Лампа для джинна - Анастасия Евлахова
Вовка рассказала и про них, а потом и о Феде, который стал Митей, а Илья только качал головой и щурился, как от головной боли. Вовка смотрела на него внимательно: может, и у него мигрень?
– Ты чай-то пей, – сказал он, когда Вовка замолчала.
Он сам глотнул из своей чашки, моргнул и потер лоб.
– Странная история.
Вовка повела плечом. Слово «странная» подходило как нельзя кстати, только вот на вопросы оно ответить никак не помогало.
– Что делать-то, как думаешь? – спросила она.
Илья глянул на нее, снова моргнул и потер висок. Взгляд у него помутнел, глаза как будто пленкой подернулись.
– Илья? Ты чего? – Вовка схватила его за плечо.
Илья замотал головой.
– Да все хорошо. Что-то голова вдруг закружилась. Мутно как-то стало.
– Мутно?
– Сейчас уже ничего, лучше. Накатило как-то.
Илья присел на пол и уставился невидящим взглядом в пустоту.
– Эй, точно прошло? – Вовка сжала его запястье, потрогала лоб. Горячий.
– Да точно, точно, – неуверенно заулыбался Илья, отводя ее руку.
Глаза как будто перестали нездорово блестеть, но выглядел Илья потерянно.
– Просто что-то вдруг замутило на секунду, и все. Сейчас отпустило.
Он глотнул еще чая.
– Так точно лучше. Ты не волнуйся.
Вовка посмотрела на него с подозрением.
– Может, это чай?
– Ты тоже пьешь, и ничего. Ничего ведь?
Вовка кивнула:
– Вроде.
– Ладно, отбой, – ухмыльнулся Илья. – Разволновалась тоже. Все нормально. А это что? Не смотрела еще?
Из сложенного вдвое листка он вытащил разрисованную цветными карандашами карточку.
– Случайно застряла, наверное. Смотри, это визитка… Нет, пропуск.
И протянул его Вовке. С картонки смотрела фотография седоватого мужчины, а рядом значилось его имя.
– Григорий Данилов, – прочитала Вовка. – Наладчик, цех штамповки. Да, и правда пропуск.
Ребенок, изрисовавший карточку, постарался на славу: все свободное пространство было исчирикано замысловатыми загогулинами.
– Данилов, – повторила Вовка.
И почему эта фамилия ей так знакома?
– А у бабушки твоей какая фамилия была? Она же мамина мама, да? – спросил Илья.
Вовку осенило.
– Точно. У мамы девичья фамилия была Данилова.
– Думаешь, это твой дед?
– Я вообще про него ничего не знаю. Он давным-давно умер.
Вовка еще раз посмотрела на карточку. Строчка под названием должности была перечеркнута зеленым карандашом, а рядом пририсован то ли ландыш, то ли колокольчик, то ли…
– Зеленый фонарь… – пролепетала Вовка.
Она вцепилась в карточку, поднесла поближе к свету.
– Краснокумский… мет… мета… Что?
Илья наклонился поближе, сощурился и прочитал:
– Металлургический комбинат. Краснокумский металлургический комбинат.
– Комбинат, – эхом повторила за ним Вовка. – И зеленый фонарь…
– Что еще за фонарь такой? – не понял Илья.
Но Вовка только мотала головой. Она никогда не бывала у бабушки, ничего не знала про своего деда и уж тем более не могла разрисовать его пропуск. Значит, это сделал Слава – ее старший брат. До болезни его наверняка возили к бабушке в гости. И он же пририсовал у строчки с названием комбината зеленый фонарь.
Только вот зачем? Что значат эти загадочные зеленые фонари, которых нужно бояться? Про них написали при въезде в город, о фонарях предупреждал Димыч Поплавский, о них же шептались цветные голоса… А что, если это подсказки Джинна? Да и как можно бояться того, о чем ничегошеньки не знаешь? В конце концов, быть может, все эти надписи, ребенок, его каракули, все это – ниточки, ведущие к одному и тому же клубку. Что, если на комбинате Вовка найдет своих родителей?
Но не успела она озвучить Илье своей новый план, как ее телефон зазвонил. Она с изумлением уставилась на экран и прочитала: «Петр Михайлович, сосед».
– О, симка работает, – обрадовался Илья. – И контакты все восстановились как надо.
Петр Михалыч был тем самым соседом, который всегда сидел дома, а если удача ему улыбалась и жена уезжала на дачу, то пил не просыхая.
Но теперь его голос в трубке звучал на удивление трезво. Значит, жена дома.
– Влада? Здравствуй. Хорошо, что дозвонился. Родители-то твои трубки не берут…
Вовка выдохнула. Странный у него голос. Не только трезвый, но и очень… деловой. По-нехорошему деловой.
– Они в отъезде, – осторожно объяснила Вовка.
С соседом они обменялись контактами на всякий случай, и до этого Петр Михалыч не звонил ей никогда.
– А, ну хорошо, – со странным облегчением выдохнул он. – Тут дело вот какое… Ты сама-то где?
Вовка нахмурилась. Слишком уж личные вопросы от человека, с которым она знакома шапочно.
– Тоже… в отъезде, – отозвалась она.
– Ага, понял. Так.
Пауза затянулась, и Вовка начала волноваться, но Петр Михалыч все же заговорил:
– Тут такое дело. Хорошо, что вас нет… Не было, то есть… В общем, дело-то такое…
Вовка начала раздражаться. Да что он тянет резину?
– В общем, пожар у вас случился, – брякнул, наконец, Петр Михалыч.
Вовка вздрогнула.
– К-как пожар?..
Илья нахмурился.
– Ну как… – ответил Петр Михалыч. – Обычно. Пожарка приезжала. Пытались через окна… Потом дверь пробили. Сейчас-то все потушили, слава богу… Чернющее все, плавает. Тут на площадке кой-как подтерли, пока то да сё. Дверь я подпер, но замок-то сбили… В общем, стоит теперь ваша квартирка распахнутая… Я-то присмотрю, между делом, а ты-то с родителями когда сама будешь?
Вовка зажмурилась. Хотела бы она знать ответ на этот вопрос!
– Там что, совсем все плохо? – спросила она.
– Ну как, – буркнул Петр Михалыч. – Чернющее, говорю ж. Тырить-то там, наверное, уж нечего, так что вроде как и ладно, что дверь не запереть…
Вовка вздохнула поглубже, выдохнула.
– Ну так что? Когда вас ждать-то? Присмотреть мне за дверью али как? Могу пойти да глянуть, ежели что ценное сохранилось, так к себе пока унесу на время, чтобы пацаны не растащили.
– А почему… почему случилось, не сказали?
– Пожарные-то? Да черт их знает, Владочка, это ж дело такое… Может, замкнуло что. Ты возвращайся поскорее, делать-то что-то надо…
Вовка кивнула, забыв, что Петр Михалыч не увидит. Потом спохватилась и пробормотала:
– Спасибо. Спасибо, что позвонили. Я… Я постараюсь.
Илья без лишних слов взял ее за руку.
– Там… вот, – сказала она растерянно, а потом вдруг улыбнулась. – Слушай, а хорошо, что у меня бабушкина квартира есть. Нет, ну как удачно-то, а? Бездомной не останусь. Заживу тут, в Краснокумске. А что? В универ мне в сентябре не надо, свободна как ветер. Живи где хочешь!
И засмеялась. Илья притянул ее к себе и обнял, а Вовка поперхнулась и поняла, что терпеть уже не может. Она прижалась к груди Ильи и разрыдалась.
Глава 20. Слава
К вечеру Лёля с Митей так и не вернулись, на телефон подруга не отвечала, и Вовка решила, что ждать больше нельзя. Она оставила записку на кухонном столе: «Уехали с Ильей на комбинат, ждите нас здесь» и положила себе в рюкзак мамину цепочку и папин кошелек. Дверь оставила незапертой.
– Воровать все равно нечего, – объяснила она Илье.
Разве что бабушкины украшения, но кто сейчас носит такие камни, да и стоят ли они каких-то денег?
Как
