Воскреснуть, чтобы снова умереть - Ольга Геннадьевна Володарская
— Где он, Наташа?
Та подошла к столику, на котором лежали вещи Хусяиновых, взяла пляжную сумку с портретом какого-то смазливого паренька, очевидно, очередного молодежного кумира, и достала из нее паспорт.
— Маме не расскажете? — спросила Наташа, отдав его Боре.
— Не волнуйся.
— А Алии?
— Тоже нет, но если ты поклянешься больше не брать чужого даже для того, чтобы проучить…
— Клянусь.
— Здоровьем вот этого пацана, — и указал на сумочного смазливца. — Кто он кстати? Певец или актер?
— Тик-токер.
— Знал, что у молодежи новые герои, но чтоб такие, — вздохнул Боря. Он чудовищно отстал от жизни, но только сейчас это понял.
Получив и клятву, и паспорт, он поехал к Эдику.
Глава 10
Колечко с камешком, покрутившись несколько секунд, упало на столешницу. Звякнуло и сверкнуло гранью бриллианта в свете зажженного торшера. Эд не сдал его. Пожалел. А Стефании отдал те деньги, что смог снять с карты.
— Бро, ты есть будешь? — крикнул через дверь кто-то из друзей.
— Не голоден, — ответил Эд.
Он сидел в своей комнате с полудня. Не выходил к бассейну, на кухню не захаживал. Запас чипсов и воды у него был. Туалет имелся личный. Можно сидеть взаперти и страдать…
А Эдик страдал!
Вчера хорохорился, всех, себя в том числе, убеждал в том, что Стефания для него стала никем. Разочаровавшись в ней, он тут же разлюбил. Да и любви как таковой не было, только увлечение. И то не самой девушкой, а образом, что она создала. Считай, иллюзией. Это все равно что в киногероиню втюриться или в персонажа компьютерной игры.
— Эд, нам креветок привезли королевских, — не отставали от него друзья. — Твоих любимых, с чесночком. Выходи, поедим.
— Я работаю, отстаньте.
— Точно работаешь?
— Да! — рявкнул Эд.
Конечно, он врал. Чтобы работать, нужно сосредоточенность иметь, а у него в башке розовый кисель. Даже поручение Бориса Эдик не выполнил. Садясь за компьютер, он снова и снова открывал страницы Стефании. Все три. И даже удаленную, которую смог вновь восстановить. Зачем он это сделал? Чтобы убедиться в том, что поступил правильно, отказавшись от Стефании?
Эд плюхнулся на кровать лицом вниз. Из-за двери доносились ароматы морепродуктов и чеснока, и от них кружилась голова. Есть не хотелось, желудок был забит чипсами, но трудно отказать себе в любимом блюде…
А в любимой девушке!
Мучительно.
Если бы Стефания не была такой красавицей, Эд быстрее бы успокоился. Беда его была в том, что других девушек он даже не рассматривал. А ведь попадались ему достойные! И не только добрые, умные, интересные, но и симпатичные. Но миловидности было недостаточно, очарования, приятности. Нужна была только красотка… Не хуже, чем мама!
Она у него была испанкой. Жгучей, невероятной. Отец влюбился в нее, когда работал по контракту в Мадриде. Поженились, сын родился. Назвали Эдуардо. Когда мальчику исполнилось три, семье пришлось переехать в Россию. Мать не хотела, но отцу предложили престижную работу, от которой только дурак откажется. И семья отправилась в заснеженную Сибирь. Как назло, именно туда, а не в теплый Краснодарский край или хотя бы Москву с ее умеренной температурой.
Мама там не прижилась, хоть и старалась. Сбежала через полтора года на родину. И от мужа, и от сына. Но не навсегда. Она навещала их первое время, уговаривала супруга бросить все и вернуться всем вместе в Испанию, но Эдуардо одного с собой не забирала. Говорила, ради его же блага. С отцом мальчику лучше, он оседлый, а она с концертами по стране мотается (на бэк-вокале работала у известного в узких кругах романсеро) и вообще… Не сходятся они с Эдом темпераментами! Он спокойный, малоподвижный, в отца, она же — ураган.
Но у папы дела в гору шли, он делал блестящую карьеру на родине. На что ему эта Испания? И Эду она не нужна. Он как раз отлично адаптировался к сибирским морозам, а в жарком Мадриде болел постоянно. А еще обгорал на солнце, и это при том, что смуглостью пошел в мать!
Так и распалась семья. Мама за певца вышла замуж, папа женился на своей помощнице. И у тех, и у других дети появились. Эд, как отрезанный ломоть, сам по себе. Поэтому виртуальный мир и стал его средой обитания.
В семнадцать парень поступил в вуз, уехал в Москву. Отец помогал деньгами, а мама… Она ничем не помогала. Будто забыла о своем первенце. А он о ней забыть не мог…
Эдуардо помнил, как его распирало от гордости, когда мама приходила за ним в детский сад. Сногсшибательно красивая, статная, смуглая, с крупными, но правильными чертами лица, зелеными глазами, смоляными кудрями, выбивающимися из-под меховой шапки. Шуба нараспашку. Под ней алый шарф, платье в обтяжку. На ногах сапоги на каблуке. А в руках объемная сумка из кожи буйвола с тиснением. В нее, а не в авоську или пакет, закидывались продукты для ужина.
Только у Эда была такая мама (на ее шоколадной коже даже снежинки быстрее таяли), у остальных детей — обычные! Все это понимали, и он, и они.
Неудивительно, что, когда у него, и совсем маленького, и уже подросшего, спрашивали, какие девочки ему нравятся, Эдуардо неизменно отвечал: «Такие, как моя мама!»
Стефания не была на нее похожа. Типаж иной. Но он — не главное. Эд влюбился бы и в китаянку, и в африканку, если б она была красива. И все же то, что Стефания русская, его радовало. С иностранками труднее. И его семья тому пример. Распалась, хоть и любовь была, и ребенок…
Опять стук в дверь.
— Вы отстанете от меня или нет? — вышел из себя Эдуард. Именно так он представлялся, опуская последнюю гласную. Хотел даже паспорт поменять, да, как говорится, забил.
— Это Марков, — услышал в ответ. — Открывай.
— У меня ничего для тебя нет. Не нарыл, — Борис по телефону просил Эда разузнать все о семье Густавсенов.
— Значит, не старался. Открывай, а то дверь сломаю.
Пришлось подчиниться. В то, что Марков исполнит угрозу, Эд не сомневался.
Открыв, он увидел его на пороге с блюдом. На нем креветки. Горячие, ароматные. В другой руке Борис держал упаковку «Чанга». Пацаны стояли
