Татьяна Устинова - Первое правило королевы

— Ну, что-то вроде, — согласился Ястребов, морщась. — Только я никак не могу понять, ты-то тут при чем?!

— Мухин оставил мне бумаги.

— Откуда ты знаешь?

— Мне сказала Любовь Ивановна. На поминках.

— Что она тебе сказала?

— Что Анатолий Васильевич просил ее передать мне какие-то бумаги.

— Ты их получила?

Инна опять начала сердиться:

— Нет! Ничего я не получила! Я пришла к ней на свидание, а ее застрелили. Прямо у меня на глазах. Почти у меня на глазах!..

— Ты что! — рявкнул Ястребов. — С ума сошла?!

Инна посмотрела на него, изо всех сил стараясь сохранять независимый вид, какой сохраняла кошка Джина, когда выяснялось, что это именно она перевернула с плиты кастрюлю с молоком.

— Что значит — «на глазах»?! Как это получилось?!

— Я поехала на встречу. Мы сидели на кухне, потом она вышла за бумагами и долго не появлялась. Я пошла ее искать и нашла… с дыркой в виске.

— Ты полоумная, ты хоть понимаешь?! Тебе конец, если хоть кто-нибудь об этом узнает! Ты никогда и никому не докажешь, что ты ни при чем! Зачем ты вообще поехала с ней встречаться?!

— Затем, что она сказала, что у нее для меня бумаги!

— Да хоть мешок золота, твою мать! Ты же не девочка, ты же все понимаешь! Ты, черт тебя побери, в политике работаешь! Что станет с твоей карьерой, если…

— Да мне было наплевать на карьеру, — тоже заорала Инна, — наплевать тридцать три раза! Я должна была пойти — и пошла! Ее мужа убили, и у нее были бумаги, предназначенные для меня! Как я могла не пойти!

— Очень просто!

— Как?! Что бы я ей сказала — извините, но это не мои проблемы?!

— Это не твои проблемы!

— Теперь мои! — отрезала Инна. — Только мои. Мухиных больше не осталось.

Ястребов помолчал. Он как-то на удивление быстро успокоился.

— Я не понял, — сказал он задумчиво, — ты благородная, что ли?

Инна раздула ноздри.

— Поня-ятно, — протянул Александр Петрович и спросил буднично: — Хочешь еще чаю?

Налил в ее чашку жидкости подозрительно желтенького цвета и аккуратно вернул чайник на место.

— Тебе конец, — произнес он спокойно. — То есть, если ты разоблачишь его и сдашь в правоохранительные органы, хотя я не понимаю, как это можно сделать, он тебя не убьет, этот маньяк. Работу ты потеряешь навсегда. Карьеру — тоже. Ты к этому… готова?

— У меня нет другого выхода. Я сделала эту чертову карьеру один раз, и еще сделаю, если мне понадобится.

— В политике — никогда.

— Я устала от политики. До смерти. Мне надоело жить в казенных домах, где горничные переписывают мое белье!

Ястребов моргнул.

— Что… горничные делают?

— Переписывают белье. По пунктам. Твое не переписывают?

— Пока нет.

— Значит, все впереди.

— То есть ты сознательно готова отказаться от карьеры ради покойного губернатора Мухина и его семьи?

Инна пожала плечами. Он поднялся.

— Отлично. Чего ты хочешь от меня?

Она вдруг забыла. Все время помнила, а теперь вдруг забыла, когда он сказал отстранение — чего ты хочешь?

— Инна?

— Я хочу, чтобы ты немного меня подстраховал.

— Как?

Ей хотелось плакать и не хотелось ничего объяснять.

— Скорее всего этот человек не один. Скорее всего он… как бы это выразиться, нижнее звено.

— С чего ты взяла?

— Им кто-то управляет, очень успешно. По-моему, это очевидно. У тебя есть знакомые в ФСБ, только в каких-нибудь верхах? У меня есть знакомый, но он всего лишь майор.

— И что? Мы должны идти в атаку на вице-премьера? Это он застрелил ночью вдову Мухина?

— Тебе ничего не угрожает, — холодно сказала Инна, — ни тебе, ни твоей карьере. Я все возьму на себя.

— Александр Матросов, — пробормотал Ястребов недовольно. Она предпочла не услышать.

— Мне нужно только… небольшое содействие.

— Ладно, — вдруг согласился он с яростной любезностью, — шут с ним, пусть будет содействие. Только ты сейчас подробненько расскажешь мне, в чем и против кого.

И она рассказала.

Над Енисеем в розовом дымном тумане вставало солнце, похожее на кусок льда в бокале. Даже здесь, за лиственничными стенами, чувствовалось, как там холодно.

Холодно и поздно. Она опоздала на работу, наверное, первый раз в своей жизни.

Аделаида давно ушла, задав корму ее кошкам. Осип три раза звонил, все приставал с какими-то новыми вопросами, которые он умел виртуозно изобретать. Катя тихо возилась на первом этаже — завтрак, что ли, готовила? Инна не хотела завтракать. Она совсем ничего не хотела.

Сегодня последний день драмы.

Нет, так не говорят. Сегодня последний акт драмы.

Вот интересно, что с ней будет сегодня — она посмотрела на часы, — сегодня в шесть часов вечера?.. Сейчас одиннадцать. До шести осталось всего ничего.

Отец говорил «кот начхал», когда хотел сказать — мало.

Инна улыбнулась. Она редко вспоминала отца. Он так же был задавлен матерью, как и она сама, и она так до конца и не простила ему, что он ничем не мог помочь ей, маленькой. Он-то мог сопротивляться, у него был выбор, в отличие от нее, которая должна была только терпеть и ждать. Терпеть и рисовать картинку с солнцем и толстым зайцем под елкой. Терпеть и смотреть в грязное окошко на собачью будку и засыпанный щепой двор. Терпеть и думать, как она уедет в Москву и станет жить, как ей хочется, и больше никогда не вернется обратно.

Господи, помоги мне! Еще чуть-чуть. До шести часов. С шести я сама — как всегда, всю жизнь, только сама, одна. А до шести — помоги мне, господи!

Она одевалась особенно тщательно, словно на самый главный в своей жизни прием или бал, ибо в бой так не наряжаются. Но она и тут ни за что не хотела мириться с обстоятельствами.

Она сильнее их. Сегодня она будет так хороша, что враг будет сражен одним только ее видом.

Бриллианты в уши. Бриллианты на руку. Немного блеска на губы. Немного синевы на веки.

Вот и все. Она готова.

— Инна Васильевна! — воскликнула пораженная Катя, едва та переступила порог кухни. — Что это такое с вами?

— Доброе утро. У меня сегодня важный день, только и всего.

— А я завтрак приготовила. Я подождала, пока уйдет ваша горничная, встала и приготовила.

Катя была в давешнем свитере и джинсах Инниного мужа. Инна улыбнулась.

— Кать, я хотела тебе сказать, что, если меня вечером не будет дома, позвони Глебу. Только обязательно. Ты знаешь его телефон?

Губернаторская дочь внимательно на нее посмотрела.

— А почему вас… может не быть дома?

— Мало ли, — туманно и безмятежно отозвалась Инна и налила себе кофе в большую кружку. Наплевать на дырку в животе. Самое главное — продержаться до вечера без дырки в виске, а уж с дыркой в животе как-нибудь разберемся.

— Так ты знаешь телефон?..

Катя тоже налила себе кофе и уселась, сделав решительное лицо.

— Мне не нужен его телефон. Он обещал приехать.

— Когда?

Катя скосила глаза в кружку, очень смешно. Инна улыбнулась, глядя на нее. Несмотря на то что разница в возрасте у них была не слишком значительной, Инна чувствовала себя намного старше, гораздо старше.

— Он звонил минут двадцать назад и сказал, что приедет через час. Отвезет меня домой и… поможет с мамой.

— Звонил? — удивилась Инна. Она не слышала никаких звонков.

Катя слегка покраснела.

— Он звонил на мобильный телефон, — сказала она небрежно. — Он вчера оставил мне свой телефон. Я же ушла из дома без телефона…

— Ну да, — согласилась Инна.

Конечно, все правильно. Она ушла без телефона, и Глеб оставил ей свой, сказав, что приедет и поможет. Что может быть проще и естественней?

— Мне так нравится свитер, — призналась Катя и погладила рукав. — У меня почему-то никогда не было таких вещей. Генка… то есть мой муж… считал, что я должна носить костюмы. Я в них похожа на Нонну Мордюкову в роли председателя колхоза.

— Не носи больше костюмы, — предложила Инна. — А свитер я тебе дарю.

— Что вы, Инна Васильевна! Мне не надо!

— Мне тоже не надо, — отрезала Инна, — он мне как раз до колен. А рукава до пяток.

Она допила кофе и поднялась.

— А завтракать? — вскрикнула Катя.

— Глеб приедет, и вы с ним позавтракаете. Я и так опоздала.

Она погладила по голове попавшуюся на дороге Джину, которая недоуменно задергала спиной — не привыкла, чтобы хозяйка проявляла нежность и ласку, не спросив разрешения.

Надо было отдать котов свекрови. Если случится что-нибудь непоправимое, с кем они останутся? Перед кем будут дергать спиной и кому сообщать, что они точно знают, сколько в холодильнике осталось рыбы?

…А свекровь с кем останется? Сыночек, бывший Иннин муж, не в счет.

Инна уже застегивала шубу, когда зазвонил телефон.

Звонил Юра, сообщал, что «разболелся» и на работу прийти никак не может. Для убедительности он пошмыгал носом, а в конце разговора еще и покашлял.