Сергей Дышев - От воров в законе до отморозков - Россия уголовная
- Что вы можете добавить о работе комиссии по общеуголовным делам?
- Среди тех, кого миловали, количество повторных преступлений в 4 раза ниже, чем среди тех, кого ни разу не миловали. Это данные ВНИИ МВД. Мы сбрасываем год, полгода, если срок 10-12 лет. Через 10 лет отсидки человек здоровым не возвращается: инвалидность первой, второй группы. Или сидит восьмидесятилетний убийца: в беспамятстве убил жену. Отсидел три из четырех лет. Так пусть уже идет умирать на свободу. Французы в этом плане более милосердны: отпускают тех, кто болен раком. Человек должен умереть на свободе.
- Можно ли предполагать, что у нас в ближайшем будущем отменят смертную казнь?
- Должен быть закон об отмене смертной казни. Его примет Дума когда-нибудь, у нас еще есть 2-3 года по квоте Совета Европы. А вот мораторий мы должны были установить, как говорится, еще вчера, с момента вхождения в Совет. А мы с этого времени успели расстрелять еще несколько десятков человек и продолжаем расстреливать. Мы очень трудно проходим период адаптации к Европе, через внутреннее чувство протеста, непонимание, недостаточное юридическое воспитание.
ОСТРОВ ОГНЕННЫЙ: ГЕЕННА ДЛЯ ПОМИЛОВАННЫХ
Тюрьма для пожизненных заключенных в Вологодской области - своеобразная примета времени. Наша пенитенциарная система с трудом приобщается к западному опыту и традициям, демократы празднуют очередную победу гуманизма, а для приговоренных к пуле и помилованных злодеев-преступников время в этих стенах сжимается в бесконечный и беспросветный нуль.
И раньше здесь, в бывших кельях монахов Белозерского монастыря, находились особо опасные рецидивисты. Учреждение ОЕ-256/5 УВД Вологодской области специализировалось по статусу как колония для инвалидов первой и второй групп. Известна тюрьма и тем, что находится она на острове с красноречивым названием Огненный. Именно с этого острова бодро, размашистым шагом шел по деревянным мосткам на волю бывший зэк Егор Прокудин - герой шукшинской "Калины красной". Здесь и снимался этот фильм.
Одно время сюда стали переводить и здоровых зэков, и начались распри. А тут, с 1992 года, новые веяния - косяком пошли указы о помиловании. Появились дополнения в законодательстве о пожизненном заключении, как мере наказания. А в колонии - свои местные проблемы. Пять лет, с 1985 по 1990 год, она была как бы в подвешенном состоянии: шли упорные разговоры о закрытии колонии. С каким тут настроением работать сотрудникам? Все растаскивалось, а нового ничего не строилось.
Спасло тюрьму решение о создании здесь места отбытия наказания для пожизненных. Первый этап сюда прибыл в марте 1994 года.
Стоит вопрос о создании подобных колоний в Мордовии и Апатитах.
В этой тюрьме, в зэковском обиходе "пятачке" - 130 заключенных, 300 сотрудников и еще около 90 осужденных общего режима - так называемая "хозобслуга". Так что получается на одного помилованного по три человека обслуживающего персонала. Удовольствие дорогое. Содержат их, как на строгом режиме в тюрьме. По два человека в камере - стандарты, как и за рубежом. Осуждены в основном по расстрельным статьям.
Прибывает сюда и личное дело осужденного с обязательным документом, подобно этому:
УКАЗ
Президента Российской Федерации
"О помиловании осужденных к смертной казни"
О помиловании Стаховцева Петра Ефимовича, 1945 года рождения, осужденного 10 апреля 1991 года Иркутским областным судом к смертной казни.
Руководствуясь принципами гуманности помиловать Стаховцева Петра Ефимовича, заменив ему смертную казнь пожизненным лишением свободы.
Президент
Российской Федерации
Б.Н. Ельцин
Смерть в рассрочку - так называют эту кару. Даже у тех, кому смерть заменили на двадцать лет - и то есть перспектива... "Терять им нечего, утверждают офицеры учреждения, - такие, как они, могут взять в заложники и свою мать". Категории разные: есть и неоднократно судимые, есть и в первый раз. Основная задача - обеспечить безопасность осужденных, которые отбывают здесь наказание, сотрудников и тех, кто находится на территории. Все перемещения - не более чем по двое, и то - в наручниках, конвой - два-три человека.
Чтобы попасть на остров-тюрьму, надо пройти длинный деревянный мост с перилами по одну сторону. Предупредительная надпись остановит: "Внимание! Впереди режимная зона, проход и проезд запрещены!" Ограничитель скорости - 5 км. Унылые столбы с провисшими проводами. Зимняя пустошь, озеро еще сковано льдом, но уже видны островки пробивающейся зелени, дальняя кромка леса. Северный ветер колышет желтые метелки сухого тростника. На берегу - поселок, к которому можно добраться по грунтовой дороге с чахлым кустарником по обочинам... У въезда на мост - куча дров у пошатнувшегося забора. Мосток для купания. Колодец. Останки катера с облупленной синей краской. Старые сваи, торчащие из льда и похожие на пни. Навстречу - женщина, кто она - мать осужденного, работница учреждения, которая живет в поселке?
Пятиметровая стена делает тюрьму похожей на крепость. Видны 3-4 крыши домов, вышки, дымит высоченная труба. На входе встречает еще одна предупредительная надпись: "Внимание: при проходе предъявить допуск и сумки для досмотра".
Очередной этап - двое осужденных, конвой - четыре солдата с собакой. Один из зэков - уже старик, в "полосатке", сапогах, одна рука, как положено, за спиной, во второй - синяя сумка, другой арестант - молодой, в очках, в куртке и спортивных штанах. Перед железными зелеными воротами остановка, осужденные садятся по зэковской привычке на корточки, там, где застала команда, почти в луже. Ждут. Лицо старика навязчиво напоминает лицо покойного Зиновия Гердта...
Солдат с дубинкой командует, осужденные входят в приоткрытые ворота. Солдаты с оружием остаются.
Как-то не по себе становится от мысли, что для этих двоих путь по мосту - лишь в одну сторону и что уже никогда они не выйдут отсюда. Только вперед ногами. Таков их удел.
Возвращаются на волю только из хозобслуги, и, по их словам, отсидка здесь - очень наглядная школа. Хотя, как говорится, зарекаться - дело дурное. Ну а "бессрочники" надеются, что пересмотрят законодательство. И их кто-то ждет на воле...
Во время карантина прибывших изучают по своим направлениям оперативники, режимники, психологи, а потом, при распределении по камерам, спрашивают, с кем бы хотел сидеть: бывает, многие еще на этапе познакомились. Если нет противопоказаний - просьбы удовлетворяются. Учитываются психологическая совместимость, возраст, наклонности, характер совершенных преступлений. Бывают, что и ссорятся. Тогда их разводят - сначала одного в изолятор, потом - второго. Прошло время - с удовольствием возвращаются в камеру. Но, как правило, штрафной изолятор здесь пустует: желающих сидеть в холоде и без привычной пайки мало.
Восемьдесят процентов пожизненных имеют психические отклонения. У них высокая так называемая "аутоагрессивная направленность". Двое осужденных после неудачной попытки захвата заложников вынуждены были принять решение покончить жизнь самоубийством - повесились. Отрицательный энергетический потенциал спецконтингента достаточно опасен и может вылиться в агрессивные действия. У пожизненно заключенных нет перспектив хоть на какое-то улучшение условий жизни. Нынешним законодательством и ведомственными актами, нормирующими поведение осужденных, они не предусмотрены. Поэтому обитатели "пятачка" всегда готовы принять решение на побег - при любом, даже внезапно подвернувшемся, случае. Тут сидит "бригада" Кима, нет сомнения, что они вынашивают планы вместе объединиться и сорваться отсюда. Или, например, осужденный заявляет между прочим: "Я долго здесь не продержусь!" А что он имеет в виду: протекцию родственника в Главке МВД, который переведет его в другую тюрьму, или побег? Привозят сюда воровские "малявы", но они, как правило, сразу становятся "достоянием" администрации. Впрочем, содержание - общие фразы, к бунту никто еще не подстрекал.
И все же практически 90% вынашивают планы захвата заложников, не исключено, что и с возможными жертвами, с последующим предоставлением им транспорта, оружия. Поэтому не случайны в среде персонала высказывания о необходимости развития законодательства, в частности, возможности для некоторых заключенных (по усмотрению администрации) перевода лет через 5-10 в обычную колонию, свободного перемещения по территории учреждения, естественно, нового.
Впрочем, условия обитания вполне терпимы, если сравнить с переполненными выше всяких человеческих норм московскими, да и питерскими СИЗО. Регулярно кормят. В обед, к примеру, привозят гороховый суп с мясом, перловую кашу, компот. Что, скажем, не каждый россиянин сейчас имеет на каждый день. Сидят по двое - оптимальный вариант. Камеры выкрашены в привычный тюремный цвет, который трудно определить точно: какой-то зеленовато-серый. На пожизненных - коричневая одежда, в которой они похожи на пациентов сельской больницы. Да и на лицах выражение болезненное: то ли стылой злобы, то ли бесконечной тоски. Две койки с синими полотенцами. Свой телевизор на полке, если родственники подсуетились - привезли. Тумбочки. Унитаз. Когда камера отпирается, без команды встают лицом к стене, причем не менее чем на шаг он нее, ноги на ширине плеч, руки тоже на стене с вывернутыми наружу ладонями - дабы не было соблазна что-то утаить. Тут же проводится детальный обыск осужденного, включающий разувание.
