Дэвид Гутерсон - Снег на кедрах
Сьюзен Мари повстречалась с Карлом, потому что искала встречи с ним. На Сан-Пьедро девушка с ее внешностью вполне могла устроить такое, если действовала с умом. Сьюзен Мари было двадцать, она работала в аптеке Ларсена, стоя за дубовым прилавком. Однажды в субботу вечером, в половине двенадцатого, она стояла на холме над танцплощадкой в Порт-Дженсен, под ветвями кедра, а Карл просунул руки ей под блузку и ласкал грудь своими пальцами рыбака. Лес освещали фонари, и далеко внизу, в заливе, через сплетения веток, Сьюзен Мари различала палубные огни привязанных к причалу прогулочных катеров. Свет доходил до них, и она видела лицо Карла. Это был третий раз, когда она танцевала с ним. К тому времени Сьюзен Мари уже не сомневалась — ей нравится лицо Карла, большое, обветренное и надежное. Она обхватила его ладонями и посмотрела, отстранившись. Это было открытое лицо, лицо парня с острова, и в то же время в нем скрывалась какая-то тайна. Что ж, оно и понятно — ведь Карл побывал на войне.
Карл принялся целовать ее в шею, и Сьюзен Мари откинула голову, уступая место его рыжеватой бороде. Она смотрела на ветви кедра, вдыхала запах хвои, а Карл поцеловал ее ниже, а потом еще ниже, в ложбинку между грудей. Она позволила ему. Сьюзен Мари хорошо помнила, что позволила, не уступила, как было с двумя другими парнями до него — за год до окончания школы и этим летом, — а позволила, сама желая этого бородатого рыбака, вернувшегося с войны и временами, если она настойчиво выспрашивала его, говорившего о ней просто, без преувеличений. Она провела рукой по его макушке и почувствовала незнакомое ощущение — борода коснулась ее груди. «Карл…» — прошептала она и замолчала, не зная, что сказать дальше. Он уперся руками в ствол кедра за ее спиной — короткие, мускулистые руки оказались по обе стороны от ее головы. Его лицо теперь было совсем близко; он, этот угрюмый рыбак, посмотрел на нее открыто и серьезно, не смущаясь, и завел выбившуюся прядь ее светлых волос за ухо. Поцеловал ее, а потом, все еще глядя ей в глаза, расстегнул две пуговицы блузки и снова поцеловал; Сьюзен Мари оказалась прижатой к стволу дерева. Она сделала то, чего раньше никогда не делала, — подавшись бедрами ему навстречу, дала знать о своей страсти. Что немало удивило ее саму.
Хотя ее совсем не удивило то, что в двадцать лет она стоит у кедра над танцплощадкой и обнимается с Карлом. Ведь этого она и хотела, этого и добивалась. В семнадцать Сьюзен Мари заметила, что может заставить мужчину поступать так, как ей хочется, и способность к этому кроется в ее внешности. Она больше не смотрелась в зеркало с ужасом, она поняла, что большая грудь и широкие бедра сделали ее взрослой, привлекательной женщиной. Ее формы округлились и стали упругими, а когда она надевала купальник, густые светлые волосы, ниспадая на плечи, придавали коже золотистый отлив. Груди чуть расходились в стороны, и при ходьбе она слегка задевала их руками. Когда Сьюзен Мари справилась со смущением от таких размеров, то даже начала находить удовольствие в том, как парни в ее присутствии теряли самообладание. Но она никогда не позволяла себе флирта, не давала другим повода считать себя кокеткой. До Карла у нее было двое парней, и она поставила себя так, что и тот, и другой держались с ней вежливо и не позволяли себе вольностей. И хотя Сьюзен Мари не хотела быть для мужчины прежде всего парой грудей, внешностью своей она гордилась. До двадцати пяти лет она любовалась собой, но родился второй ребенок, и Сьюзен Мари перестала обращать внимание на свою грудь, которая уже не была средоточием ее чувственной красоты. Двое сыновей хватали соски деснами и губами, и форма груди изменилась. Теперь Сьюзен Мари носила поддерживающий лифчик с жесткими проволочными вставками.
Со свадьбы прошло три месяца, и Сьюзен Мари убедилась, что не прогадала, выйдя замуж за Карла. Этот прошедший войну суровый, молчаливый мужчина был надежным и нежным. Ночами он выходил в море рыбачить. Утром возвращался домой, ел, мылся, и они ложились в постель. Хотя у Карла были руки настоящего рыбака, он тер их пемзой, и когда касался плеч Сьюзен Мари, прикосновение было приятным. Они с Карлом испробовали всевозможные позиции; через опущенные занавески пробивался свет, и тела их двигались в утренних сумерках, отчетливо видные. Сьюзен Мари обнаружила, что вышла замуж за внимательного мужчину, который старался сделать так, чтобы она тоже испытала удовлетворение. Малейшее ее движение он прочитывал как знак, и когда она приближалась к оргазму, он чуть замедлялся, чтобы еще сильнее распалить ее. Потом Сьюзен Мари садилась на него, совершая сильные толчки и выгибая спину, а полулежавший Карл, напрягая мышцы живота, тянулся к ее грудям, поглаживая их и целуя. Она часто кончала именно так, сама направляя себя. Карл кончал вместе с ней, не давая ей насладиться ощущениями в полной мере и вынуждая к повторной близости. Что их лютеранский пастор вряд ли бы осудил или одобрил, потому что — и в этом Сьюзен Мари не сомневалась — он даже не подозревал, что такое возможно.
Карл спал до часу дня, потом обедал и занимался делами по хозяйству. Когда Сьюзен Мари сказала ему, что беременна, он обрадовался. Они продолжали заниматься любовью, пока в начале девятого месяца она не решила, что пора остановиться. Родился первый ребенок, сын, и через некоторое время Карл купил свою собственную шхуну, назвав судно ее именем, что польстило Сьюзен Мари. Взяв сына, они втроем вышли в залив и отправились к западу, пока остров за ними не превратился в едва заметную темную полосу на горизонте. Карл стоял у руля, а Сьюзен Мари сидела на небольшой койке, кормила ребенка и смотрела на затылок мужа, на его короткие, спутанные волосы, на широкую спину и мощные плечи. Они съели банку сардин, две груши и пакетик фундука. Младенец спал на койке; Сьюзен Мари встала на дощатый настил у руля, а Карл, стоя у нее за спиной, массировал ей плечи, потом поясницу, потом ягодицы. Когда он поднял ей юбку и стянул мешавшие трусики, Сьюзен Мари сильнее вцепилась в руль, а потом, опираясь на него, дотянулась до Карла, проводя руками вдоль его бедер, закрыла глаза и задвигалась.
Вот что запомнилось Сьюзен Мари. Ей казалось, что в основе всей их супружеской жизни была плотская любовь. Она буквально пронизывала их отношения, и это иногда тревожило Сьюзен Мари. Вдруг в интимной жизни что-нибудь не заладится или они просто станут старше и перестанут любить с такой страстностью — что тогда? Сьюзен Мари и думать об этом не хотела, не хотела представлять, как однажды между ними не останется ничего, кроме его молчания и одержимости морем, садом или работой по дому.
Сьюзен Мари видела, как муж и Миямото шли по границе участка. Потом они исчезли из виду, перейдя через гребень холма, и она спустилась на первый этаж.
Через двадцать минут Карл вернулся один; он переоделся в чистую футболку и сел на крыльцо, обхватив голову руками.
Сьюзен Мари вышла с двумя чашками кофе в руках и присела рядом.
— Чего он хотел? — спросила она.
— Да так… — ответил Карл. — Обговорили кое-что. Ничего особенного. Пустяки.
Сьюзен Мари передала ему чашку.
— Осторожнее, горячая, — предупредила она.
— Ага, спасибо, — ответил Карл.
— Я и для него сварила, — сказала Сьюзен Мари. — Думала, вы вместе вернетесь.
— Да нет, ничего такого, — отмахнулся Карл. — Старая история.
Сьюзен Мари обняла его за плечи.
— Что случилось? — спросила она.
— Даже не знаю, — вздохнул Карл. — Он хочет семь акров от земли Уле Юргенсена. Хочет, чтобы я разрешил Уле продать их. Или чтобы сам продал. Ну, понимаешь… чтобы мы наконец разобрались.
— Семь акров?
— Да, те самые, которые были у его семьи. Он хочет получить их обратно. Та самая история, о которой твердит моя мать.
— Ах, та самая, — вспомнила Сьюзен Мари. — Я как чувствовала, что он пришел за этим. Та самая… — угрюмо повторила она.
Карл ничего не сказал, в его привычке было отмалчиваться. Он не любил объяснять или говорить пространно, в его душе всегда оставался уголок, куда он никого не пускал. Сьюзен Мари думала, что это из-за войны, и не лезла ему в душу, не нарушала его молчания. Однако временами такое поведение Карла раздражало ее.
— И что ты ответил? — спросила она. — Он ушел недовольный?
Карл отставил чашку и уперся локтями в колени.
— Господи, а что я мог ответить? Приходится ведь и с матерью считаться, сама знаешь. Приходится думать еще и об этом. Ведь если он снова получит ту землю…
Карл пожал плечами и на мгновение показался беспомощным. Сьюзен Мари видела линии морщин, вытравленные морским ветром в уголках его голубых глаз.
— Сказал, что подумаю, поговорю с тобой. Сказал, что мать на него жалуется, на эти его косые взгляды. Когда я заговорил об этом, он точно окаменел. Нет, сама вежливость, но прямо как каменный стал. И больше не смотрел на меня. И зайти, кофе выпить тоже отказался. Не знаю, может, в этом моя вина. Похоже, мы поссорились. Но я не мог поговорить с ним по душам, Сьюзен. Я… я не знал… не знал, что сказать… Не знал, как сказать…
