Татьяна Устинова - Чудны дела твои, Господи!
– Ну, что ж – зарплата! Зато здесь все свои! И вам хороший специалист понадобится – с путаницей вашей разбираться!
Тут с улицы вдруг завопили:
– Едут! Едут!!
И вся толпа покатилась на улицу. В дверях произошла толчея и давка.
– Андрюш. – Запыхавшаяся Лера одернула на нем пиджак, поправила галстук, вытащила воротник, стряхнула невидимую соринку с рукава и оглядела его с головы до лакированных начищенных ботинок. – Только веди себя прилично, ладно? Сразу не начинай орать, голосить, шутить! Петь тоже не надо!
– Ты уверена?
– В чем? – Она порывалась на улицу.
– Что петь не нужно? И где наша собака?
– Там, там! Все уже там! Бежим скорее!
За руку она вытащила его на улицу, где было холодно и солнечно. На крышах домов вокруг Красной площади лежал снег.
– Андрей Ильич! Лера, погляди, все нормально? – Модест Петрович обеими руками держал хлеб-соль на вышитом полотенце, вид у него был перепуганный.
– Все прекрасно, Модест Петрович! Все как надо!
Из-за Земляного Вала вынырнуло несколько машин, и, трубно гудя, они покатили по Красной площади.
– Ну, Господи благослови! – пробормотал Модест.
Машины остановились в некотором отдалении, из них высыпали веселые нарядные люди, стали полукругом, и, наконец, из самой длинной показалась собственная боголюбовская сестра Юлька в белом платье до земли, а за ней Саша Иванушкин в черном жениховском костюме, очень смущенный.
От крылечка с резным кокошником из толпы навстречу им радостно и освобожденно кинулась собственная боголюбовская собака Мотя – в голубом ошейнике с привязанным атласным бантом.
– Ну, теперь-то можно? Хоть один разок? – сам у себя громко спросил Боголюбов, вздохнул и завопил изо всех сил: – Горько-о-о! Горько-о-о!..
На колокольне зазвонили пять часов, со всех крыш вспорхнули голуби, и Лера дернула его за рукав.
