Фридрих Незнанский - Вынужденное признание
— Именно.
— Чудеса, да и только. Значит, вы хотите сказать, что мы зря похитили вашу жену? Зря привезли вас сюда? Значит, все это было зря?
Турецкий усмехнулся:
— Выходит, что так.
Незнакомец долго молчал. Затем тяжело вздохнул и позвал:
— Бык!
Тяжелые шаги заухали по железному полу, словно кто-то и впрямь вел сюда быка или слона.
— Побеседуй с нашим гостем, а я пока выйду, покурю.
— Не хотите поучаствовать? — пророкотал молодой басок.
— Нет. Не люблю насилия. Позовешь, когда закончишь.
Подошвы незнакомца застучали по железному полу. Затем где-то скрипнула дверь, и все стихло.
— Ну что, следак, — обратился к Турецкому обладатель баса. — Приступим?
Ответить Турецкий не успел. Огромный и твердый, как железо, кулак врезался ему в лицо.
Бык бил спокойно и профессионально, без суеты, без особого напряжения. Он словно отрабатывал удары на боксерском мешке. В голову. В живот. Снова в голову. В грудь. Опять в живот.
Удары сыпались мерно и почти ритмично. Наконец они прекратились.
— Устал, — сообщил Турецкому Бык. — Отдохнем, а, следак?
Турецкий выплюнул кровь и прошелестел разбитыми губами:
— Слабак.
Бык глухо засмеялся:
— А ты ничего. Крепкий парень. Люблю таких ломать. Позвать начальство или хочешь, чтобы я продолжил?
— Валяй, — выдохнул Турецкий.
И Бык снова приступил к работе. На этот раз он старался бить по уже ушибленным местам, чтобы было больнее. Турецкий принимал удары, стиснув зубы, не издавая ни звука.
— Фу-у… — остановился наконец Бык. — Ты что, из дерева, что ли?
Турецкий молчал. Он чувствовал, как горячая кровь струится у него по шее, заливает грудь. Чувствовал боль в груди, такую, словно ему меж ребер воткнули раскаленный железный штырь.
— Ладно, буратино, — вздохнул Бык. — Приступим ко второй части программы. Пойду схожу за твоей женушкой. У меня есть один безотказный метод. Развязывает языки всем, даже таким деревянным парням, как ты.
Бум-бум-бум — застучали каблуки по железному полу. И снова скрипнула дверь.
— Ирина… — тихо проговорил Турецкий. — Ирина.
Имя жены болью отозвалось у него в душе. И эта боль была гораздо сильнее боли, разрывающей голову и грудь.
«Что же делать? — мучительно думал Турецкий. — Ребята, где же вы? Почему вы не идете?»
В голове у Турецкого загудело, темнота перед глазами подернулась желтыми волнами. Турецкий понял, что теряет сознание.
19
Бык, огромный, краснорожий парень в черной кожаной куртке, вышел на улицу и с удовольствием подставил потное лицо под струю прохладного ветерка.
— Ну что? — повернулся к нему Чернявый, попыхивая сигаретой. — Сломал его?
Здоровяк сдвинул мощные надбровные дуги и покачал головой:
— Не-а. Молчит, гнида.
Чернявый приподнял бровь и окинул Быка с ног до головы презрительным взглядом.
— Может, плохо работал?
Бык покачал головой и осклабился, обнажив крупные белые зубы:
— Нет, шеф. Работал как всегда. Просто буратино крепкий попался. Ну ничего. Сейчас перекурю и возьму пруток. Дам пару раз по коленям, он у меня признается в том, что Никсона убил.
— Не Никсона, а Кеннеди, болван.
«С какими идиотами приходится работать, — с тоской подумал Чернявый. — Раньше было не так. А теперь… Развелось швали! Одно слово — бык».
— Шеф, может, за бабой ментовской сгонять? Задерем ей юбчонку — сразу расколется.
— Успеется. Раскалывай так. — Чернявый вытянул руку и посмотрел на тлеющий кончик сигареты. — До бабы очередь еще дойдет.
— А когда расколем, что делать будем? Отпустим?
Чернявый оторвал взгляд от кончика сигареты и пристально посмотрел в глаза Быку своими темными глазками-буравчиками.
— Зачем? — спросил он.
— Значит, мочить? — тупо переспросил Бык.
— Там будет видно.
— Понятно. О, шеф! — негромко воскликнул Бык, глядя куда-то за спину Чернявого. — Смотри!
Чернявый оглянулся. По гравийной дорожке к ним приближался невысокий худощавый парень лет тридцати. На открытом лице парня играла улыбка.
— Ребят, сигареткой не угостите? — заговорил парень. — Мои кончились, а до киоска без затяжки не добегу.
— Нету, — сказал Бык. — Давай, недомерок, двигай отсюда!
— Нету так нету, — улыбнулся парень. — Только зачем грубить? Мне вот твоя обезьянья рожа тоже не нравится, но я ведь не грублю.
Бык ошалело выкатил на парня глаза:
— Что? Что ты сказал?
— Тихо, тихо, — вмешался в перебранку Чернявый. — Зачем горячиться? Ты просил сигарету — вот, держи. — Он протянул парню пачку «Парламента».
— Вот это другое дело, — кивнул парень. — А то сразу угрожать. — Он взял сигарету и насмешливо покосился на Быка: — А ты, сало, за базаром следи. А то нарвешься на кого-нибудь пострашнее меня и на бекон пойдешь.
— Что-о? — выдохнул Бык, бешено вращая глазами. — Ах ты падла мелкая! Да я тебя…
Огромной черной тенью двинулся Бык на низкорослого хлюпика. Чернявый судорожным движением попробовал ухватить его за рукав куртки, но не успел. Рука его схватила только пустоту.
Пушечным ядром пронесся круглый кулак Быка над белобрысой головой парня. А в следующее мгновение Бык звучно охнул и перегнулся пополам. Еще пара резких, быстрых ударов заставили верзилу разогнуться, а удар ногой довершил начатое. Несмотря на огромный вес, верзила поднялся в воздух и, описав дугу, рухнул на землю, как мешок с углем, выбив из гравийной дорожки облако черной пыли.
Парень повернулся к Чернявому. Тот, мгновенно оценив ситуацию, сунул руку за полу куртки и выхватил пистолет. Однако маленький, сухой кулак странного парня оказался проворнее пальца Чернявого, жавшего на спусковой крючок. Удар пришелся по запястью. Чернявый резко вскинул ушибленную руку, и пуля ушла в голубое, чистое небо. Парень ловким движением перехватил пистолет, вывернул его из ослабевших пальцев Чернявого и отбросил в сторону. Чернявый попробовал сопротивляться, но маленький, сухой кулак молниеносной дробью прошелся по его бледному лицу, ломая челюсть и нос.
На какое-то мгновение Чернявый замер на месте с открытым в шоке ртом, затем зрачки его закатились под веки, и он грузно повалился на землю.
— Чтоб тебя черти сожрали, бледный мухомор! — выругался Филя Агеев и, наморщив нос, потряс в воздухе ушибленной рукой.
20
— Александр Борисыч! Слышите меня? Очнитесь!.. Сева, дай минералку.
Холодная минеральная вода потекла по лицу Турецкого, смешиваясь с кровью и падая на ворот рубашки крупными багровыми каплями.
Турецкий открыл глаза, но тут же сощурился от яркого (хотя в гараже было довольно сумрачно) света.
— О, кажись, очнулся, — обрадовался Филя. — Александр Борисыч, вы как?
Турецкий разомкнул опухшие веки и обвел взглядом друзей.
— Но… нормально… — проговорил он. Из лопнувшей губы потекла тонкая струйка крови. Филя аккуратно приложил к губе смоченный в перекиси водорода кусок ваты.
— Где Ирина? — спросил Турецкий.
— Ее здесь нет, — тихо ответил Филя.
— Уверен?
Филя кивнул:
— Да.
Он смочил в перекиси большой кусок ваты и осторожно обтер Турецкому лицо. Ободряюще улыбнулся и сказал:
— Ничего, Александр Борисыч, через пару дней будете как новенький.
— Через пару дней — это ты загнул. На нем ведь живого места нет, — возразил Сева Голованов, растирая Турецкому затекшие кисти рук.
Филя покачал головой:
— Ошибаешься, Головач. Все кости целы. За исключением, может быть, ребер. — Он нагнулся и еще раз внимательно осмотрел лицо Турецкого. Затем улыбнулся и неожиданно похвалил: — А хорошая работа! Били, как в «Бриллиантовой руке», — больно, но аккуратно.
— Мне так не кажется, — с усилием выговорил Турецкий.
— Вы не в том состоянии, чтобы оценить ювелирность проделанной работы, — с тихим смехом сказал Филя.
Турецкий поднял руки и попробовал пошевелить пальцами. На этот раз у него получилось. Турецкий принялся сжимать и разжимать пальцы, и с каждой секундой они слушались его все больше и больше. Наконец чувствительность вернулась к ним полностью.
Турецкий взял у Фили бутылку минералки, запрокинул голову и долго пил. Потом отбросил бутылку в сторону, подслеповато поморгал и спросил:
— Где… эти?
Филя кивнул в направлении темной части гаража:
— Да вот они, в углу. Бугай еще без сознания, а бледный вроде зашевелился.
— Я хочу поговорить с ними.
Филя кивнул и помог Турецкому подняться со стула.
— Только вы их не очень, — попросил он. — А то еще подохнут, а нам отвечать.
Турецкий протянул руку и вынул у Фили из-за пояса пистолет.
