Мария Жукова-Гладкова - Трудно быть богатой
— Знаете, почему я вчера поехал к Хабибуллину? Мне страшно нужны деньги. На мне висит долг. Хотел ему кое-что продать… Зная мою пагубную страсть к игре, мне уже никто не дает… Но я отдам эти материалы вам. И вы передадите их Мурату — ну и, конечно, расскажете все, что рассказали мне… А потом попросите, чтобы господин Хабибуллин помог бедному журналисту, его не калеча… Сообразите, как ввернуть. Скажете, что фотографии — мои.
С этими словами Саша-Матвей извлек из внутреннего кармана курточки небольшой черный пакет, раскрыл его и протянул мне несколько снимков.
— Вы, наверное, не знаете, кто заснят рядом с вашим бывшим мужем.
Но я знала: это был Виталий Суворов, с которым они пили пиво в каком-то открытом кафе, сидели в бане с девочками, в общем, очень мило проводили время.
А Саша-Матвей продолжал рассказывать мне, кто такой Суворов:
— …Все считают, что этот человек работает на Хабибуллиных. И, главное, так считает Мурат. Более того, у меня имеются записи разговоров Суворова и вашего бывшего мужа, Ольга… Они явно свидетельствуют о том, что Суворов работает на Багирова, а не на Хабибуллина.
— Сколько вы хотите за эти фотографии и записи? — спросила я хриплым от волнения голосом.
Глава 30
Саша-Матвей не хотел брать с меня ни копейки, считая, что у меня не самое лучшее финансовое положение. Я убедила его, что плачу Лешкины деньги, выданные мне на покупку глушилки и пистолета. Про остальные, прихваченные из сейфа, даже не заикалась.
— Но они вам все равно могут пригодиться на другое. Детям лучше что-нибудь купите или себе. С вас, Оля, я не могу их брать. С Хабибуллина, вашего бывшего мужа — другое дело.
В конце концов мы договорились, что я сегодня дам ему тысячу долларов, а он в дальнейшем продаст те же снимки и записи (скорее всего, при моей помощи) Мурату Хабибуллину и вернет мне эту тысячу. Для него главным было поскорее расплатиться с долгом, чтобы не начали капать проценты.
Мы заехали к моим на дачу, я провела инструктаж с дедушками. Саша-Матвей, о котором свекор уже все уши прожужжал моему отцу, был встречен с распростертыми объятиями. Журналист еще добавил старикам наставлений. Оставалось надеяться, что Лешка, по крайней мере, не станет устраивать стрельбу в дачном поселке и не додумается спалить его дотла. Хотя от Багирова всего ждать можно. Дети слушали, раскрыв рты, с интересом оглядывали моего знакомого, даже пару раз дотронулись до его длинных волос, мне сказали, чтобы я свои тоже отращивала, а затем в один голос спросили, когда приедет дядя Камиль. Они по нему соскучились.
Я наступила Саше-Матвею на ногу, а детям сказала, что «дяди» Камиля, по всей вероятности, еще нет в городе, иначе он бы уже обязательно заехал. Правда, я в этом сомневалась.
На обратном пути журналист высказался по поводу любви Камиля к детям — он впервые об этом слышал. А потом поведал мне еще несколько деталей из биографии Хабибуллина-младшего, характеризовавших его, как редкостную сволочь и маменькиного сынка, подобного Лешке. Правда, мать Камиля не шла ни в какое сравнение с Надеждой Георгиевной: ни партийной работой, ни бизнесом не занималась, посвящая себя домашнему хозяйству и детям, любимым из которых был младший, оберегаемый от всех невзгод.
В городе я высадила Сашу-Матвея у метро, а сама поехала к Сергею Сергеевичу, обещавшему подойти на работу во второй половине дня, после того, как выспится.
За столом убитого Андрея Геннадьевича сидел уже другой человек, который тут же подсунул мне «Маньяка и принцессу», желая получить автограф. Это что, теперь настольная книга в органах?
Первые минут пятнадцать говорили о моем творчестве, новый сотрудник отдела поведал о встречавшихся на его жизненном (вернее, милицейском) пути случаях изнасилования (чтобы я использовала их в следующем романе), потом коллеги отчитывались перед Сергеем Сергеевичем о проделанной работе — допросе сотрудников «Алойла».
— А дело от вас не заберут? — спросила я. — Ведь иностранцев же убили.
Милиционеры очень надеялись, что заберут, но пока им пришлось собирать информацию об убитом гражданине России и исчезнувшем шофере. Вообще мне пояснили, что скорее всего именно это дело будут вести и сотрудники ФСБ, и милиция одновременно. Милиция занимается уголовщиной, если же дело связано с политикой, его передают ФСБ. Я все равно ничего не поняла: какая политика, если речь шла о продаже и покупке нефти и нефтепродуктов?
Шофер, как выяснилось, давно работал в «Алойле» и ни в чем преступном ранее замечен не был. Так что в самое ближайшее время его найдут на дне какого-нибудь из многочисленных водоемов Петербурга — или закатанным в асфальт. Возможно, ему заплатили за то, чтобы вел машину по определенному маршруту и не мешал действиям бандитов — ну а потом и самого грохнули. Хотя странно, что не вместе со всеми.
Семья шофера ничего не знала, он просто не пришел домой ночевать. Мне предъявили фотографию, я опознала нашего вчерашнего водителя. Меня допросили ведя протокол, велев повторить все, что я знала. Я сказала то же, что и вчера.
— Благородные пошли бандиты, — заметил новый коллега Сергея Сергеевича. — Женщин не убивают.
Я отреагировала на эту реплику так, словно только что села на пчелу. Взвилась к потолку, повернулась к оперу своей разукрашенной щекой, потом предложила снять брюки и продемонстрировать ногу. Чтобы загасить конфликт, майор заметил, что у них в отделе всегда рады увидеть женщину без штанов, но в данном случае он сам в состоянии поведать коллегам, как вчера выглядела моя конечность.
— Сколько времени вы были без сознания? — спросил меня новый опер.
Я задумалась.
— Понятия не имею, — честно ответила. — Но когда очнулась, все уже уехали.
— Выстрелы слышали?
— Нет, — покачала головой я. — Вообще ничего не слышала.
— Минут пятнадцать наверное, — высказал предположение Сергей Сергеевич. — Она ведь явно головой об асфальт ударилась.
Со мной еще немного побеседовали и отпустили, приглашая заходить. Правда, не забыли упомянуть, что меня могут вызвать и повесткой, и не только они. Я сникла, но возразить не могла.
Также не хотелось предупреждать, что, возможно, не смогу появиться в связи с собственной кончиной или уходом в глубокое подполье.
Но майор последний вариант предусмотрел и попросил предупредить, если решу куда-нибудь отбыть.
— Лучше бы вы, конечно, из города не уезжали, — подал голос новый опер.
— Ольга Викторовна сама заинтересована, чтобы мы знали, где она находится, — усмехнулся Сергей Сергеевич. — У нее такие знакомые, что она предпочитает перестраховываться. Поэтому обязательно сообщит, где ее искать.
* * *По пути домой я заехала на рынок, потом остановилась у ларьков, накупила продуктов на несколько дней вперед, а то неизвестно, когда удастся снова выбраться в магазин. Да и вообще, может, я все это делаю зря и не придется мне больше наслаждаться ни копченой колбасой, ни овощами с фруктами. На кого я детей оставлю? Кто их растить будет? Дедушки уже немолоды и не очень здоровы. На глаза невольно навернулись слезы. Хотя что это я?! Надо думать о хорошем.
Саша-Матвей уже пасся у подъезда, разговаривая с бабками, как всегда облепившими скамейку. Они наперебой рассказывали журналисту районные новости. Оказалось, что все его знают (заочно) и готовы удовлетворить любопытство. Как выяснилось уже у меня в квартире, я была основной темой местных сплетен. Если бы бабки еще знали, что я — Эросмани, про которую они оказывается тоже слышали (и, конечно, осуждали), то жизни мне бы не было вообще.
Журналист извлек из кармана пакет со свежеотпечатанными снимками (копиями виденных мною сегодня утром) и вручил мне, заявив, что негативы и еще два комплекта снимков остаются у него. Затем он достал небольшой диктофончик и вставил свою кассету.
Багиров договаривался с каким-то мужчиной (голос я слышала впервые, хотя откуда мне знать голос Виталия Суворова?) об организации покушения на себя. Оно изначально планировалось в лаборатории, куда Лешка повез нас с Катькой сдавать кровь. Поскольку Лешке в лаборатории доводилось бывать неоднократно, он хорошо знал расположение помещений (по крайней мере, части) и сказал Виталию, где его ждать. Далее Лешка заявил, что разыграет передо мной какой-нибудь спектакль (например, что поверил мне на слово), я, по всей вероятности, буду настаивать, что анализ все равно надо сдать, раз уж мы приехали, чтобы в дальнейшем у Лешки не возникало подозрений.
Из памяти всплыла сцена перед лабораторий. Он ведь в самом деле собрался уезжать, что-то подсчитал на калькуляторе… А потом ему на руку сыграла Катька.
Суворов (или кто это был) предлагал действовать по обстоятельствам и вообще считал, что лучше не разыгрывать комедию: а вдруг я не буду настаивать на анализе, а наоборот сяду и уеду, послав Лешку куда подальше? В этом месте мне была дана не самая лестная характеристика. Лешка считал, что любая баба за такое наследство удавится, и я из кожи вон полезу, чтобы доказать Лешкино отцовство. А тут у меня будет на руках документ. Тем более, мне нечего бояться.
