Вечер мертвецов - Николай Иванович Леонов
— Стоп-стоп-стоп! — поднял он перед собой руку ладонью вперед. — Начал же хорошо: Лев Иванович. Зачем опять к полковнику полез?
— Извините, Лев Иванович. — Парень, казалось, смутился еще больше, но решительности не потерял. — Мне очень нужен ваш совет. Я понимаю, что вы человек занятой, но уделите мне, пожалуйста, десять минут. Возможно, они смогут решить судьбу нескольких людей.
— Ого! Даже так? — удивился Гуров, а потом избавился от ироничного тона и благодушного настроения, осознав, что парень, стоящий перед ним, действительно считает ту проблему, с которой решил обратиться к «важняку», очень серьезной. — Тебя как зовут, лейтенант?
— Антон Романович. То есть просто Антон, — быстро ответил тот.
— Хорошо, Антон. Пойдем ко мне в кабинет и там поговорим. А то обсуждать серьезные вопросы в коридоре как-то неприлично. — Гуров развернулся и, не дожидаясь реакции лейтенанта, поскольку прекрасно понимал, какой она будет, последовал к дверям своего кабинета.
Войдя внутрь, Воробьев не смог удержаться и с любопытством посмотрел по сторонам, изучая логово знаменитых сыщиков. По его лицу скользнуло выражение разочарованного удивления, словно парень не ожидал, что кабинет Гурова и Крячко окажется настолько обычным — два письменных стола, пара шкафов, сейф, старенький, но удобный диван, на котором сыщикам не раз приходилось коротать ночи, да стулья. Ничего лишнего и, естественно, никаких трофеев на стенах, только обычная школьная доска, которой, впрочем, и пользовались-то крайне редко. Гуров прошел на свое место, уселся и жестом предложил Воробьеву разместиться напротив.
— Прежде чем мы начнем разговор, Антон Романович, давай сначала познакомимся. — Сыщик внимательно посмотрел на лейтенанта. — Меня, я полагаю, ты знаешь. Хочу знать о тебе тоже немного больше, чем имя и фамилия. Выпуск этого года, как я понимаю?
— Так точно, — ответил Воробьев. — С отличием закончил факультет «Обеспечение законности и правопорядка» в Московском университете Министерства внутренних дел Российской Федерации имени Владимира Яковлевича Кикотя. По распределению попал в главк в Управление делопроизводства и режима. Только не думайте, что я сам этого хотел или меня в главк мохнатая лапа протолкнула. Я сам не знаю, почему меня сюда направили.
— А чего же ты хотел после университета? — поинтересовался Гуров.
— Если честно, я даже не знаю, Лев Иванович, — вновь смутился Воробьев после немного агрессивно звучавшего заявления о «мохнатой лапе». — Хочу просто достойно служить в полиции и помогать людям.
— Ну тогда давай и займемся этим, — улыбнулся сыщик. — Ты что-то говорил о судьбе нескольких человек? Теперь готов выслушать твою историю в подробностях…
Гурову не в первый раз приходилось выслушивать коллег, которым требовался совет более опытного профессионала. Однако с лейтенантами он общался крайне редко. Во-первых, потому что таковых в главке можно было по пальцам пересчитать, да и большинство из них были девушками, ну а лейтенанты «с земли» к нему подходить не решались. И это — во-вторых! В полиции хоть и не было такой строгой субординации, как в армии, но просто так подойти к полковнику и попросить совета далеко не каждый лейтенант решится. Гуров ждал от истории Воробьева чего-то необычного и исключительного, но рассказ лейтенанта его разочаровал.
По служебным делам Воробьева занесло за Северо-Восточную хорду, в Бескудниковский отдел полиции. Лейтенант должен был забрать оттуда какие-то очень важные для Управления делопроизводства документы и невольно стал свидетелем довольно обычной для «земли» сцены — довольно потрепанного вида мужчина требовал от полицейских начать расследование убийства своей жены, а те его вежливо посылали подальше. При этом он не мог внятно объяснить ни того, кто и как ее убил, ни даже сообщить, почему он решил, что жена именно убита, а не сбежала от мужа-алкоголика. Воробьев, считавший, что сотрудники полиции должны принимать каждое заявление от гражданских, с удивлением стал наблюдать за происходящим.
— Зимин, ты уже не просто заколебал, ты до печенок всех достал! — пришел на помощь дежурному старшина, проходивший мимо. — Ты бухать завязывай, на хрен, а то тебе то черти зеленые мерещатся, то теперь привиделось, что жену убили. Может, ты сам ее и грохнул?
— Я ее убил?! Да на хрена мне это надо?! — возмутился мужичонка. — Мы, считай, на одну ее пенсию и жили…
— Чалов, нагнись-ка сюда, — не слушая причитаний мужчины, позвал старшину дежурный.
— Ты тут поаккуратней с выражениями, — услышал Воробьев приглушенный голос из «аквариума», когда старшина приблизился к окошку дежурного. — Тут новенький из режимного, из главка. Хрен его знает, что у него на уме.
Старшина покосился на Воробьева, который делал вид, что рассматривает стенд на стене, а затем махнул рукой, обращаясь к Зимину:
— В общем, иди отсюда и проспись. Глядишь, когда проснешься, твоя жена вернется от соседки или еще откуда-нибудь. Кому она на хрен нужна, чтобы ее убивать. А вот ты добарагозишься в подъезде, тебя кто-нибудь из соседей точно прибьет…
Однако мужчину это не остановило. Он продолжил еще яростней требовать, чтобы полицейские немедленно начали поиски убийц его жены. Настаивал, чтобы его пустили к старшему оперуполномоченному, и даже требовал немедленно вызвать в дежурку начальника отдела. А когда ему и в этом отказали, Зимин начал угрожать полицейским и крыть их трехэтажным матом. На этом терпение сотрудников Бескудниковского отдела кончилось, и горе-заявителя отправили в «обезьянник», чтобы он там пришел в себя.
— Я подошел и спросил у дежурного, почему он отказался принимать заявление у этого Зимина, — закончил свой рассказ Воробьев. — А тот ответил, что этот мужик тут постоянный клиент и своими фантазиями всех замучил. Кроме того, вчера с женой Зимина и с ним самим общался нотариус. Они эту информацию проверили. Все были живы и здоровы. Да и никаких доказательств того, что его жена убита, мужчина не предъявил. Говорит, что утром проснулся и понял, что его жену кто-то убил. Вот и все! К тому же от Зимина свежим перегаром разило. В отделе и решили дать ему окончательно протрезветь, а пока участковый проверит, на месте ли супруга. Все это было вчера. А сегодня я проверил — заявление от Зимина в Бескудниковском отделе так и не приняли.
— Отказ принять заявление о преступлении является серьезным нарушением. Да я думаю, ты и сам это знаешь, — проговорил Гуров, когда лейтенант сделал паузу. — Ты от меня хочешь получить совет, доложить об этом начальству или нет? Ну, если честно, советы в таких вопросах — не мой курятник. Поступай так, как считаешь нужным.
— Мне отец вчера вечером так же сказал, — вздохнул Воробьев. — Только, по-моему, это будет как-то неправильно в отношении ребят…
— В нашей службе редко бывает четкий выбор между правильными и неправильными поступками. Чаще есть те, за которые ты готов или не готов нести ответственность, — перебил его сыщик. — Перед тобой простой выбор: если промолчишь
