Наталья Борохова - Личная жизнь адвоката
Дубровская тихо радовалась, что они не в зале заседаний и что буйного профессора слышит сейчас только она. Ева явно преувеличила, заявив, что папаша Винницкий испытывал к ней расположение.
– …не знаю, кто ее воспитывал, но делал он это крайне неумело. Не девушка, а неандерталец, не знакомая с правилами поведения в обществе…
И я думала, что из него может получиться свидетель!
– Простите, профессор! – улыбнулась Лиза, придерживая рукой дверь. Она была воспитанной девушкой, в отличие от своей клиентки, и выйти просто так, оборвав заслуженного ученого на полуслове, не могла. – Я и так заняла у вас много времени. Ваша основная мысль мне понятна. Надеюсь, когда Еве зачитают обвинительный приговор, ваше самочувствие улучшится.
– Вы издеваетесь надо мной? – спросил профессор, сверля ее недобрым взглядом. – Вы считаете, что я… – тут его лицо потемнело, он начал задыхаться. – Я… я…
– О, господи!
Он судорожно схватился за стоящую рядом тумбочку.
Дубровская выскочила в коридор.
– Кто-нибудь… Скорее… На помощь…
Из палат стали выглядывать испуганные больные. По коридору бежала медсестра. Через несколько мгновений в палате стало бело от врачебных халатов. Лизу оттеснили в сторону. Она и сама была не краше пациента. Ее лицо покрывала нездоровая бледность. Она боялась, что сейчас кто-нибудь скажет, что профессор умер.
– Он жив? Что с ним? – спросила она у молоденькой медсестры, улучив момент.
– А вы кто? – спросила та, скользнув по лицу Елизаветы настороженным взглядом.
– Я – посетитель.
Но разбираться было некогда. Сестра выдворила Лизу за дверь. В палате резко запахло нашатырным спиртом.
– Звоните, – сказали ей.
Звонить? Кому? Куда?
Елизавета побрела по коридору, не обращая внимания на то, что стук ее каблуков напоминает сейчас шарканье копыт по мостовой усталой и больной клячи…
Профессор Винницкий не умер. Он отделался глубоким обмороком на фоне нервного истощения. Во всяком случае, так сказала по телефону Дубровской дежурная медсестра, а потом нерешительно попросила назвать ей свое имя. Дело в том, что Милица Андреевна учинила докторам разнос, крича о том, что «в отделение пускают черте-те кого», и за что, спрашивается, она платит деньги. Лиза аккуратно положила трубку. Скандал в процессе ей был совсем не нужен. Оставалось только гадать, почему профессор сам не сказал жене, кем была его нежданная посетительница. Конечно, Лиза не назвала ему имя и не оставила визитки, как делала часто. Но Дубровская представилась ему как адвокат Евы, а учитывая то, что подсудимую теперь защищала она одна, госпоже Винницкой не пришлось бы долго ломать голову, чтобы узнать имя возмутительницы спокойствия.
На последнее перед прениями заседание она пришла в приподнятом настроении. Завтра она произнесет речь, а там им останется только одно – ждать решение суда. Вне зависимости от того, каким оно будет, Дубровская станет свободной. Все! Больше никаких процессов, никаких клиентов. Во всяком случае, до того момента, когда близнецы пойдут в детский сад. Хватит с нее нервных потрясений, семейных скандалов и чужих проблем. Пришла пора приводить в порядок свою жизнь.
Она улыбнулась Еве. Та восприняла хорошее настроение адвоката как добрый знак.
– Что? У нас хорошие новости?
Дубровская мысленно одернула себя.
– Я просто хотела тебя приободрить.
Радостный огонек в глазах Евы погас. Для того чтобы чувствовать себя спокойной, ей требовалось нечто большее, чем улыбка адвоката. Процесс начался.
Прокурор огласил несколько документов из дела. Адвокат представила суду несколько характеристик подсудимой, включая ходатайство коллектива больницы и справку с места жительства. Милица Андреевна восприняла небольшое выступление Дубровской с горькой усмешкой. Наверно, со стороны это выглядело забавно, противопоставлять обвинению в убийстве куцее прошение от соседей по дому, из которого следовало, что Ева всегда вежлива, неконфликтна и никогда не забывает здороваться с бабушками у подъезда.
Елизавета не успела закончить, как к столу председательствующего подошел судебный пристав и, нагнувшись, негромко что-то сказал судье. Тот поморщился, задал уточняющий вопрос, затем уставился на прокурора.
– Государственный обвинитель, вы вызывали свидетеля Винницкого?
Прокурор растерянно посмотрел на судью, потом на Милицу Андреевну. На их лицах отразилось замешательство.
– Профессор Винницкий здесь. Он просит допросить его. Что думают стороны? – поинтересовался судья.
– Защита против, – мгновенно отреагировала Дубровская. – Свидетель не заявлен стороной обвинения. Мы не знаем, о чем он будет говорить.
– У вас появился шанс узнать, – судья насмешливо взглянул на адвоката.
– Профессор болен, – возразила Елизавета. – У него было серьезное нервное потрясение. Кто знает, как это отразится на его показаниях.
– Не надо представлять моего супруга психически неполноценным человеком, – поднялась Милица Андреевна, пригвоздив адвоката к месту тяжелым взглядом. – Профессор Винницкий – ученый с мировым именем. Да, он испытал нервное потрясение, но он не утратил способность здраво рассуждать. Но, как бы то ни было, я… против допроса. – Она повернулась к судье: – Мне кажется, это станет для моего мужа тяжким испытанием.
– Интересы правосудия требуют, чтобы свидетеля допросили, – сказал прокурор. – Мы постараемся сделать это максимально деликатно. Не думаю, что это займет много времени. К тому же надо учитывать собственное желание Винницкого. Как-никак он – отец убитого.
– Ну, что же! – стукнул молоточком судья. – Не вижу препятствий для допроса. Введите свидетеля.
У Елизаветы душа ушла в пятки. Только этого им сейчас не хватало! Конечно, старый профессор вряд ли уже мог что-то испортить. Дело и без этого со стороны защиты выглядело уныло. Но жирную точку под занавес судебного следствия ставить все же не хотелось.
Но, как бы то ни было, ученый уже шел к свидетельской трибуне, по пути разглядывая участников процесса: судью, прокурора, потом его взгляд зацепился за скамью защитников. Подсудимая находилась за стеклом. Она с опаской наблюдала за свидетелем. Но тот не удостоил ее взглядом. Казалось, Винницкий избегал зрительного контакта с убийцей его сына.
Милица Андреевна сорвалась с места.
– Антоша, милый. Зачем ты пришел? Ты себя неважно чувствуешь…
Она попыталась поддержать рукой профессора. Тот действительно был нетверд в ногах. Но Винницкий волевым движением руки отстранил жену.
– Уйди. Не мешай.
Он встал на свидетельскую трибуну и вцепился в ее края так, что костяшки его пальцев побелели.
– Вы себя нормально чувствуете? – недоверчиво спросил судья.
– Вполне, – ответил профессор.
– Вы согласны давать показания?
– Да.
– Вам известно, что здесь происходит? Вы следили за ходом процесса?
– Конечно. Эту женщину судят за убийство моего сына, – он ткнул пальцем в сторону скамьи подсудимых, а Дубровскую передернуло. Эту женщину! Сейчас старик выдаст все, что не успел сказать ей в больнице. Тогда ему помешал обморок. Теперь такой удачи вряд ли стоит дожидаться.
– Прокурор, задавайте вопросы, – разрешил судья.
Обвинитель кивнул головой.
– Итак, кто эта женщина? Откуда вы ее знаете? Коротко характер ваших взаимоотношений…
– Эта женщина хотела выйти замуж за моего сына…
Вот даже как! Ни они хотели пожениться, ни сын представил нам ее как свою невесту. Она хотела выйти замуж! Сказал, как припечатал.
– …характер отношений? Да не было у нас никаких отношений. Мне не нравилось, что она постоянно конфликтовала с женой, а та, в свою очередь, постоянно мне на нее жаловалась. Сам же я люблю тишину и покой. Только так я могу заниматься работой.
Дубровская уныло рисовала в блокноте кружочки, приделывала к ним хвостики, затем добавляла глазки, рот. Допрос обещал быть затяжным и трудным. Профессор Винницкий обозначил свое отношение к подсудимой, назвав ее той женщиной. Женщиной, которой сопутствовал скандал и семейные конфликты. Вряд ли ей удастся выдавить из него хотя бы слово в поддержку Евы.
– Конечно, если бы мы были властны распоряжаться прошлым, я бы все сделал для того, чтобы эта женщина никогда не появилась на пороге нашего дома. Тогда бы все сложилось по-другому и мой сын был бы жив…
Милица Андреевна промокнула платком глаза.
– Истинная правда, – прошептала она. – Если бы могли…
– …но прошлого не переделать. Что сделано, увы! – то сделано. Артема не вернуть. Но у нас есть будущее. Мы можем повлиять на него: сделать так, чтобы впоследствии нам не пришлось жалеть о том, что мы могли сделать, но не сделали. Для этого я сюда и пришел…
Тут Винницкий сделал долгую паузу. Он взглянул на Дубровскую, и та почувствовала себя крохотной и беззащитной. Зря она надеялась на скорый безмятежный отпуск, посвященный заботам о близнецах. Судя по всему, напоследок ее ожидала хорошая встряска в суде, а потом, возможно, даже жалоба в адвокатскую палату.
