Опасная профессия - Кирилл Николаевич Берендеев
– Мусоров нагнать решил, падла! – рявкнул Хапов, подвертываясь к столу. Мгновение, и у него в руке блеснул вороновым крылом проверенный временем ТТ. – Порешу!
Копейкин метнулся к двери, но предусмотрительный хозяин успел когда-то ее запереть.
– Я ни в чем, ни коем образом… – взмолился Влас, стараясь спрятаться за жардиньеркой с тощей эхинацеей. – Я следов никогда не оставляю.
Хапов разом переменился в лице, его раскрасневшееся лицо побелело.
– Придурок, ты не проверил код отмены сигнализации?
– Я ее отключил… вроде. Дверь открылась, и огонек стал ярче…
– Кретин, боже, какой кретин…. Да не разбираясь в цветах, разве можно вламываться в дома богатых паразитов? Пропади ты пропадом…
Но пока Хапов изгалялся, патрульная машина успела проехать мимо, а Копейкин – просочиться в соседнюю комнату. Когда антиквар влетел следом за медвежатником, его приветствовало похлопыванием распахнутое настежь окно.
– Это что, шутка такая? – взбешенный Адамасов места себе не находил. Стоя перед сейфом, он снова и снова тыкал в него побелевшего Кузнецова, готового сквозь землю провалиться, чтоб только не выносить и минуты рядом с распоясавшимся владельцем «Спасопрокопьевских бриллиантов». – Почему колье инфанты на месте, а стырена только его дешевая копия? Я за что тебе деньги платил?
– Но я, понимаете…
– Но… я… не мямли. Ты кого нанял, лишенец?
– Лучшего в городе, Копейкина. Я и подумать не мог, что его перекупят. Иван Иваныч, я и в мыслях не держал…
– Да неужто надо все самому делать? Даже на такой пустяк, ты, мной от двух сроков спасенный, и то не годишься.
– Но я, но откуда у меня столько связей в криминале? Я ж не Хапов.
– Я не я и лошадь не моя. Можно подумать, бухгалтерию ты сам научился считать, а не дружки блатные тебе подсказали. Завтра аукцион, мне что, фальшак выставлять? Подлинное колье давно сгинуло, вместо него вот этот новодел лежит, как и лежал. Вот-вот уже полиция припрется, эксперты прибыли оценивать. Ведь и вызвал потому, что не тебя, убогого, понадеялся. А на тебе. Как и где я его сейчас прятать буду? Я для того в торгах и участвую, чтоб колье в небытие спровадить. А что теперь, спрашиваю?
Кузнецов, сам бледный как смерть, только трясся, даже не пытаясь возражать. Адамасов еще какое-то время побесился, но так и не найдя выхода, вышвырнул из кабинета неудачливого бухгалтера и торопливо начал писать повинную.
Две иконы Рублева
Известный на весь Спасопрокопьевск медвежатник Влас Копейкин получил неожиданное, но весьма лестное предложение о сотрудничестве. Крупный подпольный предприниматель, в недавнем прошлом областной законодатель Расстегаев, по прозвищу Застегнутый, собирал банду знатоков своего дела, с тем, чтоб совершить подлинное ограбление века – во всяком случае, для жителей этого областного центра. Ограбить решили самого предпринимателя Орлова, по прозванию Решка, вломиться в его Эльдорадо, защищенное так, как огонь у Зевса не охранялся, – в подвал дома на Осиновой улице, – и из запасников вынести все самое ценное, что только можно было оттуда извлечь и продать на подпольных аукционах. Чтоб было понятно, Орлов прославился на всю Сибирь, еще в советские времена работая с размахом и невиданным усердием, скопидомничая и наваривая на каждом вложенном гроше. В те далекие годы он с товарищами ездил по деревням, селам и заимкам, скупая оптом и на вес предметы старины: самовары, иконы, утварь, поделки и все прочее, что на его взгляд, пусть молодого, но не по годам прожженного оценщика, представляла собой хоть какую-то ценность. За три-пять рублей приобретая многовековой антиквариат, Решка продавал его черным, серым и белым антикварам, знакомым и не очень коллекционерам, торгашам со всего Союза и из-за его пределов, при этом, полжизни ходил под множеством статей, в том числе и валютной, расстрельной, кто помнит, но несмотря на все усилия милиции, не попался. Хотя, какие усилия, когда он подмазывал правоохранительные органы по всему отечеству с тем усердием, с каким хорошая хозяйка поливает маслом блинницу. Когда Союз пал, а расстрельные статьи стали строками официального дохода, Орлов развернулся во всю ширь. Вы когда-нибудь продавали скупщикам свою библиотеку в наш цифровой век вроде как отслуживших свое бумажных книг? Если да, скорее всего, это были люди Решки, скупавшие за десять-двадцать рублей ваши томики собрания сочинений, а после перепродававшие их в подведомственных магазинах вдесятеро дороже. А уж коли в их загребущие руки попадались первые издания известных авторов, и подавно. Они обычно выходят скромными, даже по нынешним меркам, тиражами; неудивительно, что через десять-двадцать лет приносят своим владельцам отличный доход. Да хоть Копейкина спросите, он сам скупкой таких книжечек тиражом «по требованию» как раз и занимается.
Приглашение, пришедшее от Расстегаева, Власа польстило, однако, он долго думал, прежде, чем согласиться. Весь прошлый опыт прямо-таки вопиял о необходимости держаться подальше от подобных людских формирований. Да и необходимость постоянно согласовывать действия, подгоняя их под устремления других лиц, тоже не особо нравилась Власу. Но ему посулили такой барыш, да польстили столь высоко, – ведь Застегнутый отбирал лучших из лучших, – что удержаться и отклонить предложение Копейкин не смог.
Прибыв в назначенное время в резиденцию Расстегаева, он познакомился с другими участниками банды. Состав его несколько удивил.
Вместе с Власом к Застегнутому прибыли шофер экстра-класса Маторин по прозвищу Движ, из-за своей любви к пирушкам и караоке, мордоворот Тенин по прозванию Туши свет, а еще известный хакер Битов, он же Мегабайт, получивший известность в девяностые, когда на дело он ходил с дискетками, обернутыми, для сохранности, в фольгу. В банду так же вошел специально приглашенный искусствовед Горшков, без погонялова, ибо единственный из всех не принадлежал к криминальным кругам общества, ну как не принадлежал, только по работе и ни рублем больше. Друзья и коллеги, конечно, наградили его прозвищем – Пруф, – но что оно могло сказать несведущим в тонком юморе высокого искусства? – ровным счетом, ничего.
Копейкин долго разглядывал коллег по банде, сомнения метались в голове, Влас видел перед собой действительных профессионалов, но и одиночек, как и сам медвежатник. А каково им будет в обществе друг друга? Ответом могла стать только сама операция.
Впрочем, вор решил положиться на чутье Застегнутого и оставил сомнения при себе. А Расстегаев принялся вводить всех в курс дела.
Банду Застегнутый собирал долго, не первый месяц перебрал и отбраковал немало кандидатур, шутка сказать, к нему приходил сам глава УВД по Спасопрокопьевску, но и его сына авторитет отверг. Копейкин узнал, что в криминальном мире уже не первую неделю ходят слушки о подготовке Застегнутого к вторжению в Эльдорадо, не исключено, что и сам Решка осведомлен об операции. Но Рассегаев потому еще и прозывался князем Святославом, что мог спокойно донести до противника мысль о неизбежности противоправных действий в его отношении – и все равно, своего добиться. Неудивительно, что даже сейчас, предположив возможные превентивные ходы Решки, Копейкин не вышел из банды, а продолжил с вниманием слушать Застегнутого.
Расстегаев предусмотрел, кажется, все. Через неделю вечером, когда Решка должен был уехать по делам в первопрестольную, банде требовалось подкатить к его дому, вырубить хитроумную систему охраны сперва здания, а потом подвала, где хранились неисчислимые сокровища, добытые Орловым за сорок лет неустанной работы, а затем приступить к изъятию самого ценного. Застегнутый уже наметил, что именно им надо взять, неизвестно, откуда он узнал о приобретениях Решки, но только распоряжался ими так, ровно те уже побывали пред его очами. А может, так и случалось, ведь когда-то, лет пятнадцать назад, Расстегаев и Орлов почитались хорошими друзьями.
Застегнутый постановил Горшкову проверить подлинность нескольких палехских шкатулок, берестяных грамот и двух икон самого Андрея Рублева, находящихся – и вот тут как раз речь зашла о Копейкине, – в сейфе с климат-контролем. В нем находились немалые ценности, вроде картин Левитана и Врубеля, скифского золота, здоровенных метеоритных обломков и крохотных неандертальских статуэток из мамонтовой кости, но их Расстегаев постановил не брать, ограничившись только иконами. Видимо, только творения Рублева и мог, без опасения за собственную шкуру, сбыть коллекционерам. Застегнутый был
