Наталья Андреева - Правая рука смерти
– Если у вас здоровое сердце, шанс выжить еще есть, – спокойно сказал Юрий Павлович Самсонов. Владик смотрел на них и бессмысленно улыбался. – Смерть будет медленной. Сначала судороги, потом кома, и лишь после – острая сердечная недостаточность и паралич дыхательного центра. Все зависит от вашего сердца, насколько оно сильное.
– Врача…
– Здесь вам не помогут.
– «Скорую»…
Быль, шатаясь, вышел в прихожую. И даже дошел до лифта и вызвал его. Движения сделались вялыми, во рту было сухо, так что язык ворочался с трудом, в груди слева давило, будто кто-то ледяной рукой сжимал сердце все сильнее и сильнее. Оно билось, как пойманная птица, так отчаянно, раздирая внутренности в кровь невидимыми когтями, что ему стало страшно. Он даже почувствовал привкус крови во рту и стал задыхаться. Еще в детстве опытная Тамара услышала какие-то шумы в сердце маленького Фимы и предупредила: со временем болезнь может развиться. Сердце его и подвело. Но он сумел-таки зайти в лифт и даже услышал, как звонит телефон. Но сил ответить на звонок уже не было.
Мобильник упал на пол, он увидел, кто звонит, и обрадовался. «Лена! Она опять меня спасет! Она всегда меня спасает!» Но в глазах потемнело, сознание стало путаным, руки и ноги свело судорогой. Ему казалось, что он поднял с пола телефон, ответил на звонок и услышал в трубке ее голос. Она сказала:
– Я сейчас, потерпи.
Он вышел из подъезда ей навстречу. Стало легко дышать, воздух был таким вкусным и свежим, что его хотелось есть, глотать кусками, чтобы утолить непомерный аппетит. Он и глотал жадно, будто год голодал, чувствуя, как сознание просветляется. Он не пошел, нет, побежал. Большими скачками, радуясь своей растущей силе. Выглянуло солнце, свет был таким ярким, что резал глаза. Дорога показалась ему бесконечной. Навстречу шла, нет, не Лена… Мама…
– Мама? – удивленно спросил он и улыбнулся. – Вот ты и вернулась. Значит, я все сделал правильно…
…У лифта пес опять зарычал. Возвращающаяся с прогулки женщина потянула на себя поводок:
– Фу! Да что с тобой? Сроду такого не было! Что тебя так разозлило? – Она заглянула в лифт и ахнула: на полу лежал мужчина. – Анюта! – закричала она консьержке. – На помощь! Срочно!
…Юрий Павлович Самсонов разговаривал по телефону. Связи у него остались, да и авторитет был такой огромный, что коллеги то и дело обращались к нему за советом. Сейчас помощь понадобилась ему.
– Да, отдельную палату. С моим сыном беда. Надо собрать консилиум, согласен. Когда ждать машину?
Он вдруг почувствовал прилив сил: жизнь обретала смысл. Он опять нужен своему сыну. «Лет десять у меня еще есть, я успею поставить его на ноги».
– Все хорошо, сынок, – он погладил Влада по голове, – мы справимся. Папа знает, как тебя вылечить. Только больше никаких компьютеров…
…Магдалена поняла, что Ройзен ее предал, когда в доме начался обыск. Потом приехавший на «Скорой» врач разговаривал с ней, как с маленькой:
– Вы ему кто? Серафиму Кузьмичу? Жена? Просто сожительница?
– Невеста.
– Что, и заявление в загс подали?
– Нет. Не успели.
– Понятно. Родственники у него есть?
– Нет. Мать умерла, отец тоже. Братьев-сестер нет, даже, насколько я знаю, двоюродных. Детей тоже нет.
– Значит, документы подписать некому.
– Какие документы?
– Профессор Ройзен сказал, что его пациент неизлечимо болен. Ему показана электросудорожная терапия.
– Нет!
– Не волнуйтесь так. О себе подумайте. На вас, скорее всего, будет заведено уголовное дело.
– Это вам Ройзен сказал? – горько спросила она.
– Марк Захарович человек уважаемый и влиятельный. Его почти месяц держали в заложниках, угрожали его сыну.
– Вы что, следователь?
– Следователь вас ждет в соседней комнате. А я ищу родственников человека, страдающего шизоаффективным расстройством. Шизофрения, передавшаяся по наследству, плюс аффективное расстройство личности, так что пациент стал социально опасен. Электрошок однозначно.
– Это профессор Ройзен поставил такой диагноз? И почему лечение принудительное? Вы не имеете права!
– Раз нет родственников, лечение будет принудительным. Марк Захарович сказал, что долговременная терапия психотропными препаратами не принесла успеха.
– Какими препаратами?! Серафим ничего не принимал!
– Профессор Ройзен утверждает обратное. Ни психотерапия, ни лекарства не подействовали. Он наблюдал пациента полтора года и убедился, что другого выхода нет. Принудительное лечение электрошоком.
Вот тут она окончательно убедилась, что ее предали.
– Это незаконно! Я… я не позволю! Это… просто черная неблагодарность! Я спасла жизнь его сыну! Почему он со мной так поступил?! – она не говорила, кричала.
– С вами-то все в порядке? – подозрительно спросил врач. – А то я уже сомневаюсь.
– Не беспокойтесь, – усмехнулась она. – Тюрьма меня вылечит.
Когда Николай позвонил ей и сообщил о том, что Серафим Кузьмич в больнице в коме, она подумала: «Слава богу. Не сейчас». На третий день он умер, не приходя в сознание. Приготовленная для него палата в психиатрической лечебнице так и не понадобилась.
А через три недели Магдалена поняла, что беременна…
Эпилог
Анатолий Брагин бессмысленно смотрел на пришедшую навестить его женщину. Он ее не узнавал. Все были на одно лицо, все в белых халатах. Он уже перестал на них реагировать, и на женщин, и на халаты.
– Здравствуй, Толя, – женщина взялась за инвалидное кресло, в котором он сидел, и просительно посмотрела на медсестру: – Можно ему погулять?
– Конечно, Екатерина Федоровна, – та машинально погладила карман, где лежал пухлый конверт.
Когда женщина завезла кресло в грузовой лифт, медсестра сказала санитарке, вытирающей пол:
– Что ни говори, а мужики все, как один, сволочи. А мы, бабы, дуры, потому что все им прощаем. Взять хоть этого Брагина. Не жена ведь, они давно развелись, а возится с ним, как с маленьким. Просто святая! – она опять погладила карман.
– Истинно так, Ольга Васильевна, истинно так.
– В углах протри. Вечно там пыль. Не стой столбом, работай!
Санитарка энергично принялась орудовать шваброй: «И чего крысится? Хоть бы поделилась! А то я не знаю, что денег опять отвалили! А нам только шоколадки перепадают, и то не всегда…»
Екатерина Федоровна, улыбаясь, катила по тропинке коляску. Вокруг стояли чахлые деревья, и люди, попадавшиеся на пути, были такие же чахлые, с поникшими головами, с потухшими глазами. Одно слово: больница. Но Екатерина Федоровна улыбалась: она везла гулять бывшего мужа. Ярко светило солнце, и настроение у нее было прекрасное.
– Вот и приехали, – сказала она, усаживаясь на скамейку. – Погода-то сегодня, а? Весна наступила.
Она пристроила рядом инвалидное кресло и откинулась на спинку лавки. Подставила лицо солнцу и зажмурилась: хорошо! Брагин щурился на клейкие зеленые листочки и бессмысленно улыбался. Она коротко вздохнула и открыла глаза.
– Иришка передает тебе привет. У нее все в порядке, и у внука твоего тоже. Здоровый красивый мальчик, на тебя чем-то похож. Глаза такие же…Синие-синие…Мы решили купить загородный дом на те деньги, что останутся после того, как погасят долг. Вадик Копылов сказал, что сумма будет значительная. Твой кредитор умер, но объявилась наследница. Он, оказывается, успел составить завещание в пользу своей любовницы! А она еще и беременна! На нее завели уголовное дело, но пока идет следствие, она, пожалуй, и родит. И исполнение приговора отложат до совершеннолетия ребенка. Она ведь мать-одиночка! А то и вовсе условно дадут. Она никого не убивала, а к беременным судьи у нас снисходительны. Господи, зачем я тебе это все рассказываю?!
Она нагнулась и посмотрела Брагину в глаза. Они опять были синие-синие, словно васильки. Взгляд, как у младенца, который впервые в жизни с удивлением смотрит на пробуждающуюся после зимней спячки природу.
– А ты, Толя, будешь гнить здесь, – тихо сказала Екатерина Федоровна и вдруг плюнула ему в лицо. – Сволочь! Я все сделала, чтобы ты никогда отсюда не вышел! Еще немного посмотрю на твои мучения и скажу, чтобы дозу увеличили. Сколько же ты мне горя принес! Унижал, оскорблял, нищей оставил после того, как я столько лет с тобой прожила, ребенка от тебя родила… Молодость на тебя убивала, пока ты за каждой юбкой бегал. Сдохни, скотина! Жаль только, что ты ничего не соображаешь. Это я, Катя, – она ткнула себя пальцем в грудь. – Твоя бывшая жена. Мать твоего ребенка. Я оформила над тобой опекунство. Ты теперь мой. И я тебя здесь похороню.
В глазах у Брагина что-то мелькнуло.
– М-м-м… – замычал он. – К-к-к…
– Правильно: Катя. Идем, – она встала. – Я скажу твоему лечащему врачу, что тебе стало хуже…
…В двух часах езды от этого скверика двое дюжих мужиков, один почти совсем седой, коротко остриженный, другой кудрявый, чернобровый, с огромными жилистыми руками, осторожно вывозили из подъезда точь-в-точь такое же инвалидное кресло. В нем сидела грузная пожилая женщина, она была наполовину парализована и почти не могла говорить.
