Светозар Чернов - Три короба правды, или Дочь уксусника
— Фрумочка?! — дернулся Минус и обратился к Фаберовскому дрожащим голосом: — Скажите, граф, а излечима ли эта болезнь, если уже произошло несчастье?
— Я с Луи Пастером изготовил вакцину, позволяющую остановить развитие болезни…
— Путем впрыскивания ее в зад, — добавил Артемий Иванович.
— … а также добиться регрессии и последующего полного излечения, если вовремя произведена прививка. Так, один парижский полицейский стал воображать, что все на улицах называют его коровой, и после курса в 50 уколов полностью излечился, вышел в отставку и теперь благополучно проживает в собственных палатах в Шарантоне. Русское правительство очень не хочет огласки этого скорбного положения в императорской гвардии, и потому миссия моя строго секретна и состоит в том, чтобы в индивидуальном порядке производить вакцинацию, не привлекая к ней внимание. Когда вы видели меня на Шпалерной, я как раз пытался в собрании господ офицеров, среди которых был и капитан Сеньчуков, уговорить их дозволить мне попытаться их излечить, но их воспаленный мозг не поддался моим внушениям, они разбили мои ампулы с вакциной по 54 франка за ампулу, а меня попытались убить!
— Это просто не верится!
— А что же академик? — спросила Сеньчукова.
— Я думаю, вы уже и сами догадались, увидев весь этот разгром, который он у себя учинил. — Фаберовский показал рукой на гору фотографических карточек в углу гостиной, выдернутых Артемием Ивановичем из рамок. — Пытаясь исследовать неизвестный ему вибрион, он пал жертвой этой же болезни. Мы привили его и отправили на излечение в семью.
— Не сомневаюсь, что Татьяна Кирилловна выходит его, — сказал Минус. — А эта болезнь не лечится уксусом?
— Папа, как тебе не стыдно! — воскликнула приставша.
— Но должен вас предупредить: мы облечены широчайшими полномочиями, — Фаберовский продемонстрировал отцу с дочерью свой открытый лист, — и вправе требовать от вас полнейшего молчания обо всем, что я вам рассказал.
— Конечно, господин профессор, — закивал Минус. — Мы будем молчаливы как камбалы. Скажите, а каким способом передается эта болезнь?
— Заражение происходит путем прикосновения, — пояснил поляк, — обычно при нахождении в тесном строю во время разводов и караулов. Затем заразные начала проникают сквозь кожу и переносятся по организму венами и лимфатическими сосудами.
— Послушай, Фрума, — сказал вдруг озабочено Минус. — Ты недавно ездила со своим деверем на извозчике, совсем как в тесном строю, и я с тобой тоже ехал на извозчике. Ты могла заразиться этим опасным вибрионом, я так думаю. И я тоже мог. Скажите, граф, а мы с дочерью можем рассчитывать на профилактическое прививание, ведь мы же будем переносчиками болезни? Я заплачу вам за прививку. 108 франков — это сколько будет на рубли?
— Сорок восемь рублей шестьдесят копеек, — подсказала Сеньчукова отцу. — Мне кажется, что вибрион поразил уже и некоторых высших должностных лиц империи.
— А нельзя ли как-нибудь подешевле?
— Папа!
— К сожалению, по контракту с господином Пастером мы не можем продавать вакцину менее чем за 54 франка, — сказал Фаберовский.
— Ну, хорошо, однако вы сделаете нам с Фрумой вакцинацию?
— Сделаем. Побудьте пока тут, а мы с ассистентом приготовим шприцы и раствор.
Поляк с Артемием Ивановичем удалились в кабинет к академику и заперли за собой дверь.
— Ты что им наговорил?! — зашипел Артемий Иванович сдавленным голосом.
— Я видел у академика шприц, — сказал Фаберовский. — Возьми вон ту металлическую коробку на полке.
Артемий Иванович открыл коробку и достал оттуда большой шприц с кольцами для указательного и среднего пальцев.
— Поставь самую большую иглу для острастки, чтобы больше неповадно было ходить сюда. Что бы сюда налить? Это что такое синее в большой колбе?
— Написано: «Метиленовый синий».
— Набирай!
— И то верно, — сказал Артемий Иванович. — Хотел нас на сорок рублей надуть!
— Ты слышал, что она сказала про капитана?
— Я даже видел этого попа, когда в участке сидел!
— Выходит, что этот поп в ихнем заговоре, заодно с капитаном и приставом. А Сеньчуковой они, похоже, не доверяют и используют в темную.
— Слушай, Степан, давай послезавтра, как проспимся, в Полюстрово съездим и попа этого за бороденку подержим. Легонько так, чтобы ничего не заподозрил. Завтра Васильев день, так еще и свининкой, может, успеем разжиться. Там, в Полюстрово такие свиньи водятся, я у пристава одного свина в хлеву видал! Просто царь среди свиней! Этакого царя бы заколоть да окорочок ему подкоптить на огоньке!
— Ну, ты сейчас договоришься! Пойдем лучше.
— Господин Минус, — обратился поляк к уксуснику, открыв дверь и кабинета. — Прошу прилечь на диван. Сейчас мой ассистент сделает вам вакцинацию.
Артемий Иванович зловеще улыбнулся, выдавив из шприца на конец иглы синюю капельку.
— Это будет больно? — спросила Сеньчукова, побледнев.
— Ну что вы, пани! — поляк вышел в гостиную и закрыл дверь за вошедшим туда Минусом поплотнее. — Укол совсем не болезнен, а мой ассистент знает свое дело.
Квартира академика огласилась сперва боевым кличем Артемия Ивановича, а затем ревом уксусника.
— Отец!
Приставша в волнении вскочила, но поляк мягко усадил ее обратно на диван.
Минус вышел с перекошенным от боли лицом, держась за правую ягодицу.
— Теперь я понимаю, почему господа офицеры чуть не убили вас! — сказал он, силясь улыбнуться, и примостился левым боком на стуле. — Теперь ты, Фрумочка. Крепись, это ужасно больно.
— Граф, не могли бы вы сделать укол? — волнуясь, сказала Сеньчукова и встала с дивана. — Я стесняюсь вашего ассистента.
Она бросила сквозь открытую дверь кабинета взгляд на Артемия Ивановича, который деловито вытер окровавленную иглу о какую-то грязную тряпку и снова набрал полный шприц синей жидкости. Ей стало худо, и она опустилась на диван.
— Хорошо, я сам проведу вам вакцинацию, — сказал Фаберовский.
В дверь опять позвонили.
Артемий Иванович с поляком настороженно переглянулись.
— Герр Лабурда с подарком, — доложила Луиза. — Вам обоим персонально.
— Принять! — распорядился Артемий Иванович.
Переводчик был уже видимо пьян, глаза его блестели, нос покраснел, а в руках у него была бутылка.
— Господин посол шлет всем своим соседям по бутылке рому с наилучшими пожеланиями! — объявил он и поставил бутыль на стол.
— Луиза Ивановна, принесите, пожалуйста, сюда в гостиную рюмки из столовой, — попросил Фаберовский. — Пан Артемий, налейте всем рому, давайте выпьем за здоровье бразильского посла господина Луица Феррейру де Абреу!
Ром был превосходен.
— А вот меня таким ромом не поят! — с пьяной обидой сказал Лабурда. — Отличный ром, до революции еще сделанный. Сейчас такого уже не найдешь.
— Скажите, пан Лабурда, — сказал Фаберовский. — А у вас нету портрета господина посла? Как будет приятно на старости лет хвастать своим внукам, что ты пил ром, подаренный таким великим человеком. И вашу карточку приятно было бы иметь.
— Да, у нас уже коллекция неплохая. — Артемий Иванович сходил в кабинет и продемонстрировал Лабурде изготовленную им самим фотографию царя с дарственной надписью.
— Была одна карточка у посла, да только отправил он ее в письме одной личности… — Лабурда искоса поглядел на Сеньчукову и ее отца. — Уж как я его уговаривал это не делать! Но он упрям, как мул! Да-да, синьора, не смотрите на меня так. Ведь это вы вокруг моего посла околачиваетесь, проходу ему не даете!
— Да как вы сметете такое говорить про мою дочь! — возмутился Минус.
— Через нее да капитана этого хозяин мой совсем чокнулся!
— Похоже, что от академика заразился весь дом, — шепнула Сеньчукова на ухо Фаберовскому. — Вот и этот господин страдает манией, и сам посол, по его словам, уже заболел… Надо тоже сделать ему вакцинацию.
— Господин Лабурда, — сказала она уже громко, обращаясь к переводчику, — к великому сожалению, в этом доме все заражено параноидальными вибрионами, и эти господа, действующие по поручению правительства…
— Фрумочка, ты дура! — подскочил и тут же, охнув, сел обратно Минус. — Нам же запретили об этом рассказывать! Хочешь в Сибирь?
— Пусть расскажет, — позволил поляк.
— Эти господа уполномочены совершенно секретно произвести вакцинацию среди жильцов.
— По четвертному за ампулу, — встрял Артемий Иванович. — От самого Пастера укольчики. Да ты не жмоться, Игнатий, все лучше, чем потом на Пряжке сидеть.
— Пятьдесят уколов! — простонал вдруг Минус. — За такую-то боль еще две с половиной тысячи!
— Почему пятьдесят?! — не понял Артемий Иванович. — Ах да! Некоторым и по сто приходится делать! Чем раньше приступаем к лечению болезни, тем меньше необходимо делать уколов. А вам еще повезло: иным приходится в Париж на каждую процедуру к Пастеру ездить. Ну же, Лабурда, соглашайтесь! В противном случае мы обязаны будем известить больницу Николая Чудотворца, списки зараженных будут публиковаться в газетах, и им будут делать эту прививку насильно, не блюдя никакой личной тайны.
