Ольга Володарская - Зов темной воды
Макияж Эллина нанесла на удивление быстро. Она-то думала, ничего не получится, ведь она потеряла весь навык, но руки не дрожали, и линии получались правильными и четкими. Тон тоже хорошо лег, хотя пудра уже спрессовалась в один комок, и Эллине пришлось разбивать ее ключом, вытащенным из замочной скважины ящичка. А вот что делать с волосами, Графиня не знала. Красить их было нечем. Можно, конечно, в магазин за басмой сходить, но покидать квартиру у нее не было никакого желания. В итоге Эллина решила повязать голову платком, соорудив из него чалму. Когда-то давно, в прошлой жизни, ей это удивительно шло.
– Эллина Александровна! – донесся из-за двери голос соседки Кузнецовой, приехавшей с дачи за какими-то вещами. – Я вам ключ на зеркале в прихожей оставлю, когда уйду, хорошо?
Шурку она тоже ответом не удостоила: держала во рту шпильки, и разжимать губы лишь для того, чтобы ответить какой-то там соседке, Графиня не считала нужным.
– Вот ведьма, – тихо выругалась Шурка и отошла от двери.
Эллина тем временем повязала чалму и встала из-за стола. Ей оставалось только одеться. Она подошла к шкафу. Вещей Эллина в последние годы практически не покупала. Разве что пару кофт да тройку платьев, которые носила до тех пор, пока они не приходили в негодность. Сегодня же она решила нарядиться. Распахнув дверцу шкафа, она окинула взглядом ряд плечиков, на которых были развешаны роскошные наряды, в коих она щеголяла в былые времена. Все они прекрасно сохранились и, хоть и вышли из моды, смотрелись изумительно. Эллина замешкалась на миг, не зная, что выбрать, но тут взгляд ее упал на длинное платье-халат с развевающимися рукавами. Его она надевала по утрам в тех случаях, когда проводила ночь с мужчиной. Оборки манжет отлично скрывали руки, длинные полы маскировали щиколотки. В нем она была неотразимой!
Эллина решительно стянула наряд с вешалки и облачилась в него. С той поры, как она надевала его в последний раз (за день до ареста, когда у нее ночевал Малыш), она сильно похудела, но все равно халат сел неплохо. Фасон позволял небольшой напуск. Но требовал каблуков. И Эллина сунула ноги в элегантные домашние туфельки. В довершение образа Эллина повесила на шею колье, в уши вдела свои любимые серьги каплевидной формы. Они так зазывно качались и поблескивали, что неизменно притягивали взгляды к шее, которой она до сих пор могла гордиться.
«Вот и все, – сказала своему отражению Эллина. – Я готова… Только к чему? Уж не к смерти ли?»
От этой мысли Эллина повеселела. За жизнь она давно не цеплялась, поэтому умирать было не страшно. Скорее наоборот! Другие боятся ада, но она живет в нем уже столько лет, что…
Эллина послала своему отражению воздушный поцелуй и вышла из комнаты. Она решила попить морса и перекусить. Не умирать же на голодный желудок!
– Эллиночка, – обрадовался ее появлению в кухне Андрон. – А я тут чайком балуюсь…
– Вижу, каким чайком, – поморщилась Графиня, уловив в воздухе запах дешевого портвейна. – Что за гадость ты вечно пьешь? Купил бы водки «Пшеничной», все лучше, чем эта бормотуха…
– Сбегать? – тут же встрепенулся Свирский. – Для тебя я… Даже коньяку могу…
Он задохнулся от переизбытка чувств. Но что самое удивительное – даже не заметил ее преображения. Эллина решила, что спьяну, а на самом деле для Андромедыча она всегда была юной и прекрасной, такой, какой он когда-то ее полюбил.
– Если хочешь сделать мне приятное, – сказала она сухо, – лучше оставь меня одну!
Радость с лица Андрона в один миг испарилась. Понурившись, он встал из-за стола и двинулся к выходу.
– И чашку за собой убери! – бросила ему вслед Эллина.
Свирский послушно вернулся, сграбастал со стола чашку и, залпом допив портвейн, поставил ее в мойку. Затем он покинул кухню, но проследовал не в свою комнату, а ушел из квартиры совсем. Эллина услышала, как хлопнула за ним дверь. Буквально через минуту раздался второй хлопок, это, по всей видимости, убралась Шурка Кузнецова. Порадовавшись тому, что ее больше никто не потревожит, Эллина достала из шкафчика печенье, налила морса из клюквы и пошла к себе. По коридору передвигалась осторожно, глядя под ноги, чтобы не споткнуться о строительный мусор. Поэтому она не сразу заметила, что в прихожей кто-то есть…
– Здравствуй, – услышала Эллина и вздрогнула всем телом. Стакан выпал из ее руки и разбился, брызнув в разные стороны осколками стекла и красными ягодами клюквы. – Извини, что испугал…
Эллина подняла глаза и посмотрела на незваного гостя с надеждой. Ей хотелось, чтобы она ошиблась, узнав по голосу Малыша. Но нет. Это был именно он! Все тот же Малыш, которого она помнила, несмотря на то что все годы замарывала его образ черным дегтем, только сильно повзрослевший. Именно повзрослевший, а не постаревший, потому что выглядел он прекрасно, был так же строен и гладколиц, как когда-то, но стал гораздо солиднее и как будто благороднее. Мальчишеского обаяния в нем осталось мало, зато появилась породистость, делавшая его еще более привлекательным.
– Здравствуй, – поздоровался с ней Малыш. – Могу я поговорить с тобой?
– Нам не о чем разговаривать, – отрезала Эллина ледяным тоном. Внутри у нее все клокотало, но она умудрилась сохранить спокойствие.
– Пожалуйста, выслушай меня…
Графиня молча повернулась и прошла к себе. Егор, хоть его и не пригласили, последовал за ней. В руках он держал какую-то папку. Войдя в комнату, Егор протянул ее Эллине со словами:
– Я хочу показать тебе это!
Она упрямо тряхнула головой.
– Не будь ребенком, – сердито буркнул он. – Я пришел к тебе, чтобы поставить точку в нашей истории…
– Ты ее поставил в 1946 году, когда написал на меня донос.
– Эллина, милая, да пойми ты наконец, что я вынужден был так поступить, – взмолился он. – Мишка взял меня за горло… И потом… Я же тебе говорил, что он клялся мне, будто с тобой ничего плохого не случится…
– Я прекрасно помню все, что ты говорил, – оборвала она его. – Да только тебя это не оправдывает. Я знаю одно – ты меня предал. Предал, чтобы спасти свою шкуру! – Эллина, почувствовав, что начинает терять над собой контроль, сделала глубокий вдох. Подержав воздух в легких, она выдохнула: – Все, остальное не имеет значения…
– Даже то, что я по-прежнему тебя люблю? – тихо спросил он.
– А это – тем более. Во-первых, потому, что сие неправда (ты можешь любить лишь себя), а во-вторых, мне все равно, как ты ко мне относишься, потому что Я тебя НЕНАВИЖУ. – Ее глаза полыхнули огнем. – Я прокляла тебя много лет назад. Тебя и твое отродье…
– Эллина, разве можно говорить так о своем сыне?
– Нет у меня сына, – яростно прошептала она.
– Есть, и он чудесный мальчик. Добрый и ласковый. А как он похож на тебя! У Саши твои глаза, твой нос и улыбка… – Он потянулся к карману своего роскошного кожаного пиджака. – Я принес его фотографию. Хочешь посмотреть?
– Нет, – закричала она и с силой стукнула его по руке. – Не желаю на него смотреть! И тебя видеть тоже не хочу! Убирайся!
Но он не уходил. Тогда решила уйти Эллина. Развернувшись на каблуках, она выбежала из комнаты. Попав в прихожую, схватила с полочки под зеркалом ключ, оставленный Шуркой, и подскочила к их двери. Отперев замок, она влетела в чужую комнату, но этим себя от общества Егора не избавила – оказалось, он шел за ней по пятам.
– Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь, – сказал он, взяв ее за плечи.
– Руки убери! – закричала она, брезгливо сбросив его ладони.
– Хорошо, хорошо, как скажешь… – Малыш обошел Эллину и встал к ней лицом. Он хотел заглянуть ей в глаза, но Графиня упорно отводила взгляд. Тогда Егор вздохнул обреченно и проговорил: – Называй меня как хочешь: предателем, сволочью, слабаком. Наверное, я заслуживаю эти эпитеты, но Дубцов еще хуже меня. Он просто монстр. Я все эти годы борюсь с желанием придушить его собственными руками. Правда, я по-своему ему отомстил… – Он усмехнулся. – Я соблазнил его тетеху жену. Да не просто уложил в койку, а довел до того, что она готова была за мной как собачка бегать. И бегала, пока мне не надоела… Сначала меня тешила мысль, что я обладаю женой своего врага, и я успокаивался, но не надолго… Желание уничтожить его возникало вновь!
– Точно слабак, – скривила губы Эллина. – Взял бы да уничтожил… Придушил, как мечтал… Если так ненавидишь… Или кишка тонка?
Малыша эти слова укололи, но он постарался сохранить спокойствие:
– У меня сын. Я не могу сесть в тюрьму, иначе он останется один… – Егор не сдержался и нанес ей ответный удар: – Матери-то у него нет! Даже в свидетельстве о рождении в этой графе прочерк стоит.
– Я не хочу об этом. Да и вообще ни о чем… С тобой! Так что заканчивай поскорее свою речь и выметайся!
– Ты помнишь фон Штайнберга? – спросил вдруг Малыш и тут же сам себя поправил: – Впрочем, о чем я? Конечно, помнишь, ведь именно из-за него ты была репрессирована…
