Приглашение на смерть - Юлия Фёдоровна Ивлиева
– Вы не ожидали, что так будет? Наверное, завидовали? – осторожно спросила Кира.
– Да, завидовала. А вы бы не завидовали разве? – хмыкнула Кадникова и снова поковыряла пирожное. – Тут живешь по наитию, на автомате. Выслушиваешь придирки и выражение недовольства. И рада бы что-то поменять. А куда деваться? Куда с ребенком идти? Бесправнее женщины с ребенком только женщина с двумя «ребенками», – Татьяна невесело хохотнула. – Все стерпишь. Сделаешь вид, что ничего не знаешь, потому что деваться все равно некуда. А Олеся смогла. И как будто все легко у нее вышло. Она вообще к жизни так относилась. Легко. По ней свекровь и муж ездили танковыми гусеницами, а она внимания не обращала. «Все люди разные», – говорила она. Ее дочка ни во что не ставила, не уважала совсем, а она ее все равно любила и не обижалась. По-честному не обижалась. Вот с сыном они очень близки были. Она про него могла часами рассказывать. – Татьяна встрепенулась. – Я, наверное, совсем не то говорю? Это к делу не относится?
– Вы очень хорошо рассказываете, – Кира легонько ободряюще похлопала Татьяну по руке. – Это как раз самое важное. Каким человеком Олеся была и каким казалась со стороны.
Татьяна кивнула и принялась за второе пирожное. Кира продолжила:
– Этот мужчина, который у нее появился. Вы были знакомы?
– Нет. Только от нее о нем слышала. И один раз мельком видела его, они гуляли в Сочинском дендрарии, а я с сыном там была и с его классом. Они шли рядом, и она в руках цветы держала. Ромашки какие-то. Будто он их на клумбе нарвал. Я еще подумала: что за мужик такой, который, ухаживая, букетики у бабушки покупает. А она шла и улыбалась. Была очень довольна.
– Как он выглядел?
– Никак… Ну, так себе. Не принц. Нескладный какой-то, робкий, сутулый. Лица я не видела. Сбоку немного, но не рассмотрела. В футболке и в джинсах. А! В очках. В обычных, не в темных. Ну как вам сказать? На такого особо никто не позарится.
– В разговоре с вами она называла его имя?
– Дмитрий. Вы думаете, это он ее убил?
– Мы не знаем, пока хотим просто поговорить, – спокойно призналась Аня. – А еще что она про него рассказывала?
– Да ничего особенного. Я же говорю, она не к нему ушла. Он как будто не играл существенной роли в ее жизни. У меня не сложилось впечатления, что она собиралась с ним жить или иметь какие-то отношения. Олеся говорила, что сначала надо свою жизнь нормально отладить. Она пекарню собиралась открывать где-то недалеко от Красной Поляны. И я знаю, она сказала, что этот Дмитрий тоже там живет, в ту сторону. Она, когда ездила присматривать помещение, к нему по пути заезжала. Еще она ему какой-то рецепт у своей врачихи брала. Не знаю, что у него болело, но у нее подруга матери живет здесь в Адлере, и она ей рецепт выписала.
– Вы знали, что Олеся беременна?
– Знала. Она аборт сделала. Вот у той врачихи и сделала. Сначала хотела к мужу вернуться, думала, что ребенок их примирит, изменит их отношения. А потом передумала, сказала, что ничего больше с ним не хочет, и сделала аборт. Сказала, что сосредоточится на своем деле, на пекарне и на разводе.
– Вы видели на Олесе подобное украшение? – Аня показала пакетик с сережками и браслетом.
– Да. У нее колечко было. Она его носила одно время. Только ей неудобно с кольцами ходить. Она же печет, тесто месит и прочее. Наверное, поэтому перестала носить.
– Откуда оно у нее, Олеся говорила?
– Нет. Я не спрашивала. Сама, наверное, купила на какой-то ярмарке. Это же самоделка. Ее муж такого не подарит. Он ей если что-то покупает, то всегда самое дорогое. У нее вся одежда дорогая была и обувь. Пусть одежда и не модная, не яркая: спортивные костюмы и кроссовки, юбки свободными балахонами, – но одежда дорогая. А такое кольцо? Может, этот Дмитрий подарил?
За разговором и Аня, и Татьяна умяли все пирожные. Анька еще и Киры съела, не испытывая ни малейших угрызений совести.
Кира хмыкнула, завистливо вздохнула. Ей вспомнился какой-то опрос в школе, на выпускном. Когда у наряженных, словно куколки, девочек и мальчиков, в восторженном предвкушении ожидающих новую жизнь, на камеру интересовались: «Что бы вы предпочли: быть очень умным или очень богатым?»
Сейчас Кира уже не помнила, что тогда сказала на камеру, но точно знала, что из всего неисполнимого она желает жрать и не толстеть. И ум, и богатство можно наработать.
Но с этим ничего нельзя было поделать. Когда Татьяна ушла, Вергасова отодвинула чашку с остатками черного кофе. Совершенно невкусного черного кофе – и посмотрела на Аню.
– Придется снова ехать к Олесе домой. Я видела медицинский рецепт, выписанный на имя ее мужа.
Аня округлила глаза.
– Когда мы с Самбуровым были у нее дома, я видела в комнате сына папку. Глянула мельком: там в основном рецепты пирогов и тортов. Она писала от руки, наклеивала на лист с фото. У нее здоровая папка с этими рецептами. Там был рецепт на лекарство. Он выписан на мужа. Я не стала разбирать написанное. Почерк жуткий. А надо было забрать рецепт.
– Ты думаешь, что рецепт выписали Дмитрию?
– Да. На имя мужа, но для Дмитрия. В аптеке паспорт не спрашивают. Есть рецепт – дадут лекарство. Любое. Я думаю, там какое-то психотропное.
Девушки отправились к машине. От металлического кузова исходил жар, как от раскаленной плиты. Июльское адлеровское солнце работало, словно качественная жаровня. Кира завела миник удаленно, чтобы к их приходу салон уже продуло прохладным воздухом, но на нормализацию температуры требовалось больше времени, чем то, за которое можно пройти два десятка шагов.
– Получается, Олеся знала, что за лекарство и для чего. Она его по знакомству у своего врача выписала. Она-то уж точно ей рассказала. Значит, она понимала, что встречается с психически больным человеком? – задумчиво рассудила Аня.
Кира кивнула.
– Она знала, но не боялась. Или не приняла всерьез.
– На рецепте же есть имя врача?
– Да, сейчас заберем папку.
Они позвонили Самбурову, и тот связался с мужем Олеси Геннадьевой, обеспечивая им доступ к дому первой жертвы. Подполковник слушал их обеих одновременно, по громкой
