Анна и Сергей Литвиновы - Коллекция страхов прет-а-порте
…Валерия. Валерия Летягина. Антон не сомневался: это имя ему знакомо. Но откуда?
Криминальная хроника кончилась, на экране вспыхнула заставка очередного глупого сериала, и Антон досадливо выключил ящик. Опять налил себе коньяку, откинулся в кресле, нахмурился… Совершенно точно: про Валерию Летягину он слышит не в первый раз. Девушка что, какая-то знаменитость? Да нет, тогда бы по телевизору об этом сказали. А может, она просто знакомая или дочка знакомых? Но, как ни напрягал Антон мозги, вспомнить, откуда он знает Летягину, ему никак не удавалось. Только голова начала еще больше раскалываться.
И, когда с работы пришла наконец Ирэночка, Антон без всякой задней мысли, прямо с порога, выпалил:
– Слушай, а кто такая Валерия Летягина?
И с удивлением увидел, как вдруг побледнела, выпустила из рук сумку жена.
– Ты что? – не понял он.
– Нет-нет, ничего, – поспешно ответила Ирэна.
Судорожно сглотнула и нарочито равнодушным тоном переспросила:
– Как ты сказал? Валерия? Летягина?.. Понятия не имею. Подкинь мне, пожалуйста, тапочки.
– Подожди, Ирэна, – посуровел Антон и попытался взглянуть в смятенные глаза жены. – Я не люблю, когда мне врут. Тем более – ты.
– Антоша, по-моему, ты опять сегодня пил. – Она принюхалась к его дыханию и с укоризной добавила: – И крепко.
Потянулась было потрепать по щеке – но Антон резко отбросил ее руку:
– Ирэна, не надо перекладывать с больной головы на здоровую. Ответь мне: откуда ты знаешь эту Летягину?
– У тебя-то?.. Здоровая голова?.. – ухмыльнулась она.
И тогда Антон не выдержал. Размахнулся – и залепил жене жесткую, в полную силу, пощечину.
…Ирэна могла в тот вечер спастись. Она могла заплакать, прижать к покрасневшей щеке руку, попросить: «Пожалуйста, не надо!» И он бы успокоился и поверил. Но вместо этого жена спокойно отстранилась. Холодно произнесла:
– Ну, милый, раз ты так настаиваешь… Я скажу тебе. Лера Летягина – это подруга Сони. Тоже одна из моих, так сказать, пациенток, и сегодня я сбила ее машиной. Извини, но другого выхода у меня не было.
И спокойно, будто они ничего не значащую беседу за ужином вели, рассказала:
– Мне позвонил доктор Иванов. Это мой аспирант – он сейчас в районной женской консультации, в УЗИ-кабинете, стажируется. Летягина к ним на прием приходила. С тошнотой, головокружением, слабостью. Ее обследовали и поставили диагноз: «Последствия донации яйцеклеток». Главврач выдал официальное заключение. Летягина, похоже, решила подавать на нас в суд. Ну, а ты сам понимаешь – что сейчас это дело совсем не ко времени.
– И ты… – выдохнул Антон.
– Да, я от нее избавилась. Не тебя же опять просить, – презрительно усмехнулась жена. – Ты и так вон вчера перетрудился – до сих пор не просыхаешь…
– Ирэна, ты не могла! – выкрикнул Антон.
– Было непросто, – кивнула она. – Особенно угнать эту «девятку». Хорошо, что у меня в молодости были хорошие учителя и машинки я всегда любила… Многие навыки, оказывается, сохранились… Кстати, очень хорошо, что мы с тобой давно уже не ездим на «Жигулях», что за машина – тупая, руль жесткий, коробка передач неудобная… Все, проехали. Пойдем в кухню, я хочу выпить чаю.
– Значит, ты хочешь чаю… – машинально произнес Антон.
– Ну да, – пожала плечами жена. – Я голодная. Пообедать сегодня не успела.
– Просто хочешь чаю… – опять повторил Антон.
Он только сейчас – увы, слишком поздно – понял, что с Ирэной, его любимой, его половинкой, его болезнью, наконец покончено. И убивать, останавливать – нужно ее саму.
«Я не смогу этого сделать!» – сковал душу привычный страх.
Но ничего иного, как уничтожить Ирэну, ему просто не оставалось. Две смерти, двоих влюбленных… Это будет ярко.
Эпилог
Ярким веселым днем Институт неотложной помощи выглядел особенно уныло. Солнце безжалостно высвечивало и вздутый линолеум, и щербатые стены, и печальные лица старушек в штопаных халатах. Рвавшийся в открытые окна запах свежей травы невкусно мешался с ароматами карболки и затхлости.
– Не дай бог сюда загреметь, – шепнул Наде Полуянов, пока они шли по коридору к Лерочкиной палате.
Впрочем, Лера выглядела – или притворялась – вполне счастливой. Лицо в бинтах, одна рука в лубке, ко второй тянется трубка капельницы, зато глаза хоть и выцветшие от переживаний, но веселые.
– Вы, главное, меня не жалейте, – первым делом заявила она Наде с Димой.
– А чего нам тебя жалеть? – подхватила Надежда. – Наоборот, завидуем: на всем готовеньком, лежишь-отдыхаешь. Ни работать, ни учиться не надо. А очень скоро вообще поправишься! Полностью!
– Ну, это вряд ли, – скептически сморщила нос девушка. – Диагнозов у меня два вагона, и все мудреные. Вон, Петровна (Лера кивнула в сторону чрезвычайно дряхлой бабуси, возлежащей на соседней койке) – и та здоровей.
– Зато у тебя организм – молодой и сильный, – сказал Дима.
Лера бросила на журналиста досадливый взгляд. Чем та недовольна, Полуянов не понял. Растерянно взглянул на Надю. «Какие все-таки мужики твердокожие», – быстро подумала та. И ласково обратилась к Лерочке:
– Знаешь, Лерка, диагнозы – это все ерунда. Врачи любят пугать… А самое главное – что лицо у тебя в полном порядке. Синяки сойдут, так и еще краше станешь.
– Ладно уж – краше… – не поверила Лера.
– Честно. Тебе ж постоянно глюкозу вливают, а от нее цвет лица улучшается. И глаза становятся ярче.
– Правда? – просияла девушка.
– Конечно, – серьезно кивнула Надя.
Байку про волшебные свойства глюкозы она придумала на ходу – но ведь Лерочке сейчас так нужно верить в сказку.
– Но вообще, конечно, выгляжу я ужасно, – Лерочка с робким кокетством взглянула на Диму.
«Ну же, давай! Разубеждай ее! Утешай!» – мысленно взмолилась Надя.
Журналист опасливо покосился на перебинтованную девушку и пробормотал:
– Не переживай, Лер… Нормально ты выглядишь… Вполне сойдет.
Надя незаметно пнула бесчувственного под коленку и снова залилась соловьем:
– А что вся в бинтах – так они тебе даже томности придают.
– Угу, томности – от слова «том», – оценила Лера. – Разбухла вся. Впрочем, от бинтов, оказывается, и польза есть: ко мне тут классуха приходила. Видно, мечтала, чтоб я и здесь контроши или еще какую гадость делала – в школе-то год кончается! Но, как увидела меня, – сразу скисла. И сказала, что все оценки мне и так выставят. Авансом. Даже историчка – ух, как же мы с ней враждовали! – до четверки расщедрилась.
Журналист с Надей снисходительно переглянулись – и немедленно нарвались на едкий Лерочкин комментарий:
– Впрочем, что про школу трепать. Вы ж оба – почти пенсионеры, вам это неинтересно… Вот что лучше расскажу. Я, наверно, скоро в Швейцарию поеду.
– Куда-куда? – изумилась Надя.
– В Швейцарию, – гордо повторила Лера. – На реабилитацию, в специальный санаторий, в горах. Крутяк полный: отдельная палата, личный врач. Персональные массажист с тренером. Бассейн, хавчик суперский, барокамеры всякие. Во как.
– Здорово, – кивнула Надя. – Но это, наверно, сумасшедших денег стоит?
– Да уж, – важно кивнула Лера. – Тысяч в сто баксов железно встанет.
– А откуда у тебя столько баксов? – немедленно заинтересовался журналист. – Спонсоры финансируют?
– От них дождешься, – скривилась Лера. – Ты им нужна, только когда у тебя ноги от ушей – а не ходульки все в шрамах… Нет. Это мой адвокат «Клинике доктора Блохиной» иск вчинил. И клянется, что, сто пудов, его выиграет.
– Так Блохина ведь погибла? – удивилась Надя. – Я слышала, ее муж убил? И потом с собой покончил?
– Но клиника-то осталась, – хмыкнула Лера. – И там, мой юрист говорит, одного только оборудования на миллионы зеленых рублей. Так что пусть Ирэнкины эти, как их… правопреемники клинику продают и мне физический с моральным ущерб компенсируют.
– Мудро, – оценил журналист.
– А то! – кивнула Лерочка. – Так что не бойтесь: не пропаду.
Девушка очень старалась говорить весело и небрежно, да не вышло – голос предательски дрогнул. А Надя в бессильной ярости подумала: «Эх, Ирэна, Ирэна! Ну, как ты могла – такое с ней сотворить? И разве своей смертью – легкой, безболезненной – ты свои грехи искупила?!»
…Они с Димой уже покинули Институт неотложной помощи. Миновали больничный парк. Вышли на шумную улицу, где медициной и не пахло, – а Надя все продолжала хмуриться.
– Чего грустишь? – легонько тронул ее за плечо журналист. – Лерку жалко?
– Жалко, – кивнула Надя. И честно прибавила: – А еще, стыдно сказать, – радостно.
– Почему? – удивился Полуянов.
– Потому что я – не фотомодель… – Надя поколебалась и закончила: – …и что лет мне уже двадцать семь, и Ирэне я не подошла, и яйцеклетки мои никому не понадобились. Ведь как подумаю, что тоже могла к ней в подопытные кролики попасть…
