Энн Грэнджер - Убийство в приличном обществе
— Конечно же миссис Скотт! — Он просиял. — Миссис Скотт — добропорядочная дама. У нее высокие нравственные принципы… — Подумав, он добавил: — И она всегда была очень хорошей покупательницей.
После такого мы с Данном оторопели. Биддл смотрел на нас разинув рот. От неожиданности он даже выронил карандаш. Карандаш ударился о пол, и Биддл извинился. Чары были разрушены.
— Что же произошло потом? — спросил я.
— Ничего, — ответил Причард. — Я вернулся в лавку.
— А миссис Скотт? Что она делала, когда вы убивали очередную жертву? Как она вела себя потом?
— Миссис Скотт там не было, — ответил Причард. — Я был один.
— Но вы сообщили миссис Скотт о том, что случилось? — спросил Данн. — Ведь вам, наверное, не хотелось, чтобы она узнала о ваших подвигах из газет?
— Да, в самом деле, — закивал Причард. — В тот же вечер я пришел к ней домой и все рассказал.
— А что она? — хором спросили мы с Данном.
— По-моему, обрадовалась, — с необычайно самодовольным видом ответил Причард. — Она велела мне возвращаться к себе в лавку и никому ничего не говорить.
Мы с Данном переглянулись. Значит, миссис Скотт не удивилась. Она знала, что Причард собирается убить Аллегру Бенедикт.
— Расскажите о следующем убийстве, об Изабелле Марчвуд, — велел Данн.
Причард перестал самодовольно улыбаться.
— Мне было очень жаль ее, в самом деле очень жаль. Она была доброй, набожной женщиной. Но она уклонилась от узкой тропы добродетели. Она передавала пастырю письма от миссис Бенедикт. Потом ее охватило раскаяние; она поняла, что согрешила! Миссис Скотт боялась, что она проболтается, возможно, даже пойдет в полицию, но, скорее всего, обратится к мистеру Бенедикту. Мисс Марчвуд, видите ли, по-прежнему жила в его доме, он называется «Кедры». Очень красивый дом! Итак, она по-прежнему жила под одной крышей с мужем Аллегры Бенедикт, и ее придавило чувство вины. Так что все возможно, верно? Она вполне могла ему признаться!
— Расскажите, как все происходило, — велел я.
Причард охотно подчинился:
— По воскресеньям, после собраний общества трезвости, я возвращался к себе в Клапам на поезде, который отправляется с вокзала Ватерлоо. И в то воскресенье я поступил так же. Когда я выходил на улицу, то заметил, что к мисс Марчвуд подошла миссис Росс… — Причард метнул на меня испепеляющий взгляд. — Прошу прощения, но ваша жена обожает совать нос в чужие дела!
Я не собирался его прощать, но не успел ничего сказать.
— Продолжайте! — рявкнул Данн.
— Я спрятался за дверью и стал ждать, пока миссис Росс и ее служанка, Бесси Ньюмен, не скроются из вида, потому что я не хотел, чтобы миссис Росс приставала с расспросами и ко мне. По-моему, она на все способна! Видите ли, я не знал, что творится в ее голове, в голове у вашей жены… — Он снова наградил меня свирепым взглядом. — Но потом я поспешил к вокзалу Ватерлоо, мне не терпелось добраться до дому.
— Вы не собирались в ту ночь переодеваться и пугать уличных девушек? — спросил я.
Причард уныло покачал головой:
— Нет, я подумал, что Духу необходимо на время затаиться. О нем так шумели и столько написали в газетах! — Он снова самодовольно улыбнулся. Видимо, собственная слава, пусть даже и дурная, необычайно радовала его. Потом он вздохнул и доверительно продолжал: — Но, знаете, мне его недоставало. Хотелось выйти и погулять в моем саване. Я ведь проделал большой труд. Специально запачкал саван кровью из лавки. Мне не терпелось снова выпустить Речного Духа на волю. Вот почему в прошлое воскресенье я прихватил костюм на собрание. Мистер Фосетт не смог продолжить свое благое дело; вы его арестовали. Зато я мог продолжить свое… В общем, когда в тот день я попал на вокзал Ватерлоо, снова встретил там мисс Марчвуд. Она обрадовалась мне и спросила, не передам ли я от нее записку миссис Скотт, если только мы найдем перо и бумагу. Пера у меня не было, зато нашелся карандаш. Писчей бумаги у нас под рукой тоже не оказалось, но у меня с собой было несколько листовок… в них мы писали о наших собраниях. На обратной стороне листовки мисс Марчвуд и написала записку. Она еще просила миссис Скотт простить ее за такую необычную бумагу для письма. Она сложила записку и отдала мне.
Я обещал, что доставлю записку в «Глицинию» — так называется дом миссис Скотт в Клапаме, он тоже очень красивый, — и передам хозяйке в тот же вечер. До Клапама идет несколько поездов; я успел на самый первый. По пути я развернул записку, прочел ее и встревожился.
— И вы отдали записку миссис Скотт в тот же вечер, в воскресенье?
Причард кивнул:
— Прямо со станции я отправился к ней. Даже домой не зашел. Дело-то было важное. Миссис Скотт со мной согласилась. Тогда она сама только что приехала, она всегда сначала завозила мистера Фосетта домой в своей карете. Она сказала, что мисс Марчвуд надо остановить, как и ее хозяйку, миссис Бенедикт. В записке мисс Марчвуд сообщала, что на следующий день, в понедельник, она приедет к ней в Клапам. Она написала, на каком поезде надеется уехать из Эгама, чтобы миссис Скотт знала, в какое примерно время ждать ее в «Глицинии». «Причард, вы знаете, что делать!» — сказала мне миссис Скотт. Еще бы мне не знать! В понедельник утром я оставил лавку на помощника, а сам поехал в Эгам. Я собирался подкараулить мисс Марчвуд у «Кедров» и перехватить ее по пути на станцию. Так было бы проще всего. Она умерла бы вдали от Лондона, понимаете? А полиция… вы, скорее всего, подумали бы на мистера Бенедикта. Никто не связал бы смерть Марчвуд с обществом трезвости. Но удача от меня отвернулась… — Причард поджал губы. — Навстречу нам поднималась груженая повозка; она с трудом преодолевала крутой склон. Лошадь выбивалась из сил. Казалось, она вот-вот поскользнется и упадет. Почти все время, что мисс Марчвуд спускалась с холма — а я осторожно следовал за ней, — возчик видел то одного из нас, то другого. Спрятаться я не мог, приходилось идти открыто. Марчвуд в любой миг могла обернуться и увидеть меня. На такой случай я придумал историю — мол, специально приехал в Эгам, чтобы поговорить с ней. Но мне не пришлось ею воспользоваться.
На станции Марчвуд купила билет в вагон первого класса; такой только один, за самым паровозом. Я сел в вагон третьего класса, который располагался гораздо дальше от головы состава. На каждой остановке я высовывался в окно и замечал, кто сел, кто сошел, не сел ли еще кто-то в один вагон с мисс Марчвуд. Никто не сел. В такое время дня пассажиров бывает немного. Зато по всему составу ходил кондуктор. Я заметил, что он начинает обход с последнего вагона и движется вперед, а из вагона в вагон пересаживается на остановках. Кондуктор мог мне помешать. Но в Твикенхэме он сел в вагон первого класса. Я понял, что в Ричмонде он сойдет на перрон и отправится назад, в последний вагон, чтобы начать все сначала. Вот он, мой счастливый случай! Я осторожно вышел из вагона и пересел в первый класс. Кондуктор не видел меня, потому что шел в другую сторону.
— Не сомневаюсь, мисс Марчвуд удивилась, когда увидела вас, — медленно проговорил Данн, — и встревожилась тоже… Наверное, тогда она догадалась, что ее хозяйку в парке убили вы!
Причард снова самодовольно улыбнулся:
— Да, но, видите ли, поезд набирал ход, и она уже не могла выбраться!
И второе убийство прошло гладко. До тех пор, пока не построят вагоны, соединенные между собой тамбурами, о которых рассказывал Бернс, одинокие женщины в пути по-прежнему сильно рискуют.
— Вы трус! — пылко вскричал я.
— Я выполнял приказ! — обиженно возразил Причард.
Вот так я снова очутился в «Глицинии». Миссис Скотт приняла меня в гостиной; она не удивилась моему приезду. Должно быть, она ждала меня с тех пор, как стало известно об аресте Причарда. Она понимала, что Причард не станет запираться. Он, наоборот, гордился тем, что сделал… Значит, пройдет совсем немного времени, прежде чем полиция придет и за ней.
Гостиную, которую мы со Стайлсом разгромили, гоняясь за Фосеттом, успели привести в порядок. О том, что здесь происходило совсем недавно, напоминал только попугай, потерявший несколько перьев. Мне показалось, что он не забыл меня, виновника его смятения и позора. С той минуты, как я вошел, попугай не сводил с меня злобного взгляда. Время от времени он прыгал на жердочке и хрипло вопил, словно предупреждая: если ему удастся освободиться из его тюрьмы, он мне покажет!
Уверен, его хозяйка питала ко мне примерно те же чувства, но не выдавала себя. Она сидела с идеально прямой спиной в плетеном кресле, сложив руки на коленях. Меня ввела экономка. Она тоже запомнила меня и поглядывала с трепетом, наверное гадая, какое разорение я причиню на этот раз.
— Вы наверняка понимаете, зачем я приехал, — начал я. — Мы несколько раз подолгу допрашивали Оуэна Причарда, и он рассказал о своей… и о вашей роли во всем, что случилось.
