Инна Бачинская - Голос ангельских труб
– Уже нормально, – ответил Шибаев. Шпана наворачивал жесткое копченое мясо в углу кухни. Придавил лапой, рвал зубами, урчал от возбуждения. Некоторое время они наблюдали за котом.
– Оклемался, – заметил Дрючин. – Кошки, они живучие. А мы с моей австриячкой расплевались. Вроде кто-то у нее появился. И вся любовь. Опять мимо, – пожаловался горько. – Она, конечно, не красавица, но голова! Голова! Ты не поверишь, Саша! И чему я всегда поражался – это ее логике! Это же не женщина, это – компьютер, электронные мозги. А память! Наизусть так и шпарит целые куски из кодекса. Жаль, конечно. – Он помолчал. Снова разлил. Выпили. – А с другой стороны, – продолжал Алик, размахивая вилкой, – женщина все-таки должна создавать уют. Как твоя Верка… кстати, она приходила. Потом звонила, высказывалась про бутылки и мусор. Не поленилась. Все приставала, куда ты уехал да с кем. Говорю, в командировку уехал, один, важное дело – не верит. Знаю, говорит, ваши командировки! Как помело – быстрая, языкатая, ты ей слово – она в ответ десять. И, главное, все знает сама! Зачем тогда спрашивать? Язва. Как ты с ней уживался, Саша? Извини, конечно. Лучше без бабы вообще. Порядок в доме… На хрен мне такой порядок? Там не стань, там не сядь! Сними обувь! И никакого футбола, одни розовые сопли про любовь. И, главное, уставится на экран, слезами обливается. Нет чтобы мужа пожалеть. Ненавижу снимать обувь! Бескультурье и жлобство. Мужик в носках – это… это… как остриженный Самсон! Я, например, рта не могу раскрыть, когда в носках, так противно. Сижу как идиот, прячу ноги под стул. Моя третья вообще в гостях накрывала рукой мою рюмку, якобы уже хватит, ты и так уже… Стыдоба! Ненавижу этих баб! Все! Хватит! Ох, Сашок, как же я рад, что ты вернулся…
Шибаев молчал, Алик Дрючин говорил. Разливался соловьем, роскошно общаясь. Отводил душу, измученную изменой подруги и одиночеством.
Потом Алик спросил:
– А как твоя женщина, Саша? Инга, кажется? Как она?
Шибаев пожал плечами. Алик смотрел выжидающе – застыл с бутылкой наперевес.
– Мы не виделись, – выдавил из себя, наконец, Шибаев.
– Так много работы было? – поразился Алик. – Или… конспирация?
Шибаев кивнул неопределенно.
– Я тоже бы не отказался в Штаты, – сказал мечтательно Алик. – Что ни говори, великая страна. И что меня всегда поражало – открытость. Принимает всех, никакой ксенофобии, никакого снобизма. Свежая кровь, и в результате, смотри, как живут, а? Я читал, кто там делает открытия… ну, в науке и технике. В основном, наши люди. Компьютер, Интернет, мосты – все наши. Даже неоновый свет. Американы сами ни на что не способны, потому что зажрались. Все эмигранты! Город-то красивый? Нью-Йорк?
Шибаев кивнул. Посиделки с Аликом хороши тем, что не нужно напрягаться. Рот у Алика не закрывается. Он непринужденно перескакивает с одной темы на другую. Политика, женщины, городские сплетни, общественный транспорт, свобода печати. Ему есть что сказать по любому вопросу.
Он говорит, радуясь и освобождаясь от груза мыслей. Шибаев не слушает, думая о своем. Вспоминает…
…Одна и та же картинка снова и снова. Он бросается к горящей машине, что-то крича. Жаркий воздух ударяет в лицо. Перед машины разворочен, столб пламени и черного дыма вырывается через дыру в крыше. Какие-то горящие металлические ошметки валяются на тротуаре. Огонь с треском пожирает внутренности, добираясь до бензобака. Тошнотворно воняют горящие резина и пластик…
Он, не раздумывая, бросился бы в огонь, но вдруг увидел Ингу. Не веря глазам, он застыл, растерянно глядя на нее. Инга, тонкая, неподвижная, в своем белом плаще у стены дома. Отблеск пламени пляшет в широко раскрытых глазах, полных ужаса. Обеими руками она прижимает к груди черную сумочку.
Он не помнит, как добрался до нее. Схватил за плечи, потряс, заставляя очнуться.
– Инга! Родная моя… – бормотал он. – Господи, как же ты меня напугала!
Инга вдруг закричала, закрывая лицо ладонями. Сумочка упала на тротуар. Шибаев обнял ее, отвел руки от лица, повторяя:
– Инга, посмотри на меня, пожалуйста! Инга, смотри на меня!
Она вырывалась, крича и захлебываясь собственным криком. Ее «а-а-а» резало слух. Он ударил ее по лицу, шлепнул несильно ладонью. Она вскрикнула и отшатнулась. И впервые взглянула осмысленно.
– Сашенька, – прошептала она, узнав его и цепляясь за него. – Сашенька! Что это было?
– Идем, Инга, идем! Нам нужно уйти, – повторял он, прислушиваясь к звукам приближающихся полицейских сирен. – Сюда! Быстрее!
– Там был человек, – она показывала рукой на горящую машину. – Черный человек… Он там! Саша, он там!
Он затащил ее в первый попавшийся переулок, в другой, в третий. Инга послушно шла за ним, ступая, как автомат. Молча. Шибаев крепко держал ее за руку…
Уже в такси Инга спросила:
– Что это было, Саша? – Она смотрела на него, и лицо у нее было белым, как мел.
Он боялся, что она заплачет. Но она только смотрела своими громадными глазами, почти черными. Он обнял ее и прижал к себе. Страх стал понемногу отпускать.
– Не знаю, – ответил он. – Взорвался бензобак, наверное.
– Это бомба?
Шибаев покосился на водителя – понимает? Таксист был сикх в черной чалме.
– Не знаю, – повторил Шибаев.
– Это была бомба, – повторила Инга. – Я увидела там человека, как черная тень… около машины, он открыл дверцу, кажется. И вдруг взрыв и огонь.
Она высвободилась из его рук, откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза.
Они спустились вместе в подземный гараж. Она протянула ему ключи от машины. Руки у нее дрожали.
– Инга… – сказал он, принимая ключи и разрываясь от чувства вины. – Пойдем, посидим где-нибудь. Тебе нужно выпить…
– Мне нужно домой, – ответила она, серьезно глядя ему в лицо. – Пожалуйста, Саша. Я хочу домой.
Она говорила ему, куда ехать. Большие дешевые дома Гарлема – конец Манхэттена – сменились пустыми пространствами за рекой. Они ехали мимо ухоженных коттеджей и газонов с гипсовыми фигурками гномов и зверей среди травы и кустов.
– Сюда, – она показала рукой. Шибаев свернул на длинную мощеную аллею, ведущую к дому. По бокам ее, в зеленых высоких кустах, прятались фонари в стиле ретро, освещая блестящие темно-зеленые листья. Небольшой зверь неторопливо перешел дорогу, сверкнул красными фосфорными глазами, нисколько не испугавшись. Шибаев притормозил, уступая дорогу.
Дом показался ему небольшим, с несуразно высокой острой крышей под серой черепицей – дом из детской сказки про гномов. Сходство со сказкой усиливали три разновеликих окна с козырьками: два обычных и одно в виде иллюминатора, – разбросанные по склону крыши. Два фонаря на крыльце, широкая стеклянная дверь, через которую взгляд Шибаева выхватил убранство дома – светлый ковер на полу, ярко горящую люстру, картины на стенах. При виде машины человек, сидевший на ступеньках, поднялся и пошел навстречу. Шибаев узнал его – это был парень из музея.
Инга открыла дверцу, парень бросился к ней, помогая выбраться из салона. Инга обняла его и заплакала. Он беспомощно топтался рядом с ней, что-то говорил, спрашивал, гладил по голове и заглядывал в лицо. Шибаев вылез из машины. Парень вопросительно взглянул на него. Кивнул, и Александр непроизвольно кивнул в ответ.
Обнимая Ингу, парень увел ее в дом. Шибаев смотрел им вслед. Инга не обернулась. Ее черная сумочка осталась лежать на дорожке. Шибаев поднял сумочку и положил на капот машины. Туда же положил ключи, которые все еще держал в руке. Постоял немного, вдыхая холодный влажный воздух, пахнущий рекой и палыми листьями. И пошел по аллее к воротам.
Машина – серебристый джип «Чероки» – нагнала его через минут пять или семь. Он успел уйти в никуда довольно далеко, не имея ни малейшего представления, как выбираться отсюда. Джип встал, из него выскочил знакомый парень. Шибаев приготовился к драке – кулаки его непроизвольно сжались. Парень, быстро и взволнованно говоря что-то, протянул руку. Шибаев понял только «спасибо». Протянул свою. Они обменялись рукопожатиями.
– Плиз, – сказал парень, раскрывая дверцу и приглашая Шибаева в машину. – Плиз…
В машине он продолжал говорить, но Шибаев уже не слушал. Он не понимал этого парня. На его месте он вмазал бы сопернику по первое число…
На железнодорожной станции парень выскочил из джипа, повел Шибаева через подвесной мост на другую сторону вокзала. «Ту Нью-Йорк», – объяснил, показывая рукой. Они стояли в ожидании поезда. Шибаев чувствовал нетерпение спутника – тот хотел быстрее вернуться. Но оставался на месте и говорил. Снова благодарил, один раз даже сказал «спасиба-хорошо» и «на здоровье». И представился – «Джон. Иван. – Засмеялся и еще раз повторил: – Иван!» И два раза пожал шибаевскую руку. «Неужели он ничего не понимает? – думал угрюмо Саша. – Ведь не дурак же…»