Анне Хольт - Что моё, то моё
– Что-нибудь ещё?
Аксель покачал головой. Он хотел вынуть кредитную карту, но когда, наконец, добрался до бумажника, официант уже ушёл.
Он должен расслабиться.
Никто на него не смотрит. Никто не узнаёт.
Этого он больше всего боялся. Что кто-нибудь вспомнит его. Когда самолёт приземлился в Гардермуене, главном аэропорте Осло, он испытал жуткий страх и захотел первым же самолётом вернуться обратно. Отменить сделку. Въехать в свой старый дом, забрать назад лодку, кота и стеклянных солдатиков. И всё станет как прежде. Ведь ему было так хорошо, так спокойно, особенно после того, как той мартовской ночью в 1993-м его наконец оставили эти ужасные ночные кошмары.
Норвегия изменилась.
Даже люди разговаривают иначе. Какие-то мальчишки, сидевшие перед ним в автобусе, говорили на языке, которой он едва понимал. Он испытал некоторое облегчение, добравшись до «Континенталя». Аксель вспомнил названия всего двух хороших гостиниц в Осло: «Гранд» и «Континенталь». Второе звучало привлекательней. Никаких сомнений в том, что это будет стоить очень дорого, у него не было, но теперь он обеспечен деньгами и у него есть платиновая карта. Когда он положил на стойку американский паспорт, женщина заговорила с ним на английском. Он ответил ей по-норвежски, она улыбнулась. Дружелюбно вела себя с ним. Все вокруг были дружелюбны, а в «Театральном кафе» официант говорил на языке, знакомом Акселю Сайеру.
– Вы здесь проездом? – спросил худощавый мужчина, кладя счёт на стол.
– Да. Нет. Проездом.
– Вы живёте здесь, в отеле? – спросил официант, протянув руку за карточкой. – Желаю вам приятного отдыха. Лето, судя по всему, всё-таки начинается. Чудесно.
Аксель решил подняться в номер и вздремнуть пару часов. Ему нужно привыкнуть к этому городу. Вечером он пройдётся по улицам. Он хотел выяснить, что именно уцелело в его памяти, узнать Норвегию. Понять, узнала ли Норвегия его. Аксель в этом сомневался. Столько времени прошло. Чересчур много. Завтра он встретится с Евой. Но не раньше. Он должен быть отдохнувшим, когда увидит её снова. Она ведь больна, и он был готов ко всему.
Перед тем как уснуть, он решил позвонить Ингер Йоханне Вик. Было всего три часа дня. Скорее всего она на работе. Может быть, она до сих пор сердится на него за то, что он тогда сбежал. Но она же отправилась в Америку ради него! И оставила свою визитную карточку и в ящике, и у входной двери.
По крайней мере ей будет интересно ещё раз поговорить с ним.
61
У Ингер Йоханне было странное ощущение, что уже наступила пятница. Когда она отлучилась с работы под тем предлогом, что ей нужно в книжный магазин, ей несколько раз пришлось напомнить себе, что неделя дошла только до середины и сегодня среда, 7 июня. В «Норли» она отыскала карманное издание последнего, шестого романа Асбьёрна Ревхайма «Грехопадение, четырнадцатое ноября». Ингер Йоханне казалось, что она уже читала его. Прочтя тридцать страниц, она поняла, что ошиблась. По жанру это был фантастический роман, а ей такие книги не особенно нравились.
Приближалось время новостей. Она включила телевизор.
Лаффена Сёрнеса видели на северном шоссе в окрестностях Осло. Он передвигался пешком. Описание трёх незнакомых между собой свидетелей полностью совпадали – одет в камуфляжную форму, рука в гипсе. Но поймать его не смогли, он снова скрылся в лесу. Полиции вызвались помочь двое финских охотников. Телеканал «ТВ2» выслал в район вертолёт, а канал «НРК» подчинился требованию полиции не мешать действиям следственных групп. Зато они получили разрешение постоянно поддерживать контакт с пятью разными группами, правда, пока тоже безрезультатно.
Ингер Йоханне вздрогнула.
Зазвонил телефон. Она сделала звук тише и сняла трубку. Голос на другом конце оказался незнакомым.
– Я говорю с Ингер Йоханне Вик?
– Да…
– Простите, что беспокою вас в это время. Меня зовут Унни Конгсбаккен.
– Слушаю вас.
Ингер Йоханне сглотнула и приложила трубку к другому уху.
– Вы разговаривали с моим мужем в понедельник, не так ли?
– Да, но…
– Астор умер утром, – сказала женщина.
Ингер Йоханне попыталась выключить телевизор, но нажала вместо этого на регулятор громкости. Ведущий закричал, что «Редакция 21» всё своё время посвятит «Большой погоне». Ингер Йоханне выключила телевизор.
– Сожалею, – заикаясь, проговорила она. – При… Примите мои соболезнования.
– Спасибо, – ответила женщина. – Я звоню, потому что мне нужно во что бы то ни стало встретиться с вами.
Голос Унни Конгсбаккен был удивительно спокойным, а ведь она всего несколько часов назад овдовела.
– Встретиться… Да. А что… Конечно же!
– После вашего звонка мой муж очень засуетился. Вчера звонил наш сын, он рассказал, что вы были у него в конторе. Астор… умер сегодня рано утром.
– Я правда очень сожалею, если… Я имею в виду, я ни в коем случае не хотела…
– Он не мучился, фру Вик. Всё в полном порядке. Астору было девяносто два, у него было слабое здоровье.
– Да. Но я…
Ингер Йоханне не знала, что ей сказать.
– Я сама уже в летах, – сказала Унни Конгсбаккен. – Завтра я возвращаюсь домой, везу тело мужа. Он хотел, чтобы его похоронили в Норвегии. Было бы очень любезно с вашей стороны найти время для беседы со мной уже завтра, во второй половине дня. Самолёт приземляется в двенадцать. Давайте встретимся в три?
– Но… Это может и подождать! Мы могли бы поговорить после похорон.
– Нет. С этим и так долго ждали. Пожалуйста, фру Вик.
– Ингер Йоханне, – пробормотала она.
– Значит, в три часа. В «Гранд», подходит? Там, по-моему, можно спокойно поговорить.
– Отлично. В три. «Гранд кафе».
– До встречи.
Пожилая дама положила трубку до того, как Ингер Йоханне успела ответить. Она сидела с трубкой в руке и пыталась разобраться, какое именно чувство испытывает: вину или любопытство.
«Что тебе могло от меня понадобиться? – подумала она, кладя трубку на место. – С чем «этим» ждали так долго? – Тут её вдруг заколотило, а щёки покраснели. – Я оказалась причиной смерти Астора Конгсбаккена!»
Ингвар Стюбё сидел в одиночестве в своём кабинете и перечитывал письмо по второму разу. Полицейские из Тромсё установили лишь, что Мэй Берит Бенонисен действительно встречалась с Карстеном Осли, как она раньше уже говорила. Коллега из Тромсё явно не прочувствовал серьёзности просьбы Ингвара – с женщиной он общался по телефону, не потрудившись встретиться лично.
Тённес Сельбю никогда не слышал ни о каком Карстене Осли.
Грете Гарборг умерла.
Турид Санде Оксой была недоступна. Когда Ингвар наконец дозвонился до них, Турид уехала за город. Без телефона. В Телемарку, сказал Лассе грубо и попросил не беспокоить их, пока у полиции не появится что-нибудь конкретное.
Зигмунду Берли так и не удалось ничего выяснить о сыне Карстена. Ингвар заподозрил, что он занимается этим делом без особого энтузиазма. Хотя Зигмунд и был его самым верным помощником, казалось, он не разделяет уверенности Ингвара, что это действительно важно.
Для Ингвара, после того как он потерял родных, всё изменилось. Лишившись родных, он словно стал другим, это событие оттолкнуло окружающих. Когда он в обеденный перерыв приходил в столовую, за столом воцарялась тишина. Только через несколько месяцев люди стали позволять себе смеяться в его присутствии. Он по-прежнему пользовался уважением, но его интуиция, которой раньше восхищались и о которой ходили легенды, превратилась в странность неудачника.
Но Ингвар не был неудачником.
Он раскурил сигару.
– Я не неудачник, – сказал он вполголоса и выпустил дым в потолок.
Сигара была слишком сухой, и он раздражённо затушил её.
Если ему не удастся получить ордер на обыск дома Карстена Осли в течение завтрашнего рабочего дня, он отправится туда без всяких санкций. Эмили там. Он в этом уверен. Может быть, он ошибается. А если нет? Он может спасти девочку.
«Всего одни сутки, – подумал он, выходя из кабинета. – Это всё, что у меня есть».
62
Они сразу узнали друг друга.
Целую жизнь назад она стояла на причале и махала вслед уходящему кораблю. Он видел, как она, поправив шаль, покатила велосипед вдоль пристани. Её юбку теребил ветер. В памяти остались недавно выкрашенный в красный цвет велосипед и она, стройная и голубоглазая.
Теперь Ева уже одиннадцатый год лежала в постели.
Неподвижные руки вытянуты вдоль тела. Она медленно приподняла правую руку и протянула ему, когда он вошёл в палату. В одном из писем она благодарила Бога за то, что он пощадил именно правую руку. Чтобы она могла продолжать писать письма. Ноги отнялись. Левая рука была неподвижна.
– Аксель, – сказала она тихо и спокойно, словно ждала его. – Аксель, родной.
