Лори Кинг - Элементарно, Ватсон!
У нас есть дело, и я буду помогать!
В любом случае надо развить тему.
Мы отправились в деловой район, в старый ресторан на Пятой авеню, «Клаб Пэрис», где встретили древнего пердуна по имени Макс. Он патрульный на пенсии (вот ссылка на веб-сайт Патрульных Аляски) — то есть взаправду пенсионер. Такой морщинистый, будто сел во время стирки, а потом неделю провалялся в сушилке. Он совсем хилый, ходит с палочкой, но мозги у него работают не хуже, чем у Кейт, и он большой спец по части мартини. Официантка, крошка по имени Бренда, звала старикана по имени, и стоило его стакану опустеть хотя бы наполовину, как она тут как тут с новой порцией. Когда Кейт заказала диетическую 7UP, Бренда так на нее посмотрела. Думаю, настоящие женщины пьют мартини.
Лучший сандвич со стейком из всех, что я пробовал. Посреди трапезы Макс сказал:
— На прошлой неделе я слышал загадочную историю. О внуке одного из старых товарищей из Ред-Нан.
— Ред-Нан? — переспросила Кейт.
Макс кивнул.
— Да, последняя деревня на Кануяке, прежде чем упрешься в Залив. Потому я о нем и вспомнил.
— Как его зовут?
— Тоутмофф.
— Который?
— Гилберт.
Кейт подцепила вилкой большой кусок нью-йоркского стрип-стейка и с минуту жевала, закрыв глаза. Проглотила, открыла глаза и сказала:
— Внук шефа Иванса.
Макс кивнул.
— Что с ним стряслось?
— Его похитили.
Кейт даже жевать перестала.
— Что?
Макс снова кивнул. Открылась дверь — я ощутил затылком холодный ветерок, а Матт навострил уши.
— Но пусть он сам тебе расскажет свою историю. Гилберт, с Кейт Шугак ты уже знаком.
Гилберт Тоутмофф оказался невысоким и коренастым, со стриженными «под горшок» темными волосами и большими карими глазами, как у коровы. От него пахло древесным дымом, бензином и дубленой лосиной кожей. У него был такой низкий голос, что мне пришлось податься вперед, чтобы его расслышать. Он говорил с небольшим акцентом, напомнив мне наших тетушек, когда они строят из себя коренную народность перед каким-нибудь приезжим, который им не нравится. Вырос в деревне, однозначно.
Макс был прав. История Тоутмоффа оказалась загадочной.
Он приехал в город, чтобы посетить «Костко», через неделю после того как Перманентный фонд выплатил дивиденды (http://www.pfd.state.ak.us/), на той неделе, когда проходил съезд Федерации коренного населения Аляски (http://www.nativefederation.org/convention/index.php). Перевез свой пикап на пароме из Кордовы, где зимует, в Уиттиер, а оттуда двинулся в Анкоридж.
— Встретил кузенов из Татитлика, и мы отправились на съезд ФКНА и провели там вторую половину дня. А вечером поехали в «Сноу болл» проведать старых подружек. — Кейт ухмыльнулась, Макс рассмеялся, а Тоутмофф покраснел. — Но там было скучно, и мой кузен Филип предложил отправиться куда-нибудь еще.
— Куда? — спросила Кейт.
Не поднимая глаз, Гилберт что-то пробормотал.
— Куда? — повторила она.
— «Буш компани». — Он по-прежнему не смотрел на нее. И замолчал.
Думаю, ему было стыдно говорить женщине, что он ходил в стрип-клуб, особенно коренной жительнице, особенно коренной жительнице старше себя.
Подошла Бренда и уставилась на нас пустыми глазами, но Макс подмигнул ей, и она ушла, а вернулась с очередной порцией мартини. Третьей. Или четвертой.
Тоутмофф сказал, что они с кузенами много выпили и в итоге еще до полуночи спустили на алкоголь и стриптиз все свои ПФД. То есть напрямую он ничего этого, конечно, не сказал, но молчание коренного жителя бывает очень красноречивым.
Они уже собирались уходить, когда появились двое знакомых парней.
— Каких парней? — спросила Кейт.
— Они были на съезде, — ответил Тоутмофф. — Не коренные, болтались на ярмарке ремесел. Один из них искал костяную доску для криббиджа для своей матери. Мы разговорились. Они спросили, из какого мы племени, а когда услышали, что эяк, заинтересовались.
Итак, эти двое парней подсели к ним за столик в «Буш компани» и предложили угостить их выпивкой. Одна порция вылилась в две, а может, и больше. Тоутмофф понятия не имел, сколько было времени, когда он отправился в сортир. Но стоило ему выйти за дверь, как кто-то сильно ударил его несколько раз, а пока он пытался очухаться, накинул ему на голову одеяло или мешок, выволок на улицу и засунул в багажник.
— Я то врубался, то вырубался, — сказал он. — Чувствовал себя ужасно. Мы ехали минут пятнадцать. А может, и больше. Следующее, что я помню, это как машина остановилась, меня вытащили из багажника и запихнули в самолет.
— В какой самолет? — поинтересовался я. Тоутмофф снова замолчал. Кейт нахмурилась. Макс сказал: «Заткнись, парень», — и даже Матт неодобрительно посмотрел на меня. Я почувствовал, как краснеют уши, и нам пришлось ждать, пока Тоутмофф снова заговорит.
— Мы летели около часа, — продолжил он. — Наверное. У меня страшно болела голова, и я заблевал изнутри все одеяло. Они жутко ругались, а потом один снова ударил меня, и я вырубился. Включился, только когда мы сели. Меня вытащили из самолета, привели в хижину и сняли одеяло. Это были два белых парня со съезда, которые объявились в баре.
Бревенчатая хижина состояла из одной комнаты.
— Выглядела очень старой, — сказал Тоутмофф. — Ветер свистел в щелях, откуда выпал уплотнитель.
Там была дровяная печь, стол — кусок фанеры на козлах, несколько разномастных стульев и лежанка в углу.
На лежанке обнаружился старик — очень старый коренной житель, истощенный и в синяках.
Все то время, что Тоутмофф рассказывал свою историю, Кейт сидела не шелохнувшись, уставившись в свою тарелку. Я уже видел ее такой. Это фишка коренных жителей — когда ты не смотришь на человека, который с тобой говорит, но будто слушаешь его каждой клеточкой своего тела.
Старик был привязан к лежанке. Младший из похитителей принес стул, а старший заставил Тоутмоффа сесть. «Спроси, подпишет ли он бумаги», — приказал старший.
— Я не понял, что он имеет в виду, — сказал Тоутмофф. — Я плохо соображал, а потому промолчал. Он ударил меня, сбросил со стула. Когда звон в ушах поутих, я услышал, как старик что-то сказал. На эяк.
Кейт как будто вздохнула и слегка обмякла на стуле.
— Они снова усадили меня, и на этот раз бил младший, — продолжал Тотумофф. — «Скажи ему подписать бумаги», — приказал он.
Затем вновь замолчал на некоторое время.
— Я боялся. Они хотели, чтобы я поговорил со стариком на эяк. Но они понятия не имели, что носителей эяк не осталось. Когда умерла моя бабушка, язык умер вместе с ней. Я знаю, как он звучит, но сам умею разве что ругаться на нем.
Как рассказала мне позже Кейт, эяк — это язык коренного населения Аляски с востока Кордовы и запада Якутата. С юга его вытеснили тлингиты, с севера — атабаски, с запада — алеуты, и Кейт говорит, что после прихода белых взрослые заставляли детей учить английский, чтобы у них не возникало проблем, когда вырастут. Когда детей отправляли в школы БДИ (http://en/wikipedia.org.wiki/Bureau of Indian Affairs) в Ситке и на «Большой земле»[67], там их иногда даже били, если они говорили не по-английски. Поэтому носителей эяк почти не осталось, за исключением разве что нескольких стариков.
Вроде того деда в хижине.
— Они проделали такой путь, потратили кучу бензина, чтобы привезти меня, — сказал Тоутмофф. — Пойми они, что я не говорю на эяк, вполне могли бы меня прикончить.
Он снова замолк. Я уже начал привыкать к его паузам. В них был свой ритм, он словно выпускал некоторое количество слов, а потом останавливался, чтобы подзарядиться. Чем страшнее становилась история, тем ужаснее делалась его речь.
— Старик догадался первым. Начал сигналить мне за их спинами. Я думаю, вдруг он и по-английски знает. Такие он бросал на меня взгляды. Они снова мне врезали, ну я и говорю те слова, что знаю. Мокрый снег. Сухой снег. Метель. Медведь. Волк. Рыба. Бобер. Сиська.
Думаю, последнее он говорить не собирался, потому что тут же снова покраснел.
— Я перемешал их и выдавал в разном порядке, чтобы они решили, будто это целые фразы. Они твердили, чтобы я сказал ему подписать бумаги. Младший вытащил пачку и помахал перед его носом. Думаю, старик притворялся, что он слабее, чем на самом деле. Так вот, он тряс головой и стонал. — Тут Тоутмофф впервые за все время улыбнулся. — За те из его слов, что я понял, мамка вымыла бы мне рот с мылом. — Он пожал плечами. — Только они-то все равно ничего не поняли.
Пауза.
— Думаю, я провел там день и ночь. Окна были закрыты. Мне показалось, очень долго. — Пауза. — Один раз, когда младший вышел, а старший топил печь, старик что-то мне прошептал.
Мы ждали. Кейт снова замерла. Не уверен, замечала ли она нас с Максом и Маттом хотя бы краем глаза, так она сосредоточилась на словах Тоутмоффа.
