Фридрих Незнанский - Убийство на Неглинной
– А что, Грязнов не нравится? Вот те на!
– Нет, просто времена были другие. Более ясные. Красный – белый! И никаких полутонов. Но давайте вернемся обратно, в Чехов. Итак, какие у меня есть для вас предложения. Только, Александр Борисович, вопрос этот в некотором роде этический, поэтому прошу меня выслушать, так мы с Вячеславом договорились, а потом вы с Константином Дмитриевичем обсудите и решите окончательно. А тогда и начнем действовать. Идет?
– Вы обставляете все такими условиями, что грех не согласиться!
– Речь пойдет о некоем Владе Сурове. Владлен Давыдович, тридцати семи лет от роду, бизнесмен, образование высшее, финансовое – плехановский закончил. Москвич, человек независимый и достаточно богатый. Адрес и все прочее имеется. Так, спрашивается, в чем вопрос. Не вдаваясь в частности его трудовой деятельности, скажу только, что я и параллельно Андрюша Костин, это московское УЭП, накопили на данного фигуранта достаточное количество криминального материала для привлечения его к уголовной ответственности и соответственно ареста. Но, по нашим данным, Влад – личность эмоциональная, неустойчивая, подверженная действию различных интеллигентских комплексов и так далее. Исходя из сказанного, и я, и Андрей полагаем, что, желая избежать тюрьмы со всеми из этого обстоятельства вытекающими, так сказать, Суров, при определенных условиях, может быть склонен к сотрудничеству с органами правопорядка.
– И в каком качестве вы предлагаете рассматривать эту кандидатуру?
– Он вхож в чеховский оазис. Более того, один из активных участников проводимых там мероприятий по реабилитации – застолий, девишников и прочего.
– Так, и что предлагается взамен?
– Согласно вами же разрабатываемой концепции освобождение от уголовной ответственности лиц, оказавших, так сказать, неоценимые услуги следствию, и в случае отлично проведенной операции. Могли бы совершенно конкретно показать ему кулак, посоветовать что-нибудь по поводу его… безнравственной матери и похерить собранный против него компромат. Но, как вы понимаете, решить этот вопрос можно лишь на уровне Меркулова.
– Сами вы как?
– Я – активный сторонник такого подхода к делу. Но принимать решение следует немедленно. Вот тут промедление действительно подобно провалу. Если мы Влада засветим, все коту под хвост. Нет, его-то мы, конечно, посадим и, Бог даст, раскрутим. Но это будет опять частный ход. Не выйдем на нужный уровень.
– Меня вы убедили.
Турецкий взял телефонную трубку и набрал номер приемной Меркулова.
– Здрасьте, Клавочка! – пропел он. – Я так давно вас не видел, так соскучился… Нет, не вру!… Клавдия, да честнее и искреннее меня… Понял, сейчас же исправлюсь! А что там поделывает наш старший товарищ и друг? Не может быть! Запишите на прием, немедленно, пока никто не успел войти. Стойте у двери и никого, кроме меня с коллегой, не пропускайте. Бежим! Пошли, Стас. Редкий случай, когда Костя с утра свободен. Клавдия обещала закрыть дверь собственной грудью. А вы знаете, какая она у нее?
Стас со смехом помотал головой.
– То-то! А Турецкий знает. Он вообще все знает… Но, Стас, он – не нахал. Они всегда сами бывают виноваты.
– Опять пытаетесь найти оправдание чему-то? – продолжая улыбаться, легонько колол «важняка» Аленичев.
– Пытаюсь? Не то слово! А МУР, между прочим, тоже все знает. За что я его давно, глубоко и искренне уважаю. Можете передать сотрудникам. А в принципе, по-моему, нам давно пора на «ты». Не возражаете, Стас?
– Не возража-ем, – хмыкнул Аленичев.
Кистенев был разъярен до крайности. Все было, словно нарочно, против него. Замордовали телефонные звонки. Сперва этот, из МУРа, по поводу размена пленных. А что с них теперь толку! Марафет сгорел, а там было не меньше семисот пятидесяти зеленых кусков! Кто возместит? Эти? Да их шкуры половины не стоят… Стукача муровского замочить, так сам сдуру полез базарить, а теперь ходи в валетах. Своих убирать – последнее дело, братва такого не поймет, не одобрит. А эти теперь – гнилые, раз уголовка глаз на них положила. Вот так и получается: хотел добром, а вышло боком.
Этот юрист, мать его, еще откуда-то взялся! Он тебе – Леха, а ты ему – будьте любезны, Анатолий Валентинович, иттит твою!…
Ну ладно, кум из уголовки, Аленичев, кто ж его не знает, свое слово сказал и ждет ответного. Хотя чего особо вилок-то напрягать – отдавать гада придется. Мол, братков спасать: тут картинку нарисовать можно, пройдет. А вот что со шмарой делать, кто бы подсказал… Ничья ж она. А Анатолий Валентинович: где девка? Да тянут ее менты! Ах, как взвился! Как проняло… У самого, что ль, сорвалось? А вони-то, вони!
Нет, совсем не нравился Лехе этот самый Валентинович, которого приходилось почему-то величать по имени-отчеству и через силу выполнять отдельные поручения. Правда, и отстегивает он хорошо, вола не водит. Но из-за девки, слышно, прямо с резьбы сорвался. Дрянь эту сыскать и предъявить в готовом виде! Это как же, раком, что ль, поставить? Лучше б молчал, мать ее… И ведь не пацан какой-нибудь, в законе! А он с тобой, как с сявкой каким… Ладно, хоть ход подсказал, а то вообще бы фуфлыжное дело…
Отсердившись и сорвав гнев на Хомяке, который, чуя и свою вину, готов был пописать кого угодно, лишь бы самому рога не обломали, Кистень, наконец, принял решение. Девку надо было найти и доставить, куда Анатолий Валентинович прикажет. А как же ее взять, если она в ментовке?
Ночь она, как показала проверка, которую затеял Кистенев сразу после беседы с Грязновым, провела в доме у мента. Решил проверить на всякий случай, а попал в цвет. Хомяк, который хорошо знал ее, видел утром, как они втроем садились в машину, а потом отправились к следаку, в прокуратуру. А после тот же Грязнов увез ее на Петровку, к себе, значит.
Кистенев отправил пару братков к ней на дом. Те определились и позвонили из квартиры, что шмара так и не появлялась. Алеха оставил их там, пусть подождут, вдруг объявится.
Потом он вспомнил указание этого Валентиновича, что в Доме кино, который у Белорусского вокзала, есть у шмары подруга. Галкой ее зовут. Ну, тут дело несложное. Вычислили эту Галку и кинули на нее все того же Хомяка: прикид у него нормальный и рожа поумней.
Много ль бабе надо?
– А вы – от Юры? – говорит.
Хомяк, не будь дураком, кивает:
– Ага, от него. Занят он, сам не смог подъехать к вам, меня попросил. Помогите отыскать вашу подругу.
Ну, та и давай стараться: всех, кого могла, тут же обзвонила, всех предупредила, мол, в случае, если где объявится, так немедленно сообщить. От себя добавила, что заказ на нее пришел, фамилию какого-то режиссера назвала. И надо ж, пока она так названивала, та сама ей позвонила. Вот что настоящий фарт!
Хомяк в машину – и по указанному шмарой адресу. Уже на ходу сообщил, что поехал за ней. Хоть одно получилось, подумал Кистень и малость успокоился. Не так уже и неудачно день пошел.
Турецкий ехал в Белый дом, где у него была назначена встреча с заместителем Нечаева. Георгий Никонович Холодилин встретил «важняка» в вестибюле, проявив максимум предупредительности, и проводил в кабинет своего покойного шефа, в котором временно занимался делами. Точнее, передавал незаконченные вопросы Альфреду Николаевичу Басову, временно взвалившему на свои плечи государственные заботы бывшего коллеги.
Александр Борисович не был уверен, что разговор с Холодилиным откроет ему все тайные пружины политического и хозяйственного механизма, запущенного в этом доме, но хоть какую-то расстановку сил объяснить – на это, он полагал, первый заместитель способен. Тем более что, когда обсуждали этот вопрос у Меркулова, знающие советчики предложили конкретно этого человека как толкового, в общем, порядочного и разбирающегося в белодомовских интригах. Порядочный – это, в общем, уже интересно само по себе.
На часах было около одиннадцати, времени имелось более чем достаточно. Потому что чуть позже двенадцати, точнее, в двенадцать пятнадцать Турецкому пообещал выделить десять минут сам премьер, Виталий Сергеевич Михеев. Собственно, если быть справедливым, обещал не Турецкому, а Меркулову, поняв, видимо, из короткого телефонного звонка по «вертушке», что зам генерального подъедет к нему сам. Постоянно демонстрируя по телевидению свою демократичность и доступность, особенно когда у тебя перед носом десяток микрофонов корреспондентов ведущих радио-и телепрограмм, на самом деле Михеев, как ничто другое, чтил субординацию. Поэтому, разобравшись в просьбе Меркулова, он хотел было отказать, сославшись на постоянную свою занятость, но Меркулов настоял, упирая на то, что Турецкого назначил вести расследование лично президент. Михеев сдался.
Итак, времени до высокой аудиенции было достаточно, и следователь хотел провести его с пользой.
По поводу порядочности Холодилина у Александра Борисовича никаких сомнений не имелось, хотя Меркулов, как обычно, не стал раскрывать источник своей информации. Уж поверь на слово. А что оставалось делать!
