Аркадий Гендер - Проксима лжи
А тем временем Алексей продолжал гулять, уже совершенно не скрываясь. Говорят, что от любви до ненависти один шаг. У Ольги было в достатке и времени, и поводов сделать много таких шагов. И как-то раз, заглянув в глубину своей души, она вместо когда-то огромной, всепоглощающей любви к мужу обнаружила там — нет, не ненависть, но пустоту. Ненависть пришла позже.
Два года назад внезапно слегла мать Ольги. Уже практически на смертном одре она рассказала дочери, что на последнем свидании перед последовавшим самоубийством Матвей Рюхин намекнул жене, что, скорее всего, виновником его ареста стал… Дерябин. Ольга застыла, а мать поведала ошеломленной дочери следующее.
Евгений Дерябин мог бы стать известным художником — графиком. Еще в Суриковском его работы сравнивали с гравюрами Доре, и прочили ему большое будущее. Но он был, что называется «криминальный талант», и честные, даже весьма высокие заработки, не привлекали его. По распределению Евгений попал в Ставрополь и там познакомился с человеком, который позже, уже как фальшивомонетчик, прогремел на весь Союз — Виктором Барановым. Это в паре со своим учеником и компаньоном Евгением Дерябиным Баранов производил четвертные и сотенные такого качества, что спецы Гознака не могли распознать подделку. Собственно, самую главную работу — гравирование матриц-клише, с которых потом изготавливались фальшивки, сделал именно Дерябин. Баранов занимался производством бумаги, печатным процессом и отвечал за сбыт продукции. Они напечатали несколько пробных партий и, убедившись в высочайшем качестве, готовились к массовому производству. Причем осторожный Дерябин предлагал реализовывать подделки не напрямую, а «отмывать» их через систему потребкооперации с тем, чтобы через продажу грибов, мандаринов и пучков чилиги, в просторечии именуемых вениками, они возвращались не только настоящим, но и преумноженными. Но Баранов над этими планами младшего компаньона смеялся, за что и поплатился. Его взяли совершенно случайно, при попытке сбыть одну-единственную сотенную купюру, которая по его же собственному недосмотру оказалась бракованной. Баранову дали двенадцать лет. Подельника он не выдал, но планы Евгения Дерябина уже тогда стать ни много, ни мало самым богатым человеком в СССР были похоронены.
Впрочем, мириться с этим Дерябин был не намерен. Вернувшись в Москву, он решил развернуть уже собственное производство фальшивок, избежав при этом ошибок, допущенных Барановым. Начинать пришлось с полного нуля. Но самым печальным для его планов была даже не утрата мариц-клише, а то, что он не смыслил ровным счетом ничего ни в производстве бумаги, ни в процессе печати. И Евгений Дерябин… поступает одновременно на вечернее отделение «Керосинки» — Московского химико-технологического института, и на заочное обучение — в полиграфический и лесотехнический техникумы. Через полтора года круглосуточного корпения над учебниками Дерябин знал об интересующем его предмете все, а еще через год его бумага превзошла по качеству Барановскую. С полиграфией дело обстояло хуже, но в конце концов и в этом учитель был превзойден. Нужно было печатать пробную партию денег, и Дерябин сел за изготовление клише, благо в этом ему просто не было равных. Но тут на своих собственных Жигулях Дерябин попал в совершенно глупую аварию, и в ее результате лишился указательного пальца на правой руке. Держать оставшимися штихель, конечно, было можно, но о филигранной точности движений и силы нажима можно было забыть. Но не таким был Дерябин, чтобы сдаться. Он придумал принцип действия прецизионного строгального станка, который бы сам по принципу пантографа переносил бы на металл движения гравера, который бы просто водил некоей иглой наподобие древнего стилуса по рисунку оригинала. Причем чем сильнее гравер надавливал на стилус, тем глубже рез делал бы станок. Но между принципиальной идеей и ее воплощением иногда лежит пропасть, на преодоление которой уходит жизнь. Дерябин не хотел тратить на это так много времени. Уже придумывая станок, который он заранее в честь великого Доре назвал Гюставом, он знал, кто его может сделать.
Матвей Рюхин и Евгений Дерябин познакомились случайно. Дерябин жил недалеко от московского завод «Конвейер». Гараж, где стояла его машина, вместе с несколькими такими же приютился на пустыре у высокого заводского завода, опутанного колючей проволокой. В этих-то гаражах и подхалтуривал время от времени Матвей Рюхин, благо в Жигуленках, Волжанках и Москвичах обитателей гаражей ломалось что-то часто, а запчасти были редки. Гениальному механику Рюхину все их самые серьезные поломки были «на полчаса делов», а при необходимости он даже любую деталь мог выточить на на своем единственном на заводе японском станке с ЧПУ. Задумывая Гюстава, Дерябин знал, что сделает его Матвей Рюхин.
Дерябин умел и быстро сходиться с людьми, и знал, чем завоевать их расположение. Матвея он очаровал быстро, и скоро нашел «подходец» к нему, поняв, что ради здоровья дочери этот современный Левша и Кулибин в одном лице пойдет на все. Тонкий психолог Дерябин не ошибся — в конце концов Рюхин согласился делать Гюстава.
Машина получилась просто фантастической. У нее было восемь сервомоторов с фрезами, а функционально она была такова, что гравирование на плоскости было для нее простой забавой. Если бы понадобилось вырезать клише на цилиндрической форме, Гюстав легко бы справился с этой задачей. Он легко резал канавки шириной всего 10 микрон, а при желании мог бы делать и вдвое боле тонкую работу. Дерябин был в восторге от машины и щедро рассчитался с Матвеем Рюхиным. Но тот не знал, что единожды попав в лапы Евгения Дерябина, он был обречен.
Деньги, которые Дерябин заплатил Рюхину, были, конечно, по тем временам очень большими, но все же недостаточными для того, чтобы решить, например, квартирную проблему. Непрактичный Рюхин вообще не знал, с какой стороны к этому вопросу подступиться. Дерябин подсказал, что нужно выкупить чей-нибудь пай в кооперативе, и сам подыскал Матвею подходящий вариант. Но на это нужны были еще деньги, и Дерябин приступил ко «второму раунду соблазнения» Матвея.
Дерябин давно решил, что лучшего места для печатания фальшивок, чем закрытый режимный завод, ему не найти. Тем более, что для знающих людей обойти этот режим не составляло никакой проблемы. В многокилометровой ограде завода были многочисленные лазейки, хорошо известные заводчанам, через которые можно было вынести все, что угодно. И выносили! Тот же Матвей Рюхин в рабочее время при необходимости спокойно выходил для своей гаражной халтуры через такую лазейку. А в помещениях, где стоял знаменитый станок Матвея, он вообще был один бог и царь, и в его владения мог месяцами никто не входить. В общем, завод был идеальным прикрытием для такого тайного производства. Дерябин начал уговаривать Матвея стать его компаньоном и, разумеется, в конце концов уговорил, — ведь сделать второй шаг уже гораздо проще, чем первый. И гораздо менее страшно. Решающим же аргументом для Рюхина стало то, что Дерябин разработал схему реализации фальшивок через мандариновую Абхазию и хлопковый Узбекистан, где в те времена крутился огромный объем неучтенной наличности. По подсчетам Дерябина, с учетом высочайшего качества подделок и отдаленности районов из распространения их должны были обнаружить не раньше, чем через несколько лет, за которые из подпольного монетного двора должны были выйти не двадцать с небольшим тысяч, как у Баранова, а несколько десятков миллионов рублей. Но для большей безопасности Дерябин обещал использовать завод и, соответственно, Матвея Рюхина не более года, а потом перевести производство в другое место. Матвей, у которого никогда не было секретов от жены, честно рассказал ей все и на этот раз. Рюхины долго думали. Но, в конце концов, они были всего лишь немолодые, усталые люди, и у них была больная дочь, в которой они души не чаяли. Они решили согласиться.
Но криминальный талант Дерябина генерировал все новые идеи. Уже к началу производства он был глубоко уверен, что подделка рублей — вчерашний день, и был одержим идеей печатать американские доллары. Проблема была в бумаге, которая сильно отличалась от советской, но Дерябин решил ее. Нужно было резать несколько клише, чтобы методом проб и ошибок на нескольких партиях добиться необходимого качества подделок. Но тут Рюхин встал насмерть. Он сказал, что «работать против родной страны» не будет. Напрасно Дерябин доказывал, что печатая фальшивые доллары, они будут подрывать экономику США, а не СССР, — у Рюхина были свои представления о предмете. В общем, переналаживать Гюстава Матвей отказался. Но не таков был Дерябин, чтобы менять свои планы. В конце концов, он мог переналадить Гюстава и сам, благо конструкция последнего позволяла это делать довольно легко. Но Матвей «пошел в разнос» и пригрозил свернуть производство. Тогда Дерябин сделал вид, что смирился. А однажды Рюхин не обнаружил футляра с Гюставом на месте. Он бросился за объяснениями к Дерябину, но оказалось, что тот срочно уехал в Ташкент с очередной партией фальшивок, хотя должен был ехать только через несколько дней. А назавтра в лабораторию к Рюхину пришли.
