Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей
Бедную женщину вырвали из привычной среды, опутали сетью ложных идей, обманули, изолировали от мира. Она не любит Россию, считая ее безбожной и называя всех русских жестокими и злыми. Ее убедили, что это сторонники красных расправились с ее мужем, сделали дочь калекой, и Агнесса их ненавидит всем сердцем.
А сердце ее так жаждет доброты и милосердия. Воплощением доброты и милосердия для Агнессы являются Христос и мадонна, и женщина свято верит, что, неся слово божье во все уголки мира, можно осушить слезы, утолить скорбь, остановить потоки крови.
Наивная душа! Каждый год в день рождения Иренэ несчастная мать посылает в школу стопки молитвенников, которые Нунке принимает с благодарностью и тут же сжигает, потому что их просто некуда девать.
Правда, последнее время глубокая вера экзальтированной женщины несколько поколебалась. Виной тому отчаяние матери, так и не вымолившей спасения для своего ребенка. Но Агнесса всеми силами старается приглушить этот голос протеста, отогнать от себя сомнения. Ведь в жизни у нее есть только вера - лишившись ее, она потеряет все.
Как хочется Григорию помочь этой женщине обрести действительно крепкую опору, открыть ей глаза, пробудить к подлинной жизни эту свободолюбивую душу, скованную догмами католицизма. Спасти, в конце концов, маленькую Иренэ, которой нужны не молитвы, а систематическое лечение в специальном санатории.
Всем сердцем Григорий чувствует, что Агнесса может стать другом. Она не утратила человечности, обычных чувств нормального здорового человека, она искренна и откровенна. С нею можно разговаривать, не боясь, что завтра сказанное в ее доме станет известно Воронову, который тоже часто посещает виллу, или духовнику. Его лицемерие Григорий уже дважды раскрыл перед Агнессой, и теперь она в своих отношениях с небом старается обходиться без посредника.
Агнесса любит ездить верхом и сумела приохотить к этому виду спорта своего молодого друга. Когда Иренэ чувствует себя хорошо, их прогулки бывают особенно приятны. Агнесса в такие дни весела и беззаботна. Дома, чтобы развеселить гостя и дочку, она поет цыганские песни, иногда даже танцует. Фред с ее помощью быстро научился играть на гитаре, выучил несколько цыганских мелодий и выполняет теперь роль аккомпаниатора.
А маленькая Иренэ так и льнет к Фреду. Он мастерит ей игрушки, изучает вместе с нею итальянский язык, которым владеет еще слабо.
Нунке, конечно, знал, куда зачастил молодой воспитатель, и строго предупредил Фреда, чтобы тот не разговаривал с Агнессой о школьных делах. Патронесса должна знать о школе не более того, что ей сказали. Что ж, до поры до времени Григорий действительно будет избегать этих разговоров, сославшись на переутомление, на то, что школьные дела ему осточертели. Тем более, что Агнесса охотно согласилась: ни о каких делах во время прогулок не упоминать. Они весело болтали о всякой чепухе, иногда просто молчали, и в эти минуты Фред отдыхал душой и телом.
Агнесса все более интересовала его и как человек, и как женщина с не совсем обычным характером. Внешний лоск, о котором в свое время позаботились воспитатели молодой цыганки в Италии и о котором так пекся покойный Менендос, с годами не исчез, но и не убил в ней ее подлинной сущности. В глубине души Агнесса оставалась цыганкой - свободолюбивой, порывистой. Если на виллу заглядывали Нунке и Шлитсен, их принимала красавица-донья с изысканными манерами, элегантно, но скромно одетая. Когда же приходили Фред или Воронов, их встречала совсем другая женщина.
В ярком, пышном наряде, который так ей шел, она в такие минуты, казалось, и сама перерождалась. Исчезала скованность в движениях, красивый рот становился еще ярче от озарявшей его улыбки, глаза сияли неподдельной радостью. От официальной, немного надменной патронессы школы не оставалось и следа.
Агнессе пошел тридцать первый год, Фреду - двадцать шестой. В таком возрасте разница в пять лет не так уж заметна. Они чувствовали себя однолетками, и это еще больше сближало их.
- Идя ко мне, не приглашайте Воронова! Пусть приходит, когда вас нет, вырвалось у Агнессы во время последней встречи. При этом она так поглядела в глаза Фреду, что подтекст просьбы стал бы ясен и человеку, значительно менее наблюдательному, чем ее собеседник.
Фред был и обрадован и смущен.
Последний раз он допустил бестактность, окончательно испортившую ему настроение. Фред решил проверить свои успехи в итальянском языке и накануне перевел с русского одну из песенок Вертинского "Безноженька". Почему-то именно она пришла ему на память, хотя он чувствовал, что текст и музыка сентиментальны и в какой-то мере спекулятивны. Автор старался растрогать слушателей типичной мелодраматической ситуацией: у маленькой бездомной девочки, которая днем просит милостыню, а ночью находит приют на кладбище, нет ног. И каждую ночь она молит "боженьку" дать ей, хоть во сне, ноги здоровые и новые...
В тот вечер, сам себе аккомпанируя, Фред пропел песенку Агнессе и Иренэ. И только закончив, понял, что причинил обеим боль. Ведь Иренэ только для того и изучала итальянский язык, чтобы поехать в Ватикан и умолить папу помолиться за нее.
В комнате еще не зажигали свет, хотя вечерние сумерки завесили окна и открытую дверь веранды темно-голубой вуалью. Долго-долго в комнате царила тишина. Потом с кресла, в котором сидела Иренэ, донеслось тихое всхлипывание. Фред понял: Иренэ верила в чудо, в то, что сможет еще ходить. А в песенке шла речь о глупенькой калеке, глупышке, которая надеялась на "доброго боженьку", могущего вернуть ей ноженьки. Ноженьки здоровые и новые!
Фреду стало стыдно.
- Простите меня, я не подумал!
Кляня себя, он выскочил на веранду, а вскоре совсем ушел. Потом несколько дней не приходил на виллу.
И вот сегодня записка от Агнессы:
"Непременно приходите сегодня! Ждем. А."
Выходя за ворота бывшего монастыря, каждый, даже старый кадровый преподаватель или воспитатель, должен был сообщить Нунке, если того не было Шлитсену, если же отсутствовали оба, дежурному, куда и на сколько времени он уходит. Нарушишь это правило - лишаешься права выхода за ворота на две недели, а то и на месяц.
Получив записку, Фред пошел к Нунке и предупредил его, куда уходит.
- Идите, идите! Похоже, что вдовушка скучает без вас. Ну, что ж, это хорошо! Нам давно пора прибрать ее к рукам, да некому. А вы - кандидатура...
Фред почувствовал, как кровь приливает к лицу, резкий ответ готов был уже сорваться с губ, но он сдержался.
Слова Нунке задели его за живое. Вилла Агнессы стала для него тем островком среди трясины, куда можно было убежать от опостылевшей школы, хоть на час забыть о проклятых "рыцарях". На этом островке он чувствовал себя просто человеком. К тому же, сюда не отваживались лезть "практиканты" всетаки патронесса, дама.
И вот, оказывается, его визиты к Агнессе и то, что она хорошо к нему относится, Нунке собирается использовать, чтобы окончательно запутать бедную жертву в сетях своих преступных планов. И он, Фред, должен сыграть роль соблазнителя беззащитной женщины! Нет, лучше совсем порвать с Агнессой, чем выполнять это позорное задание!
А жаль рвать эти отношения, даже больно! Он так привязался к маленькой Иренэ. Ведь у Григория никогда не было ни брата, ни сестры, так же, как не было семьи, детей. А чувство отцовства, верно, живет в каждом человеке. Особенно, когда видишь такое обиженное судьбой существо, как эта милая, ласковая девочка...
Но если быть честным, то не только Иренэ манит его в этот уголок. Фреду приятно, что молодая, красивая женщина так доверчиво заглядывает ему в глаза, так ласково пожимает руку, так нетерпеливо ждет его.
Григорий Гончаренко не предаст память Моники, Нет! Но... но на виллу Агнессы ему приятно ходить. И он будет ходить...
- Вы совсем нас забыли, - укоризненно воскликнула Агнесса, выходя в сад навстречу гостю.
- Только семь часов. А я всегда...
- Мы ждали вас раньше...
Агнесса часто вместо "я" говорила "мы". Правда, чаще это бывало в присутствии Иренэ, но сейчас девочки не было видно.
- А Фред, верно, нас разлюбил! - послышалось из-за кустов.
Фред раздвинул ветки. То, что он увидел, одновременно удивило и обрадовало его. Девочка сидела в своем "выездном экипаже" - так она именовала свою коляску, а перед ней стоял маленький длинноухий мул, которого Иренэ поила молоком из бутылки. Кувшин с молоком держал смуглый, загорелый мальчик лет одиннадцати.
Мул был совсем малыш. Передние ножки его разъезжались, уши были комично прижаты к голове. Но особенно смешным делал его большой розовый бант, болтавшийся на шее. Малыш время от времени переставал сосать и отдыхал, причмокивая губами, потом снова жадно хватал соску.
- Это мой новый Россинант, Фред! Нравится? Иренэ сияла от гордости. Пей, Россинант, пей, глупенький! И никогда не бойся Фреда, это мой друг.
