно остановилась прислушаться у двери.
Ничего.
Технически, я знала, я не веду себя непослушно. Мне запретили покидать дом, и я не собиралась это делать. А фонтан Посейдона находится в пределах Букшоу.
Я тихо выскользнула из задней двери, оставив ее незапертой, в кухонный огород. Над головой звезды мерцали миллионом безумных глаз, а луна, уже на полпути к первой четверти, висела обломком серебряного ногтя в ночном небе.
