Александра Маринина - Жизнь после жизни
— Валентина Николаевна, а вам Рита никогда не рассказывала про Леонида? — спросила она как бы между прочим.
— Про Леонида? Нет. А кто такой этот Леонид?
— Леонид Вешняк. Вы никогда этого имени не слышали?
— Нет, — покачала головой мать Риты, — в первый раз слышу. А кто он? Почему вы думаете, что Риточка его знает?
— Он — знакомый тети Гали, я думала, может, он заходил к ней, — соврала Настя. — А как у Риты с личной жизнью? Жених-то есть?
— Ой, вот уж не знаю, — вздохнула Валентина Николаевна. — Думаю, что кто-нибудь есть, она ведь такая умница и красавица, ей обязательно должно повезти в жизни больше, чем мне. Хорошо бы, чтобы у нее все сложилось, а то с моими болезнями можно внуков не дождаться…
* * *Всю дорогу из Петунина в Томилин Настя усиленно боролась со сном. Ее кидало в дрему, начинались какие-то смутные сновидения, и в этот момент голова падала — и она просыпалась, потом снова задремывала. Отчего она так устала? Вроде и встала сегодня в нормальное время, и работы не бог весть сколько сделала, да и работа эта — все больше языком молоть да по ресторанам или в машине посиживать, с чего ей так уставать? Неужели старость? Неужели так теперь будет всегда?
Она опять не заметила, как задремала, и очнулась от звонка телефона.
— Анастасия Павловна, я не поздно? Вы еще не спите?
Надо же, она раньше не замечала, какой приятный голос у Ильи Вторушина по телефону. При личном общении неприятное впечатление, которое он производил на Настю, как-то затмевало тембр голоса, а вот когда его не видишь — совсем другое дело.
— Не поздно, — ответила она. — Я не только не сплю, я даже вообще не в усадьбе. А что случилось?
— Есть кое-какая информация. Мы могли бы встретиться?
— Вы на работе?
— Да, пока сижу.
— Я могу заехать. Если вас устроит, то буду минут через… — Она напрягла глаза, чтобы в темноте определить хотя бы примерно, где находится. Машина как раз проезжала через дамбу, дальше прямо по проспекту Победы, потом налево на Федеративную — и вот оно, здание, где располагаются правоохранительные органы. — Минут через десять.
— Буду ждать, — коротко ответил Вторушин.
Интересно, какая такая, у него информация? И почему позвонил он, а не Федулов? Впрочем, какая разница, работают-то они вместе.
Здание в двенадцатом часу ночи было пустым и гулким, дежурный на первом этаже с сомнением глянул на Настю и не пропустил ее, пока не получил по телефону подтверждение капитана Вторушина, что он ее ждет. Илья сам спустился за ней на первый этаж и проводил в кабинет, хотя дорогу она прекрасно помнила.
— Хотите чаю? — спросил он, повесив Настану куртку на вешалку. — Холод сегодня просто собачий.
— Хочу, — призналась она.
Она так расслабилась в убаюкивающем покачивании машины, что никак не могла собраться и взбодриться.
Вторушин заварил ароматный зеленый чай, разлил в красивые чашки, которые достал из стоящего за его спиной шкафа, и открыл толстый ежедневник.
— У меня информация по поводу насильников, дело которых вела Павлова. — Он полистал ежедневник и нашел нужную страницу. — Мы за сегодняшний день почти все узнали. Значит, тот, который был зависимым и глуповатым, умер на зоне во время отбытия наказания. Острый перитонит, спасти не успели. Остались двое.
Он на несколько секунд умолк и что-то обвел красной шариковой ручкой в ежедневнике.
— Эти двое освободились условно-досрочно, один в седьмом году, другой в восьмом. Тот, который освободился в седьмом году, до Томилина так и не доехал, по дороге из зоны напился, влез в драку и получил новый срок за тяжкие телесные повреждения. Сейчас сидит и сидеть будет еще долго.
— Это который? — уточнила Настя. — Тот, что состоял на учете в диспансере и любил устраивать поджоги?
— Именно.
Илья снова уткнулся в свой талмуд, что-то поискал глазами и обвел красной ручкой.
— А третий?
— Третий вернулся в Томилин, проживает по адресу… Впрочем, вам адрес, наверное, не нужен?
— Не нужен, — согласилась Настя. — Адрес нужен вам. Что-нибудь узнали о том, как он сейчас живет?
— Очень немногое, но даже это немногое вызывает подозрения. Замкнут, нелюдим. Живет один в пригороде Томилина. С трудом устроился на работу, его взял один местный фермер и поставил скотником. Ничего лучше для человека без образования и отбывшего больше десяти лет по такой статье у нас не нашлось, с работой вообще трудно, сами знаете.
— Как его фамилия?
— Одинцов. Михаил Геннадьевич Одинцов, тридцать лет.
И снова Илья выполнил тот же ритуал: взял красную ручку и что-то обвел.
— А что вы все время помечаете? — не выдержала Настя.
Илья вскинул на нее непонимающий взгляд, потом тряхнул головой и улыбнулся:
— Извините, вы не в курсе… Мои коллеги давно знают про мою привычку, никто ничего не спрашивает. Я записываю все, что должен сделать, и отмечаю по мере выполнения. Так у меня есть гарантия, что я ничего не забуду.
— А что, проблемы с памятью?
— Пока нет. Но кто знает, может быть, они и появились бы, если бы я не записывал все до мелочей. Вот у меня записано, что я должен доложить вам информацию о трех подозреваемых. Информацию я записал, и по мере того, как вам рассказывал, отмечал, что это я сделал. Про первого рассказал — отметил, про второго рассказал — отметил. У меня даже записано, что я должен вам позвонить и договориться о встрече. И отмечено, что выполнено.
— А что, вы боялись и это тоже забыть? — рассмеялась Настя.
Вторушин с удовольствием подхватил ее смех, при этом глаза его почти совсем утонули в щелочках между густыми бровями и полными лоснящимися щеками.
— Вы знаете, Анастасия Павловна, для меня в этих записях и отметках есть какой-то другой смысл, помимо напоминания. Я обвожу красной ручкой выполненные пункты, и у меня возникает ощущение движения, осознание того, что день не прошел впустую, что я что-то сделал.
Как ни странно, Илья совершенно не стеснялся своего чудачества и рассказывал о нем так же охотно, как рыбак рассказывает об удачной рыбалке.
— Но вообще-то должен вам признаться, что я расстроен. — Он неожиданно перестал смеяться и стал серьезным. — В версию о маньяке я не верил с самого начала и хотя делал по этой версии все, что положено, но больше для очистки совести. Я был уверен, что убийство Корягиной было совершено в рамках кампании против Бегорского и его клуба, а второе убийство, когда погибла Аида Борисовна, было имитацией психопатологии, а на самом деле связано с сугубо личными мотивами. Никому из нас почему-то в голову не пришло, что личные мотивы могут объединять оба преступления, мы не видели, что может быть общего у таких разных людей, как Корягина и Павлова. Про служебную деятельность Павловой мы даже и не подумали, ведь она уже лет десять как на пенсии.
— И чем же вы расстроены?
— Тем, что был не прав, — пожал плечами Вторушин. — Теперь я вижу, что Одинцов — наиболее реальный подозреваемый, который мог бы совершить оба убийства. Он молод и достаточно силен физически, он замкнут, нелюдим и плохо социализирован, то есть имеет место определенная аномалия психики, и у него есть мотив. Получается, что прав был Димка Федулов, а вовсе не я.
— А что, это впервые в жизни получилось, что прав Дмитрий, а не вы? Что в этом особенного?
— Ничего, — вздохнул Илья. — Все нормально. Не обращайте внимания. Подлить вам чаю?
— Нет, спасибо. — Настя поднялась. — Уже очень поздно. Надо возвращаться к себе. Да и вам нужно отдыхать.
Вторушин подал ей куртку, помог одеться.
— Что вы планируете делать с Одинцовым? — спросила она, уже взявшись за ручку двери.
— Димка рвется в бой, — усмехнулся капитан. — Считает, что нужно его задерживать и трясти, как грушу.
— А вы сами как считаете?
— Я бы понаблюдал за ним еще несколько дней, пособирал бы сведения. Но у нас с Федуловым разные подходы, мы с ним в вечном конфликте, — Илья обезоруживающе улыбнулся. — Он считает себя настоящим опером, а меня — трусливым карьеристом. И даже не скрывает своего мнения.
— Как же вы ухитряетесь работать вместе и друг другу горло не перегрызть?
— Да вот как-то ухитряемся. Спасибо, что заехали, Анастасия Павловна. Пойдемте, я провожу вас до машины.
Да, несмотря на всю непривлекательность, воспитан Вторушин как надо.
— Вам спасибо. А провожать меня не нужно, я не заблужусь, — отказалась Настя.
— Нужно-нужно. — Он вытащил связку ключей из замочной скважины с внутренней стороны двери. — У нас внизу дежурный сегодня приставучий, опять начнет вам голову морочить. И вообще, поздно вечером женщина не должна ходить одна. Никогда и нигде. Даже в нашем здании.
Вот даже как! Предусмотрительный какой… Или в самом деле трусливый? Или знает что-то такое, чего не знает она, Настя?
