Владимир Бацалев - Убийство в «Долине царей»
— Я ребенку отнесу.
— Нет, ешьте при мне. Это приказ. А для Павлика у меня другой сюрприз.
— Да ну вас с вашей конфетой, — огрызнулась Чуждая и выбросила, не соблазнившись пестрой оберткой.
Детектив остался доволен результатом. Или огорчен — он еще не решил и, насвистывая среди ночи мелодию из «Спокойной ночи, малыши», пошел к лифту, вспоминая о телеграмме полковника. Она была секретной, но шифр Черепов знал: таким же пользовался Пушкин в десятой главе «Евгения Онегина».
В лифте детектив прочитал: «Думаю, тебе полезно знать, что два дня назад из заключения бежал муж А. Т. Чуждой — Корчажкин — опасный рецидивист. Привет тебе. Полковник».
Черепов порядком расстроился, что так легко объясняется фигура в черном, которую он «ловил» лучом фонаря с балкона. Впрочем, все ли так просто, как кажется на первый взгляд? Корчажкин-старший мог улететь из тюрьмы на захваченном самолете и к моменту убийства поспеть в Дом творчества, выпрыгнув с парашютом, застать жену в дружеских объятиях Чернилова и задушить писателя голыми руками из ревности, а жену незаметно выпороть. Видимо, и полковник рассудил так же, раз не поленился сбегать на почту и послать телеграмму. Чьи волосатые ноги выглядывали днем из каморки, — детектив теперь знал. «Не поймаю убийц Чернилова — хоть этого на место верну, когда он признается, — утешал Черепов себя. — Благодарность у меня будет десятая, значит, и брать Корчажкина надо с десятой попытки».
Мука лежала на пороге нетронутой. Тем не менее на столе Черепова ждал сверток, который он видел под мышкой у предположительного Корчажкина. Детектив надеялся обнаружить в свертке отрубленную голову Чернилова со следами пыток или бомбу на взводе, но выудил лишь две поллитровки самогона и записку: «Извините за опоздание. О деньгах не беспокойтесь. Бабка Марфа».
Такая наглость уже не влезала ни в одни ворота. Мало того что убийцы беззастенчиво проникали в номер Черепова, в святая святых следствия, по первой прихоти, мало того что они в грош не ставили его дедуктивные маневры и ловушки, мало того что они стащили труп Чернилова из-под самого носа… да мало ли еще чего! Но вот так, внаглую спаивать следователя, уповая на его врожденную жадность! Нет, этого им нельзя спустить.
Фыркая и негодуя, Черепов выскочил из номера, пересек вымерший до утра коридор и подсунул под дверь Ничайкиной бумажку в пять рублей. Потом подумал некоторое время и добавил еще трешник.
— Не надо мне таких подарков от преступного мира! — сказал он шепотом и вернулся.
«Итак, совершенно ясно, что Ничайкина — бабка Марфа, Корчажкин у нее на посылках… А если я закажу завтра ведро? Даже коромысло? Принесет Корчажкин или испугается?.. Не шутка ведь, идти по городу с ведрами самогона!.. Но как они обошли муку? Есть только два пути: наследив, они могли заново присыпать порог моим же продуктом, учет-расход которого я не веду, а могли запрыгнуть в номер через балкон. Больше меня на такую дешевую наживку не возьмешь. Впредь я буду осторожен и находчив. Балконную дверь я запру изнутри и припру стулом, а перед входной расставлю капканы и ловушки». Черепов с головой залез в чемодан Чернилова и вынул веревку. Петлю он расстелил прямо под дверью, а свободный конец привязал к ручке. Если бы ночью бандитский кто-то открыл дверь, то поймал бы сам себя за ногу.
Похвалив свою смекалку, Черепов постелил простыни, брошенные Ничайкиной комом, и «умер» до рассвета, оставив включенным лишь шестое чувство, которое зарегистрировало, что всю ночь шебуршали скрипуны, до зари скрипели шебуршуны и к утру разбежались по постели детектива радужными зайчиками…
А с первыми лучами солнца детектив уже лазал по деревьям с топором Чернилова. Только двенадцатая заготовка удовлетворила его хулиганские запросы. Возвращаясь в номер, Черепов заметил, что рядом с администратором сидит, по-видимому, ее муж-рецидивист. С утра пораньше предполагаемый Корчажкин-старший выглядел довольным в том смысле, что добрался до воли, но голые ноги его, не дававшие покоя любопытному Черепову, прятались под столом, и детектив не смог опознать в них вчерашние, выглядывавшие из каморки, а нагнуться и взглянуть — постеснялся.
В номере Черепов вытянул резинку из плавок Чернилова, смастерил Павлику рогатку и, пристреливая ее на воробьях и воронах, крепко задумался: «Зачем писателю зимой плавки? Может, он был морж? Логично, ничего не скажешь. Но зачем моржу на отдыхе топор? Может, он был дровосек? Тоже логично. Но зачем дровосеку плавки?.. Если Чернилов рубил деревья с плеча, — значит, плавки не его, и, глядишь, еще объявится хозяин. А если он был морж?.. Стоп! Если он был морж и топором рубил проруби, веревкой страховал себя при купании, а снотворным кормил подплывавших акул?..» От мыслей у Черепова затрещала и в одном месте лопнула голова (детектив обметал дыру на живую нитку). Самым обидным было то, что из строя голова вышла утром, хотя днем в ней могла появиться нежданная необходимость. Детектив переворошил личные вещи потерпевшего, но никаких лекарств от головы не нашел, кроме топора. Это лишний раз подтверждало гипотезу, что Чернилов был мужик здоровый, то есть морж или дровосек. Тогда детектив вспомнил: внизу, в административном крыле, есть амбулатория с дежурным врачом, который по долгу службы и клятве Гиппократа обязан привести мозги Черепова в чувство или в рабочее состояние.
Он запер дверь на четыре оборота и спустился в амбулаторию. Очередь из инвалидов и лиц со слабым здоровьем миновать без приключений не удалось. С приключениями тоже. На некоторое время Черепов поневоле превратился в кончик хвоста, уговаривая мозги чуть-чуть потерпеть и не брызгать наружу. Мозги за много лет работы в органах привыкли к устным директивам и уговорам и попритихли.
В кабинете доктор встретил Черепова объятьями. Уже сами объятья выглядели для знакомства чересчур подозрительно, а когда доктор сказал:
— Что ж вы, батенька, дружочек мой ненаглядный, отдыхаете-отдыхаете, а ко мне и не зайдете? Давно жду, — Черепов понял, что и на этот (трехтысячный, наверное) раз интуиция его не подвела. Вот только куда?
— А зачем? — спросил он, прикидываясь дурачком и кривляясь, как наметил еще с вечера.
Зубы вам вырывали?
— Нет, — соврал для пользы следствия.
— А это с чьими пришла депеша? — На ладони доктора оказались две бирки с привязанными зубами.
Черепов замолчал, как ошпаренный, и покраснел одним местом. Взгляд его, со стыда опускаясь долу, невольно скользнул по халату доктора, и на нагрудном кармане детектив разобрал выведенную химическим карандашом надпись: «Ф. Р. Сковородкин»!
Кто он, муж жены или просто дальний-предальний родственник-однофамилец? — детектив с ходу не сообразил. Но Ф. Р. Сковородкин был вылитый Дзержинский что в фас, что в профиль, поэтому Черепов не заподозрил его в дурных намерениях и с готовностью распахнул рот.
Ф. Р. Сковородкин долго искал во рту Черепова и, не найдя ничего шатающегося, явно расстроился, до слез, даже чертыхнулся в сторонку.
— Голова у меня трещит, — сказал Черепов.
— Это от зубов, скоро пройдет, — пробурчал доктор и постучал Черепова по безжизненной коленке.
Детектив вынул из кармана рецепт Ничайкиной и спросил:
— Ваших рук дело?
— Моих, — тут же сознался в содеянном Ф. Р. Сковородкин.
Выпишите на мою фамилию такой же.
— Зачем?
— Хочу узнать, от чего это лекарство.
— Я вам могу и без рецепта сказать.
— А как же клятва Гиппократа.
— Могу сказать, поклявшись Гиппократом.
«А могу и обмануть! — подумал детектив. — А я, простофиля, тебе поверю! Не на того напал, злодейский доктор!»
Покидая Ф. Р. Сковородкина, замученного допросом, Черепов решил войти в столовую парадным строевым шагом, отдавая честь обеими руками направо и налево. Может, хоть тогда кто-нибудь сообразит, что он не вирши сюда писать приехал, а преступников ловить. Может, и ненавистный Чеймберс наконец сообразит, что приспело идти с повинной. Но твердое намерение детектива погубил вынырнувший из лифта Частников. Не здороваясь и обнимая детектива, как закадычного и даже родного, прозаик сначала замучил его рассказами, что все прекрасное должно иметь форму шара, а потом велел внимательно рассмотреть окружающих. Больше всех к форме шара стремился сам Частников, и детектив на основании такого безупречного алиби перевел его из группы подозреваемых в группу добровольных помощников, Павлику для компании.
— Вы уже выучили роль? — спросил Частников, вдруг забывая про философскую ересь. — Ничайкина шьет вам фетровую шляпу с пучком воробьиных перьев на макушке, а Чудачкава мастерит шпагу из шампура.
— Слушайте! — заговорщически прошептал Черепов в любезно подставленное ухо. — Я открою вам тайну, вы надежны. Никакой я не писатель, я — оперуполномоченный.
