Мария Семенова - Дядя Лёша
— Я тебя не пущу в казино. — Вадим сжал зубы, на скулах заходили желваки. — По-моему, мы уже когда-то договорились. — Он встал за спиной Валерии и смотрел в глаза ее зеркальному отражению.
— Разумеется, я помню, — сказала она, обращаясь также к его отражению. — Но что мы будем делать, когда у нас кончатся деньги?
— Еще не кончились.
— Но это когда-нибудь случится… И довольно скоро.
Вадим отвернулся от жены и стал медленно ходить по комнате, заложив руки в карманы. Он и сам понимал, что бешеный выигрыш тает на глазах. Хотя вокруг появляется много красивых вещей, итальянская мебель, посуда, одежда, украшения… Но рано или поздно, и, пожалуй, действительно довольно скоро, деньги растают. И что тогда? Деньги от Спорткомитета? Раньше Вадиму их хватало, и он считал себя вполне обеспеченным, но теперь двести долларов уходит на одну лишь квартиру. А жена-красавица также стоит дорого.
Был, конечно, расчет на выигрыш на каком-нибудь особо престижном турнире, но вот плечо… Вадим никому не говорил об этом, даже Ник-Санычу, не ходил и к врачам, он и сам знал, что ему сейчас нужно. Покой. А где его взять этот покой, когда нужны деньги… Значит, надо играть…
«А если рука совсем откажет?» — метнулась неприятная мысль. Она временами появлялась. Вадим гнал ее от себя, но она с невероятным упорством возвращалась вновь и вновь: «А если я выйду из строя на полгода? На год? Что тогда?» Об этом можно было не спрашивать — будет катастрофа, финансовая яма.
Вот тогда придется искать работу, идти на поклон к этому Эдуардычу. Однако здравый смысл предательски нашептывал, что тогда он уже будет не нужен фонду «Здоровье России», потому что приглашение не повторят, если он окажется неудачником в спорте. «Или стоит согласиться?» — думал Вадим.
Вслух он ничего не сказал, а, чтобы скрыть свои колебания, отправился на кухню; Вид грязной посуды, которая настоящей горой возвышалась над раковиной, внезапно привел его в ярость. У них дома такого не бывало НИКОГДА. Он с раздражением рассматривал тефлоновые сковороды, уже поцарапанные ножами и вилками, на перепачканную японскую и немецкую посуду.
«Господи, неужели ради этого…» — подумал он и, вернувшись в комнату, сказал, не в силах уже сдерживаться:
— Ты когда-нибудь наконец помоешь посуду? Что за хлев! В свинарнике живешь, свинья и есть!
— Извини, у меня не было времени, — тихо сказала Валерия.
Она аккуратно сняла новую кофточку и отправилась на кухню. Вадим остался в комнате, прислушиваясь к шуму воды из крана и звону посуды. Он не ожидал, что Валерия окажется такой покладистой, и теперь ему стало стыдно. В конце концов, посуду мог помыть и он, ведь он тоже все утро проторчал дома.
Он постоял еще некоторое время, а затем решительно пошел на кухню.
— Лера, Лерочка, милая. Ну прости меня, дурака. Я был не прав. Ну давай я помою посуду.
— Тогда лучше вытирай, — деловым тоном заметила Валерия, и Вадим послушно взял в руки посудное полотенце. — Но вот когда я пойду на работу. — начала Валерия.
— Об этом не может быть и речи! — воскликнул Вадим. — Ни слова больше. — Он помолчал. — Я сам позвоню Эдуардычу и выясню, что там у него и как… Ну и… Во всяком случае, я ничего не обещаю.
Валерия положила последнюю вымытую тарелку на стоя и приблизилась к Вадиму:
— Милый, котик, до чего я тебя люблю!
Схватка была выиграна.
Теннис для глухих
Гриша Проценко был простым парнем, и мысли у него были самые простые.
«Надо спасать девчонку, — думал он. — Надо ее вытащить».
И он спасал и вытаскивал, а именно: ходил к ней в больницу, носил бананы и ягоды, а однажды купил на Сытном рынке молодой картошки, отварил и принес — с укропом и солеными огурчиками.
Несколько раз с ним приходил и Саша Лоскутков, а когда Лидии стало лучше, пришел Дубинин. Они узнали много подробностей из частной жизни Антона Чеботаревича, но, куда он пропал и где скрывается, оставалось неизвестным. Лидия об этом знала не больше, чем все остальные.
Поставить больного человека на ноги — задача не из простых в наше время. К счастью, Гриша был хорошим теннисистом — не выдающимся, а просто очень хорошим. Но получал кое-что от Спорткомитета, а взявшись за частные уроки, стал совсем неплохо зарабатывать, и ему оказалось нетрудно подмазать где надо и перевести Лидию из одной больницы, куда свозили со всего города взятых на улицах по «скорой» и относились к ним соответственно, в наркологическую клинику, знаменитую тем, что там использовались программы психологической помощи наркоманам, о чем даже писали в газетах,
Гриша даже добился того, что врач, который вел Лидию, встретился не только с ее родителями, но и с ним, хотя он и был ей на самом деле никто,
— Здесь мы снимем физиологическую зависимость, — сказал ему врач, — Главное начнется за стенами больницы. Она должна увлечься чем-то, у нее должны появиться какие-то новые интересы, а иначе, — он махнул рукой, — все лечение окажется впустую.
Гриша долго ломал голову, чем бы таким он мог заинтересовать Лидию. И вдруг ему в голову пришла идея, показавшаяся блестящей. Поэтому в воскресенье он пришел к ней в больницу и, вручив ей очередной мешок с овощами и фруктами, с ходу спросил:
— Слушай, Лид, а твои глухонемые, они спортом-то занимаются? Есть у них физкультура?
— А ты как думаешь? — язвительно осведомилась Лидия, давно принявшая с Гришей такой тон: подкалывания-подтрунивания. — Думаешь, раз они глухие, они уже инвалиды без рук и ног? Конечно, у них есть своя физкультура.
— Так вот я чего подумал, — деловым тоном начал излагать Гриша. — Вот взять меня. Я тоже ведь могу, например, организовать для них специальную теннисную секцию. Команды надо подавать светом, свистка же они не услышат. Это все можно организовать. Достать ракетки — это не проблема. И время можно найти для всех удобное. Знаешь, теннис — это ведь так классно! Им понравится. Вот такой у меня план — конкретный.
Гриша смотрел на Лидию и видел, что в ее глазах зажегся интерес. И если бы сейчас ее могла увидеть Кристина, она бы сразу поняла — у Лидии начинается новое увлечение. Теннис для глухих.
— Но сначала тебе надо как следует подлечиться, — наставительно сказал Гриша. Глаза у Лидии погасли.
— Ничего не получится, — сказала она. — Из института меня все равно отчислят. Я же сессию не сдавала.
— Я им отчислю! — Гриша закричал так громко. что на него стали оглядываться другие посетители. — Не отчислят! Я им такой скандал закачу, я до Собчака дойду. Тут врачи стараются, реабилитируют людей, а они будут отчислять. Не беспокойся, — уже тише сказал он. — Я завтра пойду в деканат, или куда там надо ходить. Пусть экзамены перенесут на осень или академку дают.
— Кто ж тебя послушает! — засмеялась Лидия, представив себе, как Гриша появляется в деканате в своем зеленом пиджаке. — Там знаешь какие тетки сидят!
— Послушают, вот увидишь. — Гриша провел рукой по ежику на голове и самодовольно добавил: — Я с тетками умею. Тетки — это как раз моя специальность. Особенно такие, как там.
— Ты же не знаешь какие.
— А вот схожу погляжу и узнаю. Да ты ешь клубнику-то, — спохватился он. — А то, вишь, помнется вся.
— Спасибо, — сказала Лидия.
Гриша молча смотрел, как она ест, а потом вдруг приосанился, выпрямился на стуле и сказал:
— Ну, в общем, так. Я все обдумал. Ты выписываешься отсюда, и мы подаем документы.
— Какие документы? — Лидия от удивления даже уронила ягоду на пол.
— Пойдем распишемся, — заявил Гриша. — Так мне будет сподручнее за тебя хлопотать. А то пристают все: кто, да что, да кем вы ей приходитесь. А тогда я смогу четко и ясно сказать: муж.
Неизвестно, серьезно ли восприняла Лидия это предложение, но она сразу обратила все в шутку. Разговаривая со своими соседками по палате (такими же сбившимися с пути девчонками), она называла Гришу не иначе как «мой муж», что веселило всех до крайности. Девчонки называли ее мадам Проценко, а Лидия, скорчив презрительную гримасу поучала: «Не Проценко, а Проценко».
Но как бы она ни смеялась и ни делала вид, что ей все это абсолютно безразлично, в глубине души Лидия, всю жизнь считавшая себя хуже всех, не могла не торжествовать. Вот ей сделали предложение.
Родители Лидии также поначалу отнеслись к Грише с недоверием, но были побеждены очень быстро — он явно делал для их дочери больше, чем могли они сами. И хотя поначалу мать сомневалась, не он ли и посадил их дочь на иглу, Гриша оказался таким простым и открытым, что было невозможно подозревать в нем какой-то хитрости или коварства.
Сам же Григорий уже через несколько дней после такого судьбоносного, как говорил последний Генсек, разговора уже полностью свыкся со своей ролью, и, если бы ему сказали, что Лидия на самом деле еще не дала окончательного ответа, он бы очень удивился. Сам он считал себя уже без пяти минут мужем Лидии Паршиной. Теперь он мог с полным основанием (по крайней мере, для самого себя) разговаривать с психотерапевтами, ходить в институт, добиваясь того, чтобы Лидии предоставили академический отпуск, а иногда заходил к ней домой и пил чай с ее родителями, повесив знаменитый зеленый пиджак на спинку стула.
