Станислав Филатов - По следу вервольфа
***
Прошло довольно много времени прежде чем больной нашел силы и заговорил вновь. - Все пошло не так с того момента, как я в 1941 году попал в плен. Застрелится не хватило храбрости, я был молод и мне дьявольски хотелось жить, жить любой ценой. Вот это желание жить и погубило меня. Когда в плену передо мной стал выбор: или умереть от голода, или жить, но служить немцам, я выбрал второе. - И что же это была за служба? - как можно спокойнее спросил Николай Федорович. - Испытывали нас известным способом - заставляли убивать своих же соотечественников. Того, кто отказывался убивать, самого с пулей в башке сбрасывали в общую могилу. Так-то я впервые и познакомился с Афоней Смирновым и этим третьим - Архиповым Сергеем Петровичем. Теперь я должен со всей откровенностью признать, что вот этими руками отнял жизни у очень многих людей. Измалков поднял вверх костлявые руки и Мошкин показалось, что он хочет ими схватить его за горло. Непроизвольно он отшатнулся откинувшись на спинку стула. - Но мы с Афоней были, так сказать, рядовыми убийцами и занимались этим чтобы выжить самим, а Архипов совсем другое дело. Он находил в этом какую-то прелесть - убивал "красиво" и внешне эффектно. Мы все его побаивались за его звериную жестокость и неподдельное иезуитство. Немцы им восхищались, присвоили офицерское звание и наградили медалями и железным крестом. Судьбе было угодно, чтобы мы трое не разлучались в течение ряда лет. Мошкин слушал это человекообразное существо и не мог поверить своим ушам. У него просто дух захватывало от ужасных откровений Измалкова. - Неужели вы по собственному желанию стали палачом? - Не по желанию, а скорее вопреки нему. Я же говорил, что обстоятельства сложились так, что только безжалостно убивая себе подобных можно было выжить. - И сколько же времени продолжалась ваша "работа" палачами? - Массовыми убийствами мы интенсивно занимались по 1943 год, а затем нас троих перебросили в диверсионную школу. Потом, после обучения, выполняли различные задания и рискованные ответственные операции. В нашем подразделении всегда были значительные потери, но к нам троим судьба была благосклонна. В конце войны нас забросили на территорию Латвии для того, чтобы дать новый импульс и расширить борьбу националистов. Я участвовал в том бою, когда ранило Афанасия. Закон в нашем отряде был жестоким - раненых, даже своих, пристреливали безо всяких колебаний. Спасти или помочь чем-то Смирнову было невозможно, слишком тяжелое ранение у него было, но и добивать его я не стал. Афанасий и не просил меня об этом - понимал бесполезность такой просьбы. - Так почему вы нарушили "закон" и оставили Смирнова в живых? - Не мог я его пристрелить, у нас с ним был общий интерес. - Что за интерес? - не удержавшись спросил Мошкин. - Однажды, а это было в сорок третьем году, при переходе линии фронта, немцы схватили двух партизан. Вообще-то они переходили в группе из десяти человек, но живыми взяли только двух - остальные сопротивляясь погибли в бою. Как оказалось они пытались переправить к русским целый вещмешок драгоценностей. Всеми доступными средствами у этих двух партизан удалось узнать, что это только малая часть драгоценностей, которые не успели вывезти из Минска. Под пытками, они указали примерное место расположения небольшого партизанского отряда, который не вел активных боевых действий, а лишь охранял спрятанные в глухом урочище сокровища. У партизан не было связи с большой землей и они послали этих десятерых как первую ласточку, чтобы установить контакт. Все это я узнал позже от самого Архипова. Нашу группу бросили на поиск и уничтожение этого отряда партизан.Не буду тратить время на пересказ того, как это произошло, но свою задачу мы выполнили. Большинство партизан были пли перебиты в бою, но в руки к нам попали три человека и среди них комиссар отряда. Именно он рассказал нам, что знал, сразу как только Архипов коснулся его спины раскаленным на костре шомполом. Поведал он и о спрятанных сокровищах. В схороне у партизан мы нашли большое количество бумажных денег, а драгоценностей и золота оказалось более трехсот килограммов. Афанасию и мне Архипов доверил сортировать найденное и не без умысла. В отдельный рюкзак он лично сам отсыпал золотых монет царской чеканки под самую завязку. Этот вещмешок с червонцами Архипов на время отставил в сторонку. Когда из землянки отнесли все драгоценности он оставил двух человек из нашей команды якобы для уничтожения партизанского лагеря, а на самом деле чтобы надежно припрятать похищенное золотишко. Вернулся он один объявив, что те двое погибли в перестрелке с неведом откуда взявшимися партизанами. Мы действительно слышали взрывы гранат и автоматную стрельбу, но, думаю, то стреляли не партизаны. Просто он убил их потому, что они помогли ему спрятать мешок с монетами и знали тайное место. Длинный монолог больного измотал и Измалков, тяжело дыша и зло поблескивая глазами, попросил Мошкина подать ему воды. Николай Федорович подав больному бокал смотрел на вздрагивающий в такт глотанию кадык Измалкова, только теперь с ужасом осознав какой жуткий преступник лежит перед ним.
***
Когда отца Наталии похоронили там, где он и работал, сердце матери не вынесло тяжелой утраты. Внезапно свалившееся несчастье отозвалось обширным инфарктом у Анастасии Петровны. Скорая медицинская помощь, которую вызвала дочь, не медля ни минуты увезла ее в больницу расположенную на улице Клинической. Наташа узнала где находится мать только на следующий день, позвонив на станцию скорой медицинской помощи, расположенную в Ботаническом переулке. Наскоро собравшись, она немедленно отправилась на Клиническую, где после недолгих поисков узнала, что мать лежит в кардиологическом отделении. Наташа пыталась пройти туда и повидать ее, но вышедший в девушке врач объяснил, что в течение ближайших десяти дней посетителей к Митрофановой пускать не будут. Расплакавшись Наташа умоляла врача рассказать, что с ее матерью. Тот успокоив девушку сообщил, что состояние Анастасии Петровны довольно сложное. Ей нужен покой и никаких посетителей - даже если это будут самые близкие родственники. Так и уехала дочь ни с чем из больницы. Хорошо, что хоть узнала фамилию лечащего врача и номер телефона ординаторской кардиологического отделения. Каждый день звонила она справляясь о здоровье матери и в течении двух недель получала отказ не ее посещение в больнице. Эти дни проведенные ею дома в полном одиночестве были самыми тяжелыми в ее жизни. Одному богу было известно сколько выплакала он слез по своим родителя. Наконец в очередном телефонном разговоре лечащий врач разрешил Наташе навестить мать. Радости девушки не было предела. Она загодя готовилась к этому дню. Загрузив сумку свежими фруктами, медом, налив горячего чаю в термос, Наташа поспешила к трамваю. Пробив на компостере очередной талон девушка заняла у окна. Ей не терпелось побыстрее добраться до больницы, но трамвай как назло тащился слишком медленно, а на остановках простаивал необоснованно долго. До места добралась минут за тридцать и сразу в кардиологическое отделение. Прежде чем попасть в палату к матери у Натальи состоялся разговор с лечащим врачом. Он встретил ее буквально у порога: - Простите, вы к кому направляетесь? - К Митрофановой Анастасии,- тихо ответила Наталья и нерешительно остановилась. - Кем вы ей приходитесь? - Я - дочь Анастасии Петровны. - Уж не та ли, что звонит каждый день? - Да, та самая, а зовут меня Наташей. - Очень приятно, а я лечащий врач вашей мамы и меня зовут Василием Ивановичем. Я остановил вас потому, что хочу проинструктировать как вести себя в общении с больной. - А я уж думала, что вы не разрешите мне повидаться с мамой. - Нет, кризис у Анастасии Петровны миновал и, хотя ее состояние остается достаточно сложным, видеться с родственниками ей можно. Нужно только соблюдать определенные правила. - Я готова им следовать лишь бы разрешили мне увидеть маму. - Посещение больной просто необходимо, я это понял после разговора с Анастасией Петровной, это будет способствовать ее быстрейшему выздоровлению. Но вам нужно соблюдать некоторые рекомендации. - Какие? - с нетерпением спросила Наташа, меняя руки держащие сумку с продуктами. - Во-первых, пребывание у матери в общей сложности не должно превышать тридцати минут. Во-вторых, не сообщать больной никаких новостей которые могли бы ее взволновать. В разговоре не вспоминать о случаях или моментах, которые могли бы вывести ее из равновесия и состояния душевного покоя. Беседа должна носить успокаивающий характер, никаких споров или грубостей, повышенной интонации в голосе. Наташа, вы должны помочь матери обрести душевный покой, любое волнение ей противопоказано - помните об этом. - Хорошо,- согласилась девушка,- я буду вести себя так, чтобы мама не волновалась. - Вот это совсем другой разговор,- ободряюще произнес Василий Иванович. - Мне можно идти в палату? - Да, теперь уже можно. - Извините, Василий Иванович, но я не спросила ничего о пище, которую можно приносить маме. - На этот счет никаких запрещающих ограничений нет. Анастасия Петровна может есть практически все, что пожелает, но, конечно, в разумных количествах. Так что кормите свою матушку разнообразной пищей, но предпочтение следует отдавать высокобелковым продуктам и конечно фруктам. - Спасибо, Василий Иванович, мне все понятно. - А если понятно, то в добрый час,- и врач указал рукой на дверь палаты в которой лежала Анастасия Петровна. Наташа решительно направилась в указанном направлении и предчувствуя скорую встречу с матерью постучала в дверь. Из палаты послышалось негромкое: - Да-да, войдите. Приоткрыв дверь Наташа спросила: - Можно войти? - Да, входите,- услышала она в ответ и узнала голос матери.
