Анна Малышева - Зеркало смерти
– А Егорка? – возмущалась она. – Что он-то завелся? Вышвырнула его Анютка и правильно сделала. Не ей выходить за этого поганого…
– Да уж, – спокойно, даже излишне спокойно, ответил муж.
– Правда? – обрадовалась она. – Вот он на нас и обозлился после этого. Наверное, решил, что мы ее отговорили. Ах он, сволочь! Чтобы ты завтра же к нему сходил и по шее надавал!
Сергей Аристархович как-то странно взглянул на супругу. Да, в молодости он несколько раз выполнял такие указания. Ходил и давал по шее, кому нужно. Силой его Бог не обделил. Елена Юрьевна управляла семьей как полновластная хозяйка, и ей даже в голову не приходило, что кто-то может ее ослушаться, что время проходит, и они с мужем не становятся от этого ни умнее, ни сильнее.
– И чтобы сказал, пусть идет к следователю, возьмет свои слова обратно! Что ему в голову пришло, гаду!
– Думаешь, он ничего не видел? – все так же странно, заторможенно откликнулся муж.
– А что он мог видеть? Что Димочка ходил к этой?
Они встретились взглядами, и Елена Юрьевна едва не отвела глаза. Она назвала Анюту «этой», что подразумевало женщину легкого поведения. В ее понимании, любая женщина, за которой ухаживал сын, моментально становилась «этой», потому что тем самым отнимала его у матери. Елена Юрьевна полагала про себя, что не будь «этих», сын бы жил при ней, и дела бы у него шли куда лучше…
– Ты это зря, – веско выговорил супруг. – Я ведь… Тоже видел.
Слабо шипел на плите закипающий чайник. Оконное стекло бесшумно ласкали лучи заходящего солнца, визгливо бился в углу заблудившийся комар.
– Ты видел его? – раздельно вымолвила жена.
– Видел.
– Он к ней ходил?
– В марте, – так же неторопливо отвечал Сергей Аристархович. – Я вышел на участок посмотреть, что и как, а тут он. Уже темнело, я сперва его не узнал. А потом она дверь открыла, свет упал, и я увидел…
– Да ты ошибся!
– Нет. Это был Димка.
И снова тишина. Женщина оцепенело смотрела в окно.
– Ходил он к ней, я тоже мог бы подтвердить, – прошептал Сергей Аристархович. – Я не раз видел.
– Почему же ты мне ничего не сказал?
– Не знаю.
Но знал он, и знала она – Сергей Аристархович всегда экономил слова, тем самым обеспечивая себе семейный уют и душевный покой.
– Ты что, не понимал, что я должна была знать? – Женщина встала и машинально выключила чайник, который уже плевался кипятком. – Дурак!
– Знаешь, Лена, – все так же спокойно проговорил он, – если ты еще раз так меня назовешь, я тебя побью.
– Что?!
Но, увидев его глаза, женщина осеклась. Она поняла, что муж не шутит. Да и когда он с ней шутил? А она с ним? Когда он осмеливался сказать что-то поперек? «Побьет, – поняла вдруг она. – И потом еще раз побьет!»
Среди ее знакомых (подруг у Елены Юрьевны, благодаря ее деспотичному характеру, не было) встречалось много таких, которых мужья били. Они жаловались, плакались, но как будто даже немножко гордились своей участью. Бьет, значит, любит – эта старая, жестокая пословица глубоко вошла в любую женскую душу с самых древних времен. Даже самая образованная женщина не может противостоять этому первобытному закону. Ты моя женщина, моя скотина – так вот тебе, получай!
Были и такие, которые сами били мужей. Почему-то эти жаловались куда больше – они несчастные, мужья у них – придурки, скоты, пьяницы, за это и получают… Но этих не жалели. Над ними смеялись потихоньку, и все.
Елена Юрьевна не относилась ни к тем, ни к другим. Била она только детей, да и то, для их же пользы, как сама полагала. Поднять руку на мужа? Это было бы для нее позором. Но чтобы муж поднял на нее руку?! Это уже катастрофа, это конец всему!
– Ты с ума сошел, – еле слышно сказала она. – Не первый год вместе живем, а ты вдруг…
– Ничего не вдруг. Давно хотел, – мрачно, с озлоблением заявил Сергей Аристархович.
– Думай, что говоришь!
– Сто раз думал. Вот что, Лена, – теперь он как будто забыл прежнее, ласкательное имя, которым пользовался в минуты крайнего унижения. – Я тебя долго слушал, теперь ты меня послушай. Может, из нас двоих глупее – ты.
Елена Юрьевна даже захлебнулась, но смолчала. Она поняла, что возражать не время, можно только навредить. Именно за этот цепкий, чисто крестьянский ум и уважал ее супруг, да и все соседи.
– Наш сынок туда ходил, – продолжал Сергей Аристархович. Он удивительно преобразился – даже показалось, что стал выше ростом и шире в плечах. – С этим уже ничего не поделаешь. И Лариска видела, и Егор. А может быть, кто-то еще видел, так что людям рот не заткнешь. Сама должна понимать.
– Но почему? – простонала она, пугливо поглядывая на мужа. – Почему мне никто не сказал?
– Да потому не сказали, что ты на всех как собака кидаешься, тебе на язык не попадайся! Тут же всех с грязью смешала – и Лариска у тебя алкоголичка, и Егор – паршивый! Не хуже нас с тобой будут!
– Да они…
– Молчать!
Еще никогда в этом доме не произносилось ничего более крамольного. Елена Юрьевна зажала рот рукой и уставилась на мужа.
– Вот что я тебе скажу, – он как будто не замечал произведенного эффекта. – Я сразу понял, что у них там делается что-то неладное, только сам не верил. Потому и тебе ничего не сказал. Мало ли зачем заходят к соседям…
– Правда, – униженно подтвердила она. – Следователь тоже должен это понимать!
– Молчи!
Она осеклась.
– Но тут дело нечисто. Встречались у Татьяны… Это чтобы у нас перед глазами не мелькать. Я верю этому. Молчи! – прикрикнул он снова, хотя жена вовсе и не думала возражать. Елена Юрьевна была ошеломлена настолько, что даже слова вымолвить не могла. – Потом Аня с собой покончила, а Татьяну убили.
– Но…
– Чтоб тебя! – Он с размаху ударил ребром ладони по столу и сам поморщился от боли. – Когда ты поймешь, что наш обормот ко всему причастен! Где он живет, стервец?! Шкуру с него спущу! И с тебя тоже! Молчать! Молчать! Вырастила убийцу!
Елена Юрьевна вскочила, кинулась было к дверям, но тут почувствовала то, что всегда казалось ей невероятным, немыслимым…. Страшным.
Муж ударил ее – ни за что ни про что. Даже не за то, что говорила, а за то, что попалась под руку. Она обернулась, и ее посеревшее, замершее лицо разом постарело на десять лет.
Глава 16
Муж требовал, чтобы Наташа говорила как можно меньше. Она отвечала ему долгим, пристальным взглядом. За минувшие два дня они ссорились часто, как никогда раньше. Павел то и дело заводил речь о продаже дома и о том, как бы на этом не прогадать. Одна эта тема бесила ее невыносимо, но она молчала. И вот ее вызвали для дачи показаний.
– Опять едешь, опять я остался с ребенком на руках, опять моя мать будет все на себе тащить! – возмущался Павел. – Погоди, а если я справку достану, что ты больна?
– Не стоит, – она кое-как, почти не глядя, упаковала в сумку белье и косметику. – Все равно придется объясняться.
– В доме не живи, – поучал он жену уже у порога. – Ты слушаешь меня, слышишь? Живи у своей подружки, как ее там…
– Женька.
– Вот у нее!
Она повесила сумку на плечо и обернулась к сыну. Тот тоже провожал мать и, по обыкновению, молчал. Последние дни он был невесел, и даже несколько раз просыпался среди ночи, чего за ним прежде не водилось. А днем Наташа ловила на себе его тревожные, вопросительные взгляды. Ее мучило, что на мальчика так подействовал разлад между родителями. Это было первое настоящее горе в его жизни, а он еще и высказать его толком не мог.
– Хорошо, – сказала она, целуя сына. – Ванька, будь молодцом. Ты уже здоровый такой, так что не скучай без меня.
Сын уставился в пол и вдруг неожиданно, совсем не по-мужски разревелся. Родители невольно заулыбались.
– Ну и выдержка, – смеялась Наташа. – А мы тебя еще хвалили – никогда не плачет!
– Я тебе компоту дам, – пообещал отец. – Идем!
– Ма-ам… – плакал Ваня. – Н-ну ма-ма…
Наташа торопливо закрыла за собой дверь.
Жить ей у подруги или в своем доме? Она и сама не знала, как поступит. Да и стоит ли об этом думать? Какие она может дать показания, сколько времени это займет? Может, она вернется тем же вечером?
Следователь принял ее немедленно – она даже удивилась, как легко и просто к нему попала. Поставила сумку на пол, приготовилась отвечать на любые вопросы касательно Татьяны…
Но ее спросили о Дмитрии Дубинине, сыне соседей. Что она может о нем сказать?
– О Дмитрии? – удивилась Наташа. Ее сбили с толку, и она разом растеряла все заготовленные мысли. – Да я его и не помню. Я уехала в Москву, когда мне было восемнадцать, а он был еще младше… С тех пор не видела. Вот вы мне сейчас имя напомнили.
Об этом парне у нее были самые смутные воспоминания. Она была старше его на пару лет, и в ту пору такая разница в возрасте исключала всякое общение между подростками. Наташа рядом с ним выглядела бы перестарком. Она вообще мало интересовалась парнями, редко танцевала, не любила пустой треп, пиво, не курила, а если смеялась, то негромко, будто про себя. Все это не делало ее душой компаний. А Дмитрий, как ей смутно припоминалось, именно любил шумные компании, заседавшие обычно где-то в гаражах. Его старших сестер она знала куда лучше, хотя тоже мимоходом. По-настоящему она была близка только с Еленой Юрьевной.
