Михаил Черненок - Последствия неустранимы. Жестокое счастье
— В общем, пришел с повинной… Я отравил Головчанского.
— Ты что городишь, Олег?! — сорвалось у Антона.
— Уже неделю не сплю. Если сейчас не арестуете, повешусь или сойду с ума. Не могу больше…
— Посмотри мне в глаза…
Туманов нехотя поднял взгляд и уставился на Бирюкова замутненными расширенными зрачками.
— Ты пьян, Олег?
— Всего полстакана водки для храбрости…
Бирюков нахмурился:
— С пьяными разговоров не веду.
На лице Туманова появилась виноватая улыбка:
— Разве с полстакана опьянеешь? У меня трезвая голова. Прошу, арестуйте. Честное слово, не могу больше…
— Рассказывай, что надумал.
Туманов опустил голову и глуховатым голосом заговорил. Бирюков сосредоточился. Довольно быстро он понял, что Олег слово в слово, будто зазубренный урок, пересказывает показания своей жены. Только все это излагалось как бы в другом ракурсе, с точки зрения его, Олега. Больше того, Туманов даже не утаил, как ездил с Огнянниковой в Новосибирск к врачу и как тот объявил ему «приговор». Все в показаниях Олега было логично до самого последнего момента, когда он якобы заподозрил, что Головчанский намеренно до отправления электрички выпроваживает его с вокзала на охоту. Дойдя до этого места, Туманов мельком взглянул на Антона и опять потупился:
— В общем, на охоту я не ездил. Дальше все — как Надя вам рассказывала.
— Выходит, ты с Надиных слов говоришь? — быстро спросил Антон.
— Почему с Надиных?.. — Туманов тревожно насторожился. — Я откровенно говорю.
— Откуда, Олег, тебе известно, о чем мне Надя рассказывала?
На щеках Туманова заходили желваки:
— Она во всем мне призналась.
— Как после этого ты к ней относишься?
— Как прежде. Надя не виновата, что у нас не было детей.
— Почему же хотел ее отравить?
— Я не ее… — Туманов растерялся. — Я только Александра Васильевича хотел, по ревности…
— Но ведь Надя тоже могла выпить с Головчанским отравленного коньяка…
— Она, как стала беременной, совершенно не пьет. Мы очень долго ждали ребенка, — обреченно проговорил Туманов.
— А дождавшись, ты решил все угробить?
— Ревность…
— Ну и чем же ты отравил Головчанского?
Нервно сжимая ладони, Туманов долго молчал. Заговорил он лишь после того, когда Бирюков повторил вопрос.
— Порошок такой есть для протравки семян. Нынче весной Александр Васильевич у агронома в совхозе «Победитель» пол-литровую стеклянную банку насыпал, чтобы на дачном участке овощи лучше росли. Мне немного дал этого порошка, рассказал, как его применять, и предупредил, что это сильный яд. В пятницу я вспомнил об этом яде…
Внимательно слушая Туманова, Бирюков невольно отметил, что в показаниях Олега есть несомненная доля истины. Тут же возникла досада. Антон пока не мог понять отчего: то ли оттого, что ошибся в первоначальных выводах об Олеге, то ли из-за того, что Олег своей «явкой с повинной» перечеркивал вроде бы наметившуюся другую версию. Появилось желание немедленно запротоколировать показания, однако внутренний голос сразу возразил: «Не пори горячку! Предъявить обвинение никогда не поздно. Иди от обратного — постарайся уличить Туманова в неискренности». И Антон спросил:
— Какого цвета был ядовитый порошок?
— Розового, — быстро ответил Туманов.
— Давно стал ревновать Надю?
— В пятницу такая мысль появилась.
— Что ж ты берег тот порошок с весны до осени?
Туманов долго думал. Наконец сказал:
— В машине он у меня, в бумагу завернутый, лежал.
— А как же семена? Не обрабатывал этим порошком весной?
— Нет… Побоялся отраву в почву внести…
— И как ты подсыпал порошок в коньяк? Расскажи подробно.
Туманов вялым движением руки поправил спутанные волосы:
— Тихо открыл ключом дверь, вошел в кухню. Отвернул пробку с бутылки, но и… понятно, как.
— Обратно пробку завернул?
— Ну. Все, как было, сделал и тихо вышел.
«А Надя сказала, что пробка была не завинчена», — мгновенно отметил про себя Бирюков и, словно между прочим, уточнил:
— Хорошо помнишь, что завернул?
— Конечно.
— Дождь сильный был?
— Ночью?
— Да, когда ты в кухню входил.
— Проливной, как из ведра.
— Разувался на крыльце?
Туманов скривил в усмешке губы:
— Не хватало еще разуваться — не в чужую ведь дачу входил, да и не до этого мне было…
«Лжет, откровенно лжет», — даже как-то обрадовался Бирюков и сказал:
— Олег, ты присутствовал при осмотре места происшествия. Следов-то в кухне не было. Ты что, Христос, чтобы, не касаясь ногами пола, ходить?
— Как это не было?! — На лице Туманова появилось удивление. — По всему крыльцу и…
— Правильно, — согласился Антон. — Те следы мы видели — это ты заходил на дачу перед тем, как приехать в милицию. Но у кухонного стола было чистенько. Почему, спрашивается, если на улице дождь лил как из ведра?..
— Наверно, высохли, — неуверенно сказал Туманов.
— Вода может высохнуть — грязь останется.
— Думаете, обманываю?.. — растерянно спросил Туманов. — Тогда ни за что не найдете преступника. Я преступник. Правда я!..
Внезапная догадка осенила Бирюкова. Антон вышел из-за стола, сел рядом с Тумановым и спросил:
— Хочешь, Олег, скажу, почему ты надумал взять вину на себя?.. — Туманов промолчал, и Антон вынужден был сразу ответить: — Ты испугался, что в убийстве Головчанского следователь обвинит Надю. Не так?..
Лицо Туманова побагровело.
— А чем Надя докажет свою невиновность? — резко выпалил он и тотчас вроде бы растерялся. — Я не могу! Честно, не могу! Устал от звонков Софьи Георгиевны. Она все-все знает. И о моей беде, и о Наде, и обо всем, обо всем!..
— Откуда Софье Георгиевне это «все-все» известно?
— У нее спросите!
— Спрошу. Но скажи откровенно: кто, кроме тебя и Огнянниковой, знал о твоей, как ты говоришь, «беде»?
Туманов внезапно сник:
— Не знаю… Может, Анна разболтала. Лично я даже Наде не говорил, оттого Надя и… пошла на поводу у Головчанского.
— Что за человек Огнянникова, Олег?
— Поговорите с ней — узнаете.
— Уже говорил. Производит хорошее впечатление.
— Это Анна умеет — произвести впечатление.
— Почему она замуж не выходит? — спросил Антон. — Такие женщины обычно не засиживаются.
— Для Анны замужество — нож острый.
— Почему?
— Скучно ей с мужем. Анна и в работе такая: долго на одном месте не может. Начинала ресторанной официанткой, потом курсы продавцов закончила, проработала в магазине с полгода — бросила, в ПМК машинисткой устроилась, теперь вот, правда, в райпо на товароведской должности подзадержалась.
— Олег, не с Огнянниковой ли встречался Головчанский на твоей даче?
— Да не знаю я, — упрямо ответил Туманов. — Может, и с ней. Но только, по-моему, у Анны без Головчанского поклонников хватает. Каждый год к разным морям в отпуск ездит. Прямо нюхом находит богатых мужиков.
— Головчанский тоже был не из бедных…
Туманов пожал плечами:
— Не знаю… Возможно, что-то и было между ними, когда Анна секретарем-машинисткой в ПМК работала, но с той поры много воды утекло.
— А, допустим… отомстить вам с Надей Огнянникова не могла?
— За что?
— Ты ведь ее первым мужем был. Вдруг заговорило оскорбленное самолюбие…
— Нет, — Туманов вяло махнул рукой. — Анна здорово за меня не держалась. Да и не злопамятная она. Вспыхнет, а через минуту уже ластится.
— Насчет сплетен Огнянникова как?..
— Поболтать любит.
— Кто ее сфотографировал?
— Дурак какой-то… Сам я, честно признаться, той фотографии не видел. Стрункин Иван Тимофеевич мне сказал.
— И ты поверил на слово?
— Ну, как сказать… Я Анну спросил — она в лице изменилась. Выходит, знала, что есть такая карточка. Когда Анна не виновата, на нее хоть трактором наезжай — не отступит ни на шаг.
— Ну а в какой компании это случилось?
— Не знаю, не разбирался. — Туманов вдруг отодвинулся от Бирюкова и с недоумением спросил: — Чего на Огнянникову разговор повернули? Я с повинной пришел, про мою вину и допрашивайте.
Бирюков поднялся, сел на свое место за столом:
— Знаешь, Олег, в чем ты виноват?.. В том, что отдал ключ от дачи Головчанскому. Неужели не понимал, что не для хорошего дела понадобилась Александру Васильевичу чужая дача?
— Так… начальник же попросил, не какой-нибудь шаромыга, — тихо проговорил Туманов.
— Вот этот начальник и втянул вас с Надей в такую грязь, от которой вам долго надо отмываться. — Антон поглядел в усталые глаза Туманова. — Иди, Олег, домой и ложись спать. У тебя скулы подвело.
— Не могу я спать, — сказал Туманов.
— Прими снотворное, успокойся. Твоя «явка с повинной» на языке юристов самооговором именуется.