Энтони Горовиц - Мориарти
— Что вам от меня нужно?
— Вы хотели забрать у меня мою организацию. Теперь я заберу у вас вашу. Вы не оставили мне выбора, потому что, благодаря вам, мне в Англии больше делать нечего. Поэтому мне нужны имена всех ваших подельников в Америке, всех, с кем вы работали… уличных преступников, их хозяев. Вы мне расскажете всё, что знаете о подкупленных политиках, юристах, судьях, журналистах, полицейских — и об агентстве Пинкертона. Англия для меня на некоторое время закрыта, а вот Америка — нет. Новый свет! Моё возрождение произойдёт именно там. Нам предстоит долгий путь. К его завершению вы расскажете всё, что мне надо знать.
— Вы просто… дьявол!
— Нет. Всего лишь преступник. Раньше мне казалось, что это — разные вещи… Пока я не встретил вас.
— Пора? — спросил Перри.
Я кивнул.
— Да, Перри. Это печальное зрелище мне наскучило.
Перри радостно накинулся на Деверо, завязал ему глаза повязкой, заткнул кляпом рот, потом затолкал в сундук и закрыл крышку. Я тем временем обратился к Морану.
— Надеюсь, вы поедете с нами, полковник, — сказал я. — Я знаю, что о стране, в которую мы собираемся, вы не слишком высокого мнения, но ваши услуги мне всё равно понадобятся.
— Вы будете за них платить?
— Разумеется.
— Если я работаю за границей, мой гонорар удваивается.
— Ваши услуги стоят того.
Моран кивнул.
— Я приеду к вам через месяц-другой. До этого я намерен посетить Индию. Мангровые леса Сундарбана. Говорят, в это время года там много бенгальских тигров. Вы мне обо всём сообщите обычным путём? Как вернусь, буду ждать от вас вестей.
— Отлично.
Мы пожали друг другу руки. Затем втроём подняли сундук, теперь надёжно закрытый, и положили его в экипаж. Мы с Перри забрались наверх, он взял поводья, и повозка наша покатила вниз по холму, в направлении Темзы. Ярко светило солнце. Ноздри щекотал запах лугов, которые были здесь повсюду, и на время я позабыл о преступлениях, о триумфальных победах, наверняка ждавших меня в Америке. Мысли потекли в другом направлении. По необъяснимой причине я сосредоточился на чём-то совершенно ином. Я прикидывал, как можно решить уравнение Кортевега-Де Фриза — математическая модель, которая давно будоражила моё воображение, но до которой не доходили руки.
Мы тряслись по травяным кочкам и наконец выехали на дорогу. Рядом со мной ликовал Перри. Наш гость смиренно лежал в сундуке. Впереди кристальной голубизной среди нежной зелени деревьев извивалась река. К ней я и направил лошадей, прокручивая в голове переменные величины уравнения — х, t и ø.
ТРИ МОНАРХИНИ
Рассказ
У меня никогда не возникало желания много писать о моих собственных делах, потому что я прекрасно понимаю: читающей публике я интересен лишь в связи с длительным и близким знакомством с мистером Шерлоком Холмсом, с предоставившейся мне возможностью лично наблюдать за его дедуктивной техникой. Скажу честно, мне нередко приходит в голову простая мысль: не встреться мы по воле случая, когда я искал недорогое жильё в Лондоне, я просто следовал бы избранной профессии доктора и, вполне возможно, никогда бы не поднёс перо к бумаге.
В то же время некоторые стороны моей, если так можно выразиться, частной жизни, на этих страницах неизбежно появляются. Например, читателям известно о ранении, которое я получил в ходе решающего сражения в Майване и о том, как оно мне нередко мешало при исполнении профессиональных обязанностей. Наверное, я имел основания упомянуть моего старшего брата, Генри, который разочаровал всех, с кем соприкасался в жизни, включая себя самого, пристрастился к спиртному и умер молодым. Встречались и более светлые ноты — мой брак с мисс Мэри Морган, как её звали во время нашего знакомства, подробно описан, как минимум, в одном из рассказов, потому что мы никогда бы не встретились, не окажись она клиенткой Шерлока Холмса. Я полюбил её с первой встречи и не пытался скрыть этот факт от читателей — да и с какой стати? Вскоре мы поженились, и, хотя нашему союзу не суждено было продлиться долго, мы были очень близки, насколько могут быть близки мужчина и женщина.
Мы поселились на тихой улочке неподалёку от Паддингтонского вокзала: возможно, это не самый изысканный район Лондона, но для моего возвращения к врачебной практике очень подходящий. Дом был достойный, с большой и наполненной воздухом комнатой для консультаций на уровне улицы и ещё двумя этажами, которые моя новая жена украсила с присущими ей скромностью и вкусом. Но должен признаться: оказавшись в лоне домашнего уюта, когда всё находится на своих местах и полностью соответствует потребностям, я, тем не менее, поначалу ощущал некоторое неудобство, которое трудно поддаётся описанию. Даже служанка, аккуратная маленькая особа, кажется, взявшая себе за правило не попадаться мне на глаза, вызывала во мне смутное чувство тревоги. Это было странное чувство. Я был совершенно счастлив и в то же время что-то меня беспокоило, мне чего-то не хватало, хотя я не мог сказать, что именно.
Даже как-то неловко признаваться, что я так долго не мог выявить причину своего беспокойства. Разумеется, долгие месяцы жизни в доме 221-б на Бейкер-стрит оставили свой отпечаток. Я просто скучал по тем комнатам. Да, я часто жаловался на жуткие привычки Холмса; его нежелание выбросить хотя бы один документ, в итоге все поверхности были завалены теми или иными бумагами, его крайняя неопрятность со своими сигарами, которые он бросал в ведёрко для угля, разбросанные по столику для завтрака пробирки и фляжки, пули, разложенные рядком на подоконнике, табак, хранимый в персидском тапке. И вот теперь этих мелких раздражителей мне не хватало. Сколько раз мне приходилось засыпать под звуки холмсовской «страдиварии», вставать, чуя запах его первой утренней трубки? А беспорядочная череда посетителей, проложивших дорожку к нашей двери, — великий герцог из Богемии, машинистка, школьный учитель и, конечно же, издёрганный инспектор Скотленд-Ярда.
В год после моей свадьбы мы с Холмсом встречались редко. Пожалуй, я намеренно не искал этих встреч — чувствовал нутром, что мою новую жену сильно огорчит, если я буду тосковать по жизни, которая осталась в прошлом. Признаюсь, меня заботило и другое: а вдруг Холмс тоже изменит свою жизнь? Мне претила мысль о том, что Холмс возьмёт на моё место другого постояльца… его финансовое положение подобных неудобств уже не требовало, но мало ли? Я никогда не говорил об этом вслух, однако моя дорогая Мэри знала меня лучше, чем мне казалось, и как-то вечером, оторвавшись от шитья, она сказала:
— Тебе надо навестить мистера Холмса.
— Что это ты вдруг о нём вспомнила? — спросил я.
— Ты заставил! — засмеялась она. — Вижу, ты только что о нём думал. Не отрицай! Ты только что смотрел на ящик, где лежит твой служебный револьвер, расплывшись в улыбке, — явно вспомнил какое-то ваше совместное приключение.
— Дорогая, ты настоящий детектив. Холмс может тобой гордиться.
— Он, не сомневаюсь, будет счастлив тебя видеть. Навести его завтра.
Уговаривать меня не пришлось, и, приняв на следующий день нескольких пациентов, я отправился в путь, чтобы попасть на место ко времени чаепития. Лето восемьдесят девятого года выдалось особенно тёплым, и я приближался к Бейкер-стрит под безжалостными лучами солнца. Подходя к моему прежнему жилищу, я с удивлением услышал музыку и вскоре наткнулся на небольшую толпу — в центре круга танцевала и развлекала публику собачка, а её хозяин подыгрывал ей на трубе. Таких бродячих артистов в столице водилось немало, хотя этот забрался от вокзала довольно далеко. Мне даже пришлось сойти с тротуара, чтобы в итоге оказаться у знакомой двери, где меня встретил одетый по форме слуга и провёл наверх.
Шерлок Холмс томился в кресле, жалюзи полузакрыты, лоб прикрывала доходившая почти до глаз тень. Он был явно рад меня видеть — встретил так, будто ничего не изменилось, будто я никуда с Бейкер-стрит не съезжал. С лёгким сожалением я обнаружил, что он не один. Моё кресло по другую сторону камина занимал крепко сбитый вспотевший человек, в котором я тут же опознал инспектора Скотленд-Ярда Этелни Джонса, детектива, чьи неверные посылки и последующие действия стали предметом раздражения и насмешек, когда мы расследовали убийство Бартоломью Шолто в Пондишери-Лодж. Увидев меня, он подскочил со стула, намереваясь уйти, но Холмс тут же его остановил.
— Вы выбрали самое подходящее время для визита, мой дорогой Ватсон, — сказал он. — Не сомневаюсь, что нашего друга инспектора Джонса вы хорошо помните. Он пришёл за несколько минут до вас и как раз собирался проконсультироваться со мной по исключительно деликатному делу, как он меня заверил.
— Я очень рад, что пришлось обратиться к вам снова, если, конечно, это уместно, — сказал Джонс с лёгким колебанием в голосе.
