Татьяна Устинова - Неразрезанные страницы
Нужно добавить романтики. Все бабы любят кавалерийский напор, но подпустить романтики просто необходимо. Чтобы она понимала, что он, с одной стороны, решительный и уверенный, а с другой – тонкий и ранимый.
– Я думал о вас, Катя, – продолжал он, понизив голос. Следовало вдохнуть полной грудью, и он вдохнул. – Представлял, как у нас все будет.
Тут Митрофанова тоже вдохнула, и довольно глубоко.
Взволнована, понял кавалер. Все правильно. Может, и разговоры о литературе не понадобятся.
– Вы одна из тех редких женщин, которые как-то сразу…
И тут кто-то сказал с негромким, но радостным удивлением:
– Катя?
Митрофанова подпрыгнула, как будто укушенная змеей, повернулась и округлила глаза. Из темноты, куда не доставал свет фонаря, подходил высокий человек, Олег раньше его никогда не видел.
– Катя, здравствуй. Я звонил, но у тебя выключен телефон…
Тут Митрофанова вдруг тоненько завизжала:
– И-и-и!..
И бросилась на шею высокому, и обняла, и повисла, и даже ногами заболтала. Олег отступил немного.
Ничего подобного не должно было случиться.
Ничего подобного не могло случиться!..
Или он ничего не понимает в жизни. Или он ничего не понимает в бабах!..
– Володя! Володя, как ты здесь?! Господи, конечно, ты не мог дозвониться, я все никак не включу этот проклятый телефон!.. Я так ждала, что ты позвонишь, а ты все не звонишь и не звонишь!
– Я звонил, – очень громким и счастливым голосом повторял высокий. – Я с пяти часов звоню! Мне Дэн сказал, что ты можешь быть здесь…
– Я здесь.
– Здравствуй, Катя, – вдруг сказал высокий, подхватил ее и закружил. – Это я!..
Олег аккуратно поставил на асфальт митрофановскую сумку.
– Здравствуй, Володя, – отозвалась Митрофанова, – а это я!
Потом она зачем-то потащила Берегового под фонарь и уставилась ему в лицо, как будто они не виделись сто лет и она забыла, как он выглядит.
Олег смотрел спектакль, настроение у него неудержимо портилось, что редко с ним бывало, но он все не уходил.
– Когда тебя… когда ты…
– Сегодня, сегодня, Катя! Сразу после обеда! Я думал, ты приедешь…
– …я не знала, мне не сказал никто! Это Манино высокоблагородие или само не знало, или специально не сказало!
– …даже хорошо, что ты не приехала, потому что я… вид у меня был… неподобающий…
– …я помню, какой у тебя был вид…
– …домой заехал, душ принять и переодеться, а вода только холодная, представляешь, так я полчаса холодной водой…
– …маме позвонил?
– …ну, сразу же… как только в машину сел!
Они говорили – почти орали! – перебивая друг друга, всматривались в лица, держались за руки, и Митрофанова то и дело подсовывалась поближе, и один раз быстро его поцеловала, и он ответил, тоже очень быстро, как бы оставляя все самое важное на потом, чтобы сейчас успеть сказать то, без чего никак нельзя продолжать… жить. Он держал ее пальцы, поглаживал их, перебирал, прижимал косточками к темной куртке.
Загорелый Олег в белом свитере все стоял и смотрел.
Ничего подобного он не видел давно. А может, и никогда не видел.
– Ты меня спасла.
– Тебя спас Алекс, и еще Никоненко. Ну, и Маня, конечно!..
– Нет, – парень вдруг засмеялся. – Это я все знаю. Не в том смысле. В другом.
– Я, пожалуй, поеду, – заявил Олег. – Наше с вами свидание, Катя, видимо, отменяется.
Они оба оглянулись на него – на это и было рассчитано! – но… не заметили.
Оглянулись на секунду, а потом опять вцепились друг в друга.
– Представляешь, мне Анна сегодня выволочку устроила! Сказала, что мы ее продержали в неведении, а она вполне могла бы помочь, и еще что-то сказала про генерального прокурора, но это я тебе потом…
Они обнялись, оба очень высокие и какие-то… подходящие друг другу, и пошли куда-то, в двух шагах от Олега прошли и даже не взглянули!..
Тот был уже не просто зол. Он был в ярости.
В его системе координат ничего подобного не могло быть. Просто не могло быть, и все тут!..
– Пардон, мадам! – Собственный голос показался ему каким-то писклявым, недостаточно мужественным. – Вы позабыли вашу сумку.
Митрофанова оглянулась, мазнула по нему взглядом и улыбнулась. Тому, кто держал ее сейчас за плечи, она улыбалась совсем по-другому.
– Черт с ней, – сказала она. – Олег, у меня к вам большая просьба, занесите ее на ресепшен, я потом заеду и заберу… когда-нибудь.
– Да не нужно, мы сами! – перебил высокий парень, в один шаг оказался рядом и подхватил с асфальта сумку. – Чего сто раз заезжать! Спасибо вам.
На стоянке еще долго раздавались их громкие голоса, они все говорили, перебивали друг друга, потом заурчал автомобильный двигатель, хлопнули двери, и машина, взвизгнув тормозами, вылетела за шлагбаум.
Не выехала, а именно вылетела.
Олег послал их обоих подальше вместе с их машиной, хотел было разбить свои темные очки, но передумал.
Всю ночь он не спал, пил виски и думал, как же он мог так ошибиться, а под утро ему приснился гадкий сон, как будто он, голый, выступает на арене цирка, демонстрирует свои достоинства, и ему очень важно, чтобы эти достоинства оценили, а все вокруг над ним смеются.
Дверь открыл Алекс и первое, что сказал, завидев парочку:
– Тихо-тихо-тихо!..
Вид у него, как всегда, был странный.
– Да чего там тихо! – загрохотала Митрофанова. – Маня! Маня, выходи! Смотри, кого я тебе привезла!
– Здравствуйте, – смущенно поздоровался Береговой.
– Не кричите, Катя, – морщась, попросил Алекс, – я же вас попросил. Не мешайте ей, она пишет.
– Как?!
Алекс усмехнулся:
– Так и пишет. Ручкой на бумаге.
– Ручкой?!
– Нет, я, конечно, сегодня купил ей ноутбук, но она сказала, что будет писать в тетрадке, раз уж у нее работает только правая рука.
Митрофанова посмотрела на Берегового, а он на нее.
– Она же… у нее же не получалось в последнее время, – недоверчиво протянула она.
– А теперь получается, – нетерпеливо сказал Алекс. – Проходите. Я рад, что вас наконец-то освободили, Владимир. Вы успели заехать домой или дать вам переодеться?.. Впрочем, мои джинсы вам вряд ли подойдут, но могу предложить Манины…
Митрофанова захохотала, и в дверях кабинета показалась писательница Поливанова.
– Так вот кто это, – сказала она с удовольствием и поправила скособоченные очки. – Привет, Володь. Алекс, что ты там мечешься, словно угорелая кошка?
Вид у нее тоже был странный.
– Маня, – спросила Митрофанова, как будто это было самым главным на свете, – ты что? Пишешь?
Поливанова сосредоточенно кивнула.
– Пятьдесят страниц написала, – и она покрутила уставшей шеей. Посмотрела на Берегового и вдруг ни с того ни с сего смачно поцеловала его в щеку. – Жив?
– Жив, Марина. Если бы не вы…
Поливанова махнула на него рукой:
– Называй меня Маней, а?.. Мы же не на пресс-конференции! А ты чего такая красная, Катька? Опять приседала? Или целовалась?
– Сначала приседала, потом целовалась, – тут Катерина засмущалась. – А мы будем есть, а? И пить, и разговаривать?..
– Катя, – издалека сказал Алекс, – не приставайте к ней! Она пишет, ей сейчас не до нас…
Ого, подумала Митрофанова, какой прогресс. Значит, ты все-таки сообразил, что Мане тоже может быть… не «до нас». Не до тебя!..
Так тебе и надо!..
– Мы будем есть, пить и разговаривать, потому что писать я все равно больше не могу, у меня голова отвалилась, и рука тоже.
– На кухне или в гостиной?
– Конечно, в гостиной, Алекс! Нужно еще Дэну позвонить и его высокоблагородию, чтоб приехали.
– Маня, не расходись, – попросил Алекс, – тебе завтра работать.
– Ну, ты же будешь за мной ухаживать, если у меня случится похмельный синдром? Подносить воду, аспирин и ставить примочки?
Алекс Шан-Гирей подошел и посмотрел ей в лицо.
– Я буду за тобой ухаживать, Маня, – сказал он, как будто поклялся в чем-то. И погладил ее по щеке, где все еще было черным и желтым. – И включи телефон. Ты утром обещала кому-то интервью.
– Черт, точно! Я забыла совсем.
И она умчалась в кабинет.
Береговой улыбался растерянно, Алекс накрывал на стол в прадедушкиной гостиной, а Митрофанова ему мешала, думая, что помогает. Молочная люстра на бронзовых цепях уютно светилась, и жизнь, описав немыслимый кульбит, повернула наконец-то в какую-то правильную и утешительную сторону, и Береговой думал, что они его спасли, и вспоминал, как сжимал Катины пальцы, когда они с Поливановой пришли к нему на свидание, и еще о том, что у матери операция на следующей неделе, и еще – как-то краем – о том, что сейчас приедет сюда Дэн, в эту удивительную семью, необыкновенную квартиру и утешительную жизнь, когда из кабинета вдруг раздался даже не крик, а вопль:
– Не-е-ет!!!
Алекс замер, уронил бокал и ринулся по коридору, а за ним рванула Митрофанова и следом Береговой.
Писательница Поливанова, совершенно красная, сидела в кресле и билась головой о стол. В руке у нее был телефон.
