Наталья Борохова - Предсказание для адвоката
– Но обсудить все же придется, – наступала она. – Я понимаю, конечно, что лучшая защита – это нападение, но согласись, ты не ответил ни на один мой довод.
– Твои доводы не подкреплены доказательствами. Что ты хочешь поставить мне в вину?
– Ты разбил лампу в спальне, – молвила Дубровская.
– И тебя действительно волнует судьба этой чертовой лампы? Дорогая, ты превратилась в законченную мещанку.
– Нет. Но разбил все-таки ты?
– Конечно нет. Как я мог это сделать, если находился ночью в городе?
– Ты не был в городе. Я видела тебя ночью в нашей спальне.
– Хороший повод обратиться к психиатру.
– С моей психикой все нормально!
– Хорошо, остынь! Скажи лучше, ты видела мое лицо?
– Нет.
– Ну, может, руки, ноги?
– Нет.
– Тогда как ты можешь утверждать, что это был я?
– Ты забыл про темно-синюю пижаму?
– Ах, да. Прости. Конечно, как это я запамятовал? Кусочек темной шелковой ткани, промелькнувший в коридоре, – и ты готова делать выводы. Ты хоть сама понимаешь абсурдность своих рассуждений?
– А как же быть с комнатой нашей домработницы? Почему твоя пижама висит в ее шкафу?
Дубровская осознавала, что плохо владеет тактикой изобличения неверного супруга. Конечно, не стоило выплескивать все сразу. Нужно было затаиться, а потом поймать преступников на месте их прелюбодеяния. Но уж такова была натура Елизаветы. Она не могла долго хранить секреты.
Андрей же вел себя спокойно. Казалось даже, что он испытывает удовлетворение, одерживая победу в том бесперспективном споре, который затеяла его жена.
– Значит, тебя интересует моя пижама? Нет ничего проще, чем спросить хозяйку той комнаты, в которой утром ты провела обыск.
Он приоткрыл дверь кабинета и позвал домработницу.
Дубровская не сводила глаз с этой пары, дожидаясь, что супруг подаст Полине какой-нибудь тайный знак. Но все, казалось, было спокойно, только ее сердце трепыхалось, как птица, попавшая в ловушку. К горлу подкатила знакомая тошнота.
– Полюшка, детка, – ласково проговорил Андрей, словно заранее извиняясь за тот глупый вопрос, который должен будет ей задать. – Скажи-ка, где находится моя пижама?
– Какая именно, Андрей Сергеевич?
– Темно-синяя, шелковая пижама. Брюки на шнурке, – пояснил супруг, продолжая улыбаться.
Полина зарделась и смущенно посмотрела на него.
«Вот она и попалась!» – торжествовала Елизавета. Если бы взглядом можно было прожечь дырку, то хорошенькому лицу домработницы пришлось бы не сладко.
– Ах, Андрей Сергеевич, вы сочтете меня копушей. Но я только вчера привела ее в порядок и не успела еще повесить в ваш шкаф.
– Но где она находится в данный момент? – в голосе Андрея звучали и смех, и раздражение.
– В моей комнате, – потупила глаза негодница. – Скажите, я, по-вашему, сильно провинилась?
– Вовсе нет. Просто моя супруга решила, что ты дала ее кому-то поносить, – засмеялся он.
Полина перевела взгляд на Дубровскую.
– Да что вы! Как же можно?
– Ну, ладно, ладно, ступай! – приказал супруг, и девушка тотчас же повиновалась.
– Ну, ты довольна? – спросил он.
– Ты выставил меня в дурацком свете, – возмутилась Лиза.
– Тогда не давай мне для этого повода. Я всего лишь отвечал на твой вопрос и твои нелепые обвинения. Полагаю, разговор окончен?
Дубровская была иного мнения:
– Ну а как быть с бокалами на подоконнике? И с бутылкой французского вина?
– Прикажешь еще раз позвать Полину? Я это сделаю. Только вопросы на этот раз будешь задавать сама. С меня хватит.
– Не нужна мне Полина. Я хочу слышать твои объяснения.
– Мне сказать нечего! – возмутился супруг. – Если хочешь, пересчитай бутылки в баре!
– Я не веду счет!
– Ну и напрасно. Возможно, если бы ты занималась хозяйством, у тебя бы возникало меньше глупых фантазий. Я уже начинаю жалеть о том, что предложил тебе сократить нагрузку на работе. Ты становишься подозрительной домашней наседкой!
– Да, но я только хотела узнать…
– С меня довольно! – крикнул он и, резко развернувшись, направился к выходу.
Дубовая дверь со скрипом отворилась, а в следующий момент оглушительно захлопнулась. Щелкнул замок.
Дубровская бросилась вслед за супругом. Но дверь самопроизвольно защелкнулась, как бывало уже не раз. Колотить в нее и звать кого-то на помощь не хотелось. Тем более что по щекам уже текли слезы. Лиза легла на диван и зарылась лицом в подушку. Биение пульса в висках, распухшие глаза, судорожный комок в горле. Она чувствовала себя одинокой и несчастной…
Буря улеглась, и на следующее утро к Елизавете вернулась способность рассуждать здраво. Она поняла, что поторопилась обвинять Андрея во всех смертных грехах. В конце концов, всему виной могло быть ее не в меру расшалившееся воображение. Взять хотя бы странные шаги в ее комнате или мелькнувший в дверях темно-синий шелк. Она была напугана неожиданным и громким звуком, падением лампы (которая, кстати, вполне могла оказаться на полу по причине внезапно открывшегося окна). Нервы были на пределе. В таком состоянии многое могло померещиться. Да, если разобраться, то доказательств измены мужа у нее тоже не было. Ну, стояла в комнате домработницы пустая бутылка вина, и что? Два бокала тоже ничего не доказывали. Полина, девушка общительная, могла отдохнуть в обществе подружки, кухарки, наконец. И с пижамой все ясно. Она выстирала ее, погладила, а в шкаф повесить забыла. С кем не бывает? Значит, не стоило пороть горячку и паковать чемоданы. Все еще образуется…
Тем не менее атмосфера в доме казалась ей тягостной. Ольга Сергеевна косо поглядывала на невестку, хотя открыто никаких претензий не высказывала. Возможно, она не видела в этом смысла. Ну, а домработница исподтишка наблюдала за своей молодой хозяйкой. Возможно, это было простое любопытство, но Дубровская чувствовала себя при этом очень неуютно. Ей казалось, что она находится в плену всеобщего неодобрения. Кухарка хихикала за ее спиной, вспоминая, должно быть, неудачный поход за корзиной. Дворник, буркнув под нос приветствие, не прекращал своей работы, когда она проходила мимо, и нередко снежные комья с его лопаты летели ей под ноги. Ну а хуже всего обстояла ситуация с Андреем.
Нет, он не грубил ей. Можно сказать, он был предельно вежлив, но как-то отстранен, холоден. Она часто ловила на себе его странный изучающий взгляд. Лиза не решалась спросить, о чем он думает. Да и вряд ли бы он ответил ей правду. «И что я только нашел в ней? – наверняка вертелся у него в голове неизбежный вопрос. – Зачем мне так нужно было жениться? И на ком?» Он не сидел с ней вечером у камина, не стремился поболтать перед сном. Все время он проводил или на работе, или в своем кабинете. В спальню он возвращался поздно ночью, когда Елизавета спала, вернее, делала вид, что спала. Он быстро раздевался в темноте и нырял под одеяло, стараясь не потревожить ее даже нечаянным прикосновением.
Находиться дома стало для Елизаветы пыткой. Она решила вернуться к работе, но и там ее никто не ждал. Новых дел не было, как, впрочем, и клиентов. Оставалось только продолжить расследование…
Публичная библиотека встретила ее той особой атмосферой, которая ей была хорошо знакома со студенческих времен. Гулкая тишина нарушалась только шелестом страниц или быстрыми шагами вечно торопящихся студентов. Под этими высокими сводами было прочитано немало книг, законспектировано научных трудов, обдумано диссертаций. Дубровская почувствовала щемящую печаль, вспомнив те беззаботные студенческие времена, когда самой главной проблемой было достать конспекты лекций к очередному зачету. Перелистывая страницы старых газет, Лиза вдыхала особый библиотечный дух, наслаждалась тишиной и покоем и даже с небольшой завистью поглядывала на молодых людей, ворочающих на своих столах горы литературы.
Сама она искала информацию о событиях двухлетней давности. Смерть известной журналистки Стефании Кольцовой не могла остаться без внимания прессы. Но пока ей не очень везло. Попадалось все что угодно: финальные игры между командами спортивных школ, очерки о состоянии урожая на полях и прогнозы на будущую эпидемию гриппа, астрологический календарь и статьи о тайнах внеземных цивилизаций. Елизавета уже потеряла надежду, как вдруг небольшая заметка в одной из газет привлекла ее внимание. Бросалась в глаза и фотография, где героиня материала была запечатлена на фоне почти отвесных скал. Качество печати оставляло желать лучшего, но даже на таком снимке нельзя было не заметить выдающихся внешних данных журналистки. Вглядываясь в смеющееся девичье лицо, Дубровская понимала тех мужчин, кому эта роковая красавица разбила сердце. Стефания дерзко смотрела в объектив, словно проверяла на крепость каждого, кто рискнет бросить ей вызов. От нее веяло отчаянной смелостью и какой-то неженской силой. Она была непредсказуемой и норовистой, как дикое животное, выросшее на воле. Такую девушку мог приручить только настоящий мужчина…
