Андрей Воронин - Тень каннибала
- Все пятеро?
- Уже четверо.
- Не понял, - строго сказал Илларион.
- Ax, да, ты же не в курсе, откуда тебе... Пятнов позавчера разбился на мотоцикле. Его приятель, этот, как его...
- Пантюхин, - подсказал Илларион.
- Да, Пантюхин. Так вот, он в больнице с сотрясением мозга и травмой руки. А Пятнова завтра будут хоронить.
- Как это вышло? - спросил Илларион, напряженно о чем-то думая.
Сорокин покосился на него и невесело усмехнулся.
- Не забивай себе голову, - сказал он. - Мы тоже решили было, что его кто-то убрал. Тем более что обстоятельства... В общем, он на большой скорости налетел на проволоку, протянутую там, где ей совершенно нечего было делать.
- И что? - спросил Илларион.
- А что бывает в таких случаях? Снесло башку к чертовой матери...
- И ты говоришь, что это не убийство?
- Понимаешь, - сказал Сорокин, - это произошло не на дороге, не в арке какой-нибудь и не в проходном дворе. Проволока была натянута между стойками турника на детской площадке, то есть там, где мотоциклисту делать совершенно нечего. Там три турника рядышком, и только один проем из трех перегородили подобным образом. Это.., я даже не знаю, с чем это сравнить. Это все равно что сбросить кирпич с десятикилометровой высоты над чистым полем в расчете, что он упадет на голову совершенно конкретному человеку. Нелепая случайность, вот и все. Детишки какие-нибудь во что-нибудь играли или еще что-нибудь... Теперь разве узнаешь? А этот дурак на своей "Хонде", в темноте... Короче, стопроцентный несчастный случай. Нелепость, конечно, но факт. Так что один свидетель у нас выбыл наглухо, а другой отдыхает без сознания. Хорошо еще, что на нем во время падения был шлем. Он здорово треснулся затылком о край песочницы. Весь угол разворотил, и шлем раскололся. Плюс потеря крови - он, видишь ли, успел прикрыть голову руками, и проволока располосовала ему предплечье.
- Черт, - сказал Илларион, - как погано. Да, действительно нелепо.
Сорокин покосился на него, но лицо Забродова не выражало ничего, кроме искреннего огорчения.
- Обидно, - продолжал он. - Чертовски обидно, когда гибнут такие вот пацаны, которые еще ничего в жизни не видели и не успели. А главное, обижаться не на кого и к ответу никого не призовешь. Был человек - нет человека. И ни детей после него не осталось, ничего... Один сломанный мотоцикл.
- Да мотоциклу-то хоть бы что, - угрюмо произнес Сорокин. - Что ему сделается? Даже не поцарапался, пропади он пропадом. Знаешь, будь моя воля, я бы их запретил к чертовой матери, эти мотоциклы. Года не проходит, чтобы на них десяток человек не гробанулся. Да как гробятся! На ста километрах в час башкой в бетонный столб - это, знаешь, зрелище. Или как этот Пятнов всадник без головы...
- Да, - грустно согласился Илларион, - печально это все. Но поверь, полковник, у Стивена Кинга ты ответов на свои вопросы не найдешь. Да и ни у кого не найдешь, если уж на то пошло. Тебе не ответы надо искать, а убийцу. Наплюй на то, что он каннибал. Ищи мокрушника, а его кулинарные пристрастия пусть остаются его личным делом - во всяком случае, до тех пор, пока его не приведут к тебе в кабинет.
- Спасибо за совет, - проворчал Сорокин, мысленно проклиная себя за то, что вообще пришел в этот сквер.
Когда полковник вернулся на работу, его поджидал очередной сюрприз естественно, неприятный. Сюрпризы иного свойства случались у Сорокина на службе крайне редко, но он до сих пор не мог до конца смириться с таким положением вещей. Что это такое, в самом деле?! Человеку и без того тяжело, а тут еще все окружающие, словно сговорившись, так и норовят окончательно его добить.
У окна в коридоре, прямо напротив двери полковничьего кабинета, скучала какая-то женщина. Видимо, она стояла здесь уже давно и успела основательно пресытиться видом этого коридора и, в частности, запертой на ключ двери кабинета. Поэтому она стояла к коридору спиной и с безучастным видом смотрела в окно.
У Сорокина при виде ее возникло трусливое желание тихонечко повернуться кругом и стрекануть вдоль по коридору со всей прытью, на которую он еще был способен. Пока он убеждал себя, что такое поведение недостойно высокого звания офицера, посетительница, словно уловив его присутствие каким-то шестым чувством, повернула голову.
Полковник вздохнул - глубоко, но незаметно, - надел на лицо любезную улыбку и двинулся к своему кабинету широким шагом чрезвычайно занятого человека, каковым он и являлся на самом деле.
- Здравствуйте, Анна Александровна, - сказал он, изображая легкое недоумение. - Вы ко мне?
Анна Александровна Сивакова поздоровалась и молча кивнула в ответ на вопрос полковника. Сорокин отпер дверь, пропустил посетительницу вперед, вошел следом и предложил ей присесть.
Анна Александровна села. Полковник поинтересовался, не хочет ли она чаю или кофе, получил отрицательный ответ и, уже не пряча вздоха, откинулся на спинку кресла.
- Итак, - сказал он, - что у вас произошло?
- Мне казалось, что кое-что произошло у вас, - сказала Анна Александровна. - Что вы можете сказать по поводу гибели Пятнова?
Сорокин недовольно пожевал губами. "Это уже переходит всякие границы", - подумал он.
- Анна Александровна, - как можно мягче сказал он, - поймите, пожалуйста, меня правильно. И вы, и я - мы оба хотим, чтобы преступник был задержан. Вами движет горе, но оно.., гм.., не дает вам права требовать у меня отчета о ходе следствия. Методы, которыми оно производится, и его результаты не подлежат огласке вплоть до суда. Поверьте, мы делаем все, что в наших силах. Если вы хотите и можете оказать нам какую-то помощь в рамках закона - милости просим. Но это все! Вы не можете руководить ходом следствия, так же как я не могу руководить вашей школой. Мы договорились?
- В целом да, - с неожиданной покладистостью согласилась Анна Александровна. Полковнику не понравилось это "в целом", но он промолчал. А можете вы ответить мне на вопрос, не имеющий непосредственного отношения к ходу следствия?
"Новое дело? - подумал полковник. - Это еще что такое?"
- То есть на личный? - осторожно уточнил он.
- В некотором роде.
- Ну, если это будет в моих силах... Постараюсь.
- Скажите, у вас существует программа защиты свидетелей?
"Вот так вопрос, - подумал Сорокин. - Не в бровь, а в глаз. И ведь ничего не скажешь, вопрос сугубо личный. Узнав о гибели Пятнова, все, кто имел касательство к этому делу, не могли не задуматься. Интересно, подумал он, - что было бы, если бы они узнали, что маньяк, которого мы взяли, такой же фальшивый, как трехдолларовая купюра? Они все, наверное, переселились бы ко мне в кабинет и потребовали поставить у дверей двоих автоматчиков. И были бы, наверное, правы..."
- Ну, - сказал он, осторожно откашлявшись, - конечно, что-то в этом роде у нас есть. Естественно, не в той форме, в какой эта программа существует в Соединенных Штатах, но...
- Я почему-то так и думала, - перебила его Анна Александровна, - что у вас существует именно что-то в этом роде, - она покрутила в воздухе ладонью, подчеркивая расплывчатость и неопределенность данного полковником ответа. - И после этого вы приглашаете людей к сотрудничеству!
- Хотелось бы вам напомнить, - начиная понемногу свирепеть, сказал Сорокин, у которого и без Сиваковой хватало проблем, - что я вас не приглашал. Насколько я мог заметить, вы пришли сами. И вообще, я не понимаю, при чем тут защита свидетелей? - соврал он. - Мы же имеем дело не с преступной группировкой, а с маньяком-одиночкой, который уже арестован. Не пойму, что вас беспокоит.
- А вы уверены, что Козинцев до сих пор сидит в тюрьме, или в следственном изоляторе, или как это у вас там называется? - спросила Сивакова. - Он не сбежал, не отпущен под подписку о невыезде, не переведен в какую-нибудь больницу для обследования?
- Да нет как будто. Я беседовал с ним буквально полчаса назад, - не покривив душой, заявил Сорокин.
- Странно, - сказала Анна Александровна. - У меня такое ощущение, что он где-то рядом.
"Золотые твои слова, - подумал Сорокин. - Так оно и есть на самом деле. И маньяк где-то рядом, и Козинцев твой поблизости - за углом, в скверике... Вот негодяй, - внезапно распаляясь, подумал он о Забродове. Ведь было же сказано русским языком: не высовывайся! А он бродит вокруг МУРа, словно нарочно ищет встречи со старыми знакомыми..."
- Это нервное, - сказал он после неприлично долгой паузы. - Вам многое пришлось пережить, вот вам и мерещатся маньяки за каждым углом. Надо хорошенько отдохнуть, сменить обстановку, и все пройдет. Знаете, как говорят: пуганая ворона куста боится.
- Но я-то не ворона, - заметила Сивакова.
- Ни в коей мере! - поспешил заверить ее Сорокин. - Но наш с вами мозг посложнее птичьего, и всяких выдумок и беспочвенных страхов в нем помещается больше. Вот мы и шарахаемся, как та ворона, от каждого куста.
- Благодарю вас, - вставая, сказала Анна Александровна. - Вы меня очень успокоили своей лекцией по орнитологии.
