Елена Михалкова - Время собирать камни
Пакет с печеньем приятно грел ладони. Недавно добрая Степанида угощала Тоню маленькими печенюшками, испеченными мастером на все руки Женькой. Печенюшки были потрясающе вкусными, рассыпчатыми, с корицей, ванилью и каким-то слабым, непонятным привкусом, который Тоня никак не могла определить. Она спросила у Степаниды, но та призналась, что сама не печет, а только смотрит, как управляется кулинар-охотник. А потом ест.
– Представляешь, Вить, – сказала мужу вечером Тоня, с удовольствием поедая маленькие треугольники, – печенье ведь Степанидин Женя сам испек! Вот бы ты у меня был способен на такое…
– Еще не хватало! – огрызнулся Виктор, не расположенный шутить. – Что за мужик такой, который печенье печет целыми днями? Хуже бабы, ей-богу. Я бы еще понял, если б он шашлык готовил, а ерунду такую… Нет, не понимаю.
– Во-первых, не целыми днями, – заступилась за охотника Тоня. – Во-вторых, мужик он вполне полноценный. Ты посмотри, как он Степаниде помог за то время, что живет у нее. Кстати, она хвасталась недавно, что он в бане новую скамью сделал и полки поправил.
– Да ее баню нужно полностью перекладывать, а не скамейки в ней делать.
– Все равно, – заупрямилась Тоня. – И с забором он нам помог…
– За пятьсот рублей, – вставил Виктор.
– И Мысиным с дверью…
– За триста.
– Да ну тебя! – рассердилась она. – Нет бы – слово доброе сказать, так только обругать можешь лишний раз.
Тоня взяла тарелку с печеньем и ушла на кухню читать любимого Акунина…
И вот теперь она напекла печенье сама и вспомнила про Степаниду. Тоня вообще старалась приносить ей побольше сладостей, помня по своим бабушке с дедушкой, как старики любят конфеты и печенье. Степанида ворчала, но подношения принимала с видимым удовольствием.
Задумавшись о соседке, Тоня не заметила, как вышла на улицу. Снег повалил еще сильнее, поднялся ветер, и тут справа от Тони хлопнула калитка. Она оглянулась – ее собственная была прикрыта на щеколду. Закрываясь рукой от холодных хлопьев, Тоня прошла несколько шагов к заброшенному дому и остановилась. Калитка была открыта. Вновь налетевший порыв захлопнул ее, а через пару секунд она опять с тихим скрипом отворилась.
Тоня стояла и смотрела на открывающуюся и закрывающуюся дверцу, а в голове ее рождалась смутная, еще до конца не осознанная догадка. Сказав себе, что она только закроет соседскую калитку, Тоня подошла к заброшенному дому, огляделась… и вошла во двор.
Ветер стих. Калитка сзади захлопнулась. Тоня стояла перед крыльцом, заваленным снегом так, что было похоже на пушистую горку. «Какой ноябрь снежный в этом году», – пришло ей в голову совершенно некстати, а в следующий момент она обошла крыльцо и вышла в сад.
Никого не было. Тоня сама не знала, что ожидала увидеть, но была разочарована. «А если здесь прячется убийца? – неожиданно сообразила она, и по коже пробежал мороз. – И что я тогда буду делать?» Стараясь ступать как можно тише, хотя шагов и так не было слышно из-за снега, она пошла по саду, постоянно оглядываясь и прислушиваясь. Тишина успокоила ее. Тоня надеялась увидеть какие-нибудь следы и только сейчас сообразила, что если они и были, то валящий хлопьями снег сразу скрыл их. Вздохнув, она развернулась, чтобы идти обратно, и замерла на месте.
Под старой райской яблоней, около которой ее в сентябре застал участковый, что-то белело. Белое на белом – она сама удивилась, как заметила это. Тоня подошла и подняла со снега смятый листок бумаги с двумя прорезями для глаз. «Неудивительно, что я не узнала лицо», – подумала она. И тут вдруг почувствовала, что из дома на нее смотрят…
Ощущение было таким сильным, что она обернулась и посмотрела прямо на дом. И без толку, потому что стена, выходившая в сад, была глухая, без окон, и Тоня об этом знала. Смотреть на нее неоткуда! Ей стало не по себе. В деревне стояла тишина, даже собаки не лаяли, и стоять перед облепленным снегом домом, чувствуя чей-то взгляд и понимая, что этого не может быть, было страшно. Очень страшно.
Крепко сжав в одной руке бумажную маску, а в другой пакет с остывшим печеньем, Тоня медленно пошла обратно. У крыльца остановилась, потому что сзади ей послышался шорох. Она обернулась, но за спиной был только заснеженный сад. Глубоко вдохнув, Тоня быстро пробежала мимо крыльца, толкнула калитку и выскочила наружу. Калитка за ее спиной хлопнула и больше не открылась.
Страх прошел, и Тоня застыла на улице в нерешительности. Нужно было кому-то сообщить о маске и о том, что в доме кто-то есть, но она не знала, ни куда звонить, ни с кем разговаривать. Да и что сказать? Мол, мне почудилось, что на меня кто-то смотрит? Глупость какая. Но оставлять находку просто так Тоня не могла, листок в ее руке говорил сам за себя. «Капица!» – вспомнила она и обрадовалась. Сразу все стало проще, и Тоня уверенно направилась к избушке участкового.
Через двадцать минут она шла обратно без былого воодушевления – Капицы дома не оказалось, Тоня безрезультатно стучала пять минут в окно. Оставалось только вернуться и ждать до вечера, пока приедет Виктор. У нее мелькнула мысль обратиться к охотнику Женьке и рассказать, что в заброшенном доме кто-то есть. Но что тот-то мог сделать? Не пойдет же он, в конце концов, выламывать дверь в чужом доме! И самое главное – на задней стене нет окон!
Раздумывая, молодая женщина почти дошла до опустевшего дома Мысиных, когда впереди на дороге показалась темная фигура. Тоня остановилась, пригляделась… «Графка! – мысленно ахнула она. – Опять?!» Старик медленно ковылял к ней, закутавшись в старую телогрейку, которую она уже видела на нем. Рваная черная ушанка закрывала лоб, но не настолько, чтобы Тоня не разглядела старый синяк на правой брови. Она свернула с дороги на тропинку, помня о том, чем заканчивались их последние встречи, и с твердым намерением не дать сумасшедшему повода начать буйствовать. Но Графка перелез через сугробы и тоже оказался на тропинке, ведущей к Тониному дому. Тоне опять стало не по себе – старик явно хотел встретиться. Она остановилась и стала ждать.
– Что, покойница, удрать хотела? – еще издалека хрипло крикнул старик. – От Евграфа не удерешь!
– Что вам нужно? – сдерживаясь, спросила Тоня. – Опять орать станете?
– Зачем орать? – усмехнулся алкаш, подойдя к ней. Выглядел он еще хуже, чем в прошлый раз: ушанка его была в чем-то измазана, а в телогрейке просвечивали дыры. – Орать не я буду, а ты! Что, огонька не хватило на тебя? Ты не бойся, хватит на вас на всех!
Глаза его забегали по Тониному лицу, и ей захотелось закрыться от Графки рукой. Алкаш поднял руку, вытянул перед собой длинный желтый палец и направил его на Тоню.
– И что это у нас такое? – Голос его стал удивленным. – Своровала! Своровала!
Тоня посмотрела на пакет с печеньем, но Графка говорил не о нем. Он не сводил взгляда с белого листа с двумя прорезями, который она по-прежнему держала в руке.
– Это что, ваше? – опешила она.
Старик ничего не ответил, только перевел на нее слезящиеся глаза.
– Ой какая ты, покойница, любопытная, – почти ласково произнес он. – И зачем же это ты такая любопытная? Ну-ка, дай сюда!
С неожиданным проворством он схватил маску. Тоня от удивления разжала пальцы, и бумажный лист оказался у Графки.
– Вы что, с ума сошли? – изумилась Тоня. – Отдайте сейчас же!
Она протянула руку, чтобы выдернуть маску, но старик, усмехаясь, разорвал лист на две части. Тоня открыла рот, но не успела ничего крикнуть – сумасшедший начал ожесточенно отрывать кусочки от бумаги, отбрасывая их в сторону. Глаза его загорелись, рот растянулся в улыбке. Он стоял перед Тоней, оскалив гнилые зубы, а вокруг летали белые клочки, опускаясь на снег.
– А-а, снежок полетел! – обрадованно произнес Графка. – И тебя, курва глазастая, надо бы по тому же снежку раскидать!
На лице его появилось сосредоточенное выражение, словно он всерьез обдумывал, разорвать ему Тоню или нет. Она не успела ни удивиться, ни испугаться, как он шагнул ей навстречу, обхватил двумя руками и швырнул в снег.
Она упала прямо в сугроб и забарахталась, пытаясь подняться. Но сугроб был большим и мягким, и Тоня только глубже утопала в нем. Лицо залепило снегом, и она быстро провела по нему рукой, чтобы увидеть, где Графка. Старик подходил к ней, слегка раскачиваясь, и ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять: он окончательно сошел с ума. Глаза его горели диковатым огнем, рот кривился, он бормотал что-то себе под нос, покачивая головой в такт движению. Тоня замерла на месте. Внезапно в голове всплыло воспоминание – большие руки с длинными, крепкими пальцами. Она тогда еще удивилась, как у алкоголика могут быть такие руки.
Графке оставалось сделать до нее два шага. От страха сообразив, что нужно делать, Тоня перекатилась по снегу и, оказавшись на тропинке, вскочила на ноги. Старик остановился, наклонил голову и принюхался.
