Фридрих Незнанский - Звонок другу
— Слушай меня. Я тебе буду вопросы задавать. А ты в ответ мычи. Да — один раз; нет — два раза. Понял?
Однократное мычание. Прямо как на семинарах в их банде, усмехнулся про себя Голованов.
— Ты там в наручниках?
— Да, — промычали изнутри.
— И рот залеплен?
— Да.
— Они тебя к сиденью привязали?
— Да.
— Били?
— Да!
Надо же, сколько интонаций может быть вложено в обыкновенное мычание!
— Плохо тебе, Скотников?
За стеной началось нечто невообразимое. Мычание, скрежет, можно сказать, зубовный.
— Ну, я вообще-то просто так зашел. Пока, Скотников! Держись! Главное — не сдуваться! Вспомни лягушку на флаге и не сдувайся! Бандитам ни слова! И сиди смирно, а то убьют они тебя, понял?
С этими словами Голованов, громко топая, направился прочь. За стеной приглушенно хрюкали. Это он плачет, догадался Сева. Что ж, правило бумеранга работает.
Он возвратился в агентство, позвонил Ане.
— Как там у тебя?
— Мы уже госпитализируемся по новой, — оживленно доложила Лаврова. — Мы с мамой сейчас в приемном покое. Все хорошо! Не волнуйся! Всем привет!
— Может, тебе пока с мамой в больнице остаться? Попробуй с Телегиным договориться. Есть же у них койки свободные. А маме уход потребуется.
— Что ты говоришь? Представь, я уже договорилась. Но не с сегодняшнего дня. А в послеоперационный период.
— Понял! — оживился Голованов. — Буду звонить!
Глава 41
СУББОТНИК
Пока Голованов выяснял место заточения Скотникова, надежные партнеры «Триады» также были заняты каждый своим делом.
Третьякова, отключив мобильник, готовилась к проведению субботнего семинара. Через час наступит самое напряженное, но и самое сладостное для нее время. Время, когда здравомыслящие, нормальные люди под воздействием тщательно разработанных манипуляций превращались в податливую, аморфную массу, с которой она, Третьякова, могла делать все, что душе угодно. Можно было бы заявить вступительный взнос и в пять, и шесть тысяч долларов. И основная масса пришедших на семинар людей, отродясь не державших в руках и десятой доли этой суммы, глядели бы очумелыми бараньими глазами на подписанные ими бумаги, исчезающие со стола, как в иллюзионе. Но все, все было просчитано, в том числе и сумма взноса. Была бы она выше, суицидные попытки приобрели бы, пожалуй, характер эпидемии. А так — эпизоды, случаи, никак не связанные с именем «Триады».
Она стояла перед зеркалом, оглядывая себя. Все было в порядке. И умеренный, почти незаметный макияж, и безукоризненный костюм и, главное, внутреннее ощущение власти над людьми, готовое выплеснуться на толпу и поработить ее, — все это она видела в зеркале. Хищница была готова к прыжку.
Коробов уехал в бизнес-центр раньше, чтобы проверить степень готовности шумовых и прочих эффектов…
А гений сбора суммы взноса, то есть госпожа Скотникова, металась по городу, собирая деньги на освобождение мужа. Денег, однако, никто не давал. Многие были в отпусках, другие только что вернулись с пустыми карманами. Третьи почему-то просто не хотели с ней разговаривать, захлопывая дверь перед ее носом. Земля, как известно, слухами полнится. Оставались «надежные партнеры». Однако никто из членов «Триады» не дал ей ни цента. Средства у всех оказывались буквально вчера во что-то вложенными, кому-то переданными в управление либо потраченными на обед.
К шести вечера обессиленная, постаревшая на десяток лет женщина вспомнила, что у нее есть родной отец. Отец жил отдельно. Нина изредка звонила, навещала еще реже. У нее были свои семейные заботы — сын и муж, которых нужно было кормить. Если еще и папаше помогать, на что вообще жить? В конце концов, в блокаду тоже выбирали между стариками и детьми — таким образом успокаивала себя Скотникова, вспоминая иногда об отце.
Потом, когда они с Солечкой окунулись в «Триаду», родитель и вовсе был смыт из памяти непрерывным потоком мантр, заклинаний, бесконечными семинарами и охотой на людей.
Но в данный момент Скотникова вспомнила — есть отец! А у отца должны быть какие-то деньги! Два года назад он поменял однокомнатную квартиру на комнату в коммуналке. Сказал, что ему одному жить скучно. И она помчалась к отцу.
Василий Алексеевич жил в старом центре города. Он встретил дочь удивленно и обрадованно:
— Ниночка! Проведать приехала? Тебе звонили, что ли?
— Кто звонил? — напряглась Скотникова.
— Я просил соседку, Кузьминишну, позвонить с работы. У нас здесь телефон отключили. Я беспокоился, вдруг ты звонишь, а никто не отвечает.
— Да, звонили, — отрывисто бросила дочь. — Папа, пройдем в комнату. Мне поговорить с тобой нужно!
— Конечно, Ниночка, конечно. Я сейчас чайник поставлю.
— Не нужно, — почти рявкнула Нина, подталкивая шаркающего валенками старика. — Что это ты в валенках среди лета?
— Так болят ноги-то, Нинуля, спасу нет!
Они наконец добрались до комнаты.
— Ну, рассказывай, как живете? — Отец улыбался беззубым ртом, долго и трудно усаживаясь на старинный венский стул.
— Папа, у меня горе! Толю похитили бандиты! Мне срочно нужны деньги! Две тысячи долларов! — выпалила Нина.
Отец молчал.
— Ты слышишь меня? Если я сегодня к вечеру не соберу деньги, его убьют, понимаешь?! — взвизгнула она.
— Ниночка, так за что же его? Откуда у вас бандиты?
— Это не у нас! Это в стране твоей долбаной бандиты! Если бы не ты, мы бы с Толей и Мишенькой давно в Израиль уехали! Я из-за тебя здесь осталась, чтобы ухаживать за тобой, похоронить, когда время придет!
Отец молчал. Скотникова рухнула перед ним на колени.
— Папа! Я тебя умоляю! Миша останется сиротой!
— Я ведь на старость свою оставил да на похороны, Ниночка. Тебе ведь все некогда. А люди задаром со стариком возиться не хотят…
— Папа! Я тебя заберу к нам! Хоть завтра! А про похороны — это вообще бред! Неужели ты думаешь, мы тебя не похороним?!
— Да кто ж вас знает? — тихим, тоскливым голосом откликнулся Василий Алексеевич. — Помоги-ка мне встать.
Нина подняла отца со стула. Он прошаркал к кровати, долго шарил под матрасом, вытащил шерстяной чулок.
— На. Здесь две тысячи как раз. Все, что после обмена осталось. Теперь у меня, Нина, только пенсия — семьсот рублей.
— Папа, мы тебе эти деньги вернем, ты не волнуйся! — выхватив чулок из отцовских рук, вытряхивая зеленые бумажки, пересчитывая их, приговаривала женщина. — Буквально через неделю привезем.
— А как же ты говорила, что я к вам?..
— Конечно! Ты к нам! Я тебе завтра же позвоню.
— Так телефон не работает.
— Ну, когда заработает, я позвоню! Спасибо тебе!
Она нагнулась, чмокнула сухую старческую щеку и бросилась к двери.
— Подожди, я хоть провожу тебя…
— Некогда, папа! Совершенно некогда!!!
Скотникова неслась вдоль длинного коридора, прижимая к груди сумку, едва не сбив с ног худосочную старуху-соседку.
— Ишь, понеслась! Не надолго у отца задержалась!
— Заткнись, лярва! — обернувшись, с бешеной злобой в глазах выкрикнула Скотникова.
Анна встретилась с Медведевой около шести вечера недалеко от места своей работы, благо институт, где трудилась Аня, располагался внутри Садового кольца, то есть в центре. Рядом было кафе, куда сотрудники
НИИ часто забегали после работы выпить кофе, покурить и поболтать. И все официантки заведения были Ане знакомы. Место встречи выбрала она, сославшись на то, что в субботу ей придется выйти на службу (что в действительности случалось довольно часто) и, дабы не тратить попусту вечернее время на поиск уединенного местечка, можно заглянуть туда.
— Там тихо и пустынно, особенно в выходные дни. И никто нам не помешает. Вы согласны?
Медведева согласилась. Но голос ее был печален. Что бы это значило?
Никакого конкретного плана действий у Ани не было. Лежали в сумочке несколько аккуратно расфасованных порошков, которыми она разжилась в лаборатории фармакологии, у коллеги.
Парень работал над созданием антидепрессантов нового поколения и проводил, так сказать, клинические испытания на всех желающих. Со слов испытуемых — а это были соратники по работе — препарат имел побочное действие: невероятную болтливость. И последующую амнезию. Которую усиливал алкоголь. В общем, то, что доктор прописал!
Но удастся ли применить препарат — неизвестно. Как неизвестно и то, зачем, собственно, она, Лаврова, понадобилась этой Медведевой. Но любая капля информации может оказаться полезной, и пренебрегать нельзя ничем. Хочешь победить врага — узнай его!
Возле нее притормозила иномарка, из которой выпорхнула Медведева.
«Какая она молоденькая еще, — подумала Аня. — Лет двадцать, не больше. И где она у нас раньше трудилась? Кажется, в милиции? — вспомнила Лаврова знакомство с девушкой на первом семинаре. — Забавно…»
