Леонид Матюхин - Удар в спину
Антона подтащили к кустам, которые оказались тут не такими уж высокими и густыми.
— Поднимайся, — приказал голос справа. — Ты что, думаешь, мы так тебя теперь и будем таскать? Поднимайся!
Сильные руки с двух сторон потянули Стахова вверх, и он попытался встать на ноги. Однако они пока ещё отказывались служить ему. Поэтому сопровождающие позволили молодому человеку опуститься на колени на краю неглубокой канавы, проходящей как кювет вдоль линии кустов.
Когда человек справа отпустил его плечо, Антон чуть было не упал вперед.
— Да держись ты, падаль! — брезгливо заметил сопровождающий слева. — И пошевеливайся. Чего замер?
— Да он ждет, когда ты ему ширинку расстегнешь, — хохотнул человек справа. — Помог бы человеку, Витек.
— Да иди ты… — ругнулся тот, кого назвали Витей. — Сам помогай.
Неожиданно Антон получил крепкую затрещину.
— Давай, делай свое дело, — потребовал парень справа. — Мы не намерены тут с тобой прохлаждаться целую ночь.
Расстегнуть молнию Антону удалось не сразу. Лишь с третей или четвертой попытки его одеревеневшие пальцы смогли схватиться за застежку и расстегнуть её. А затем, затем последовали минуты несказанного блаженства. Они длились так долго, что Витек не выдержал и восторженно заржал.
— Слышь, Коль! Вы что — пивом его в дороге поили, что ли? поинтересовался он.
— Ага. И кока-колой. С вишневым пуншем.
— Почему с вишневым?
— Потому что не было его любимого малинового.
— Врешь ты все. Льет-то он как после малинового, — снова засмеялся Витек.
— Вот те крест, с вишневым! А если не веришь, попробуй на вкус.
Наконец, Стахов был готов и без понуканий вновь занялся своей молнией.
— Ну что, теперь ты весишь как минимум на пяток килограммов меньше, констатировал Николай. — Думаю, сможешь и на ногах устоять.
С помощью тянущих его за подмышки рук Антону удалось подняться. Его слегка «вело». Несмотря на это он все-таки мог уже держаться на ногах без постоянной помощи.
— Ну вот и молоток! — похвалил его Николай и добавил, назидательно обращаясь уже к своему приятелю, — Видишь, Вить, как много значит вовремя данная оплеуха?
— Вовремя выпущенная пуля может быть ещё полезнее, — поправил приятеля Виктор. — Особенно, когда дело касается таких вот здоровых «лосей».
Провожатые Антона и сами были далеко не низкорослыми ребятами. Один скорее всего Николай — даже показался Стахову более высоким, чем он сам. Второй был лишь на пару сантиметров ниже.
— Пуля хороша не как средство перевоспитания, а как свидетельство его бесплодности, — философски заметил Николай и подтолкнул Антона. — Да ты иди, иди. Живее переставляй костыли-то свои.
Стахов попытался сделать шаг и чуть не упал.
— Подожди, — потребовал Николай, который, судя по всему, являлся тут старшим. — Подожди, я срежу шнур.
Антон поглядел вниз и увидел, что его щиколотки связаны бечевкой, на длинном отрезке которой покоилась его левая нога. Николай тем временем нагнулся и Стахов увидел, как почти одновременно с негромким звуком выброшенного лезвия, клинок блеснул почти у самой земли. Через пару секунд шнур был срезан и Николай, собрав его с травы, швырнул за канаву в кусты.
Слегка подпирая Антона с двух сторон плечами, его провожатые направляли Стахова через широченную асфальтированную площадку в сторону стоявшего под одним их фонарей человека.
— Нужно у Петровича дополнительный выходной потребовать, — заметил шедший справа Николай и после секундной паузы пояснил, — За непредусмотренную договором работу медбрата.
— А чего ж не потребовать? Потребуй. Конечно потребуй, — хмыкнул Виктор. — Только вместо дополнительного выходного он тебе впендюрит работу ассенизатора. Будешь детским совочком снимать дерн с канавы, над которой наш «приятель» только что отводил душу…
В свете фонаря стоял крепкий мужчина лет сорока пяти — пятидесяти от роду. Мужчина был абсолютно лыс. Во всяком случае Антону показалось, что на его круглом блестящем черепе с выпуклыми надбровными дугами не оставалось никаких признаков естественной растительности. Как можно было догадаться, это и был Петрович. Он неспеша повернулся на звук шагов и подождал, когда в падающем сверху свете окажутся его помощники с пленником.
— Ну что, пришел в себя наш молодец? — оглядывая стоящего перед ним Антона поинтересовался он.
Было ясно, что Петрович ни от Антона, ни от кого другого не ожидает ответа. Скорее, он адресовался к самому себе и самому же себе собирался через несколько мгновений дать ответ. Просто ему вначале следовало сообразить, как этот ответ будет звучать. Несколько выпученные спокойные глаза не слишком внимательно оглядели пленника. По всей видимости, обладатель выпученных глаз остался довольным своим осмотром. По крайней мере, он одобрительно бросил «ну-ну», и затем приказал: «Пошли».
Повернувшись, мужчина направился по неширокой дороге к расположенному от них метрах в пятидесяти дому. Остальные последовали за ним. Однако через пару шагов Петрович остановился и большим пальцем левой руки молча показал — «проходите дальше». Антон обратил внимание, что теперь идущие с двух сторон провожающие не столько поддерживали его за руки, сколько держали за них.
На свежем воздухе голова уже не болела столь сильно. Да и на ногах он держался уже достаточно уверенно. «Рискнуть? — мелькнула шальная мысль. Вдруг получится?» Однако по здравым размышлениям молодой человек решил пока повременить. Шансы на то, что ему в его состоянии удастся «выключить» двух здоровых и явно натренированных бойцов, а также идущего сзади Петровича были близки к нулю. Его куда-то вели, значит, «еще не вечер». Значит, ещё есть надежда на то, что фортуна улыбнется ему.
Они подошли к дому. Из-под нависавшего над входом огромного эркера рассеянный свет падал на четыре широкие ступени, выполненные в форме полукругов постепенно уменьшающегося радиуса. За ними была застекленная дверь с большой удобной ручкой, идущей сверху вниз и слева направо.
Пройдя несколько вперед, Виктор распахнул дверь. «Давай, топай» — за локоть подтолкнул Антона вперед Николай, и Стахов прошел в большой неярко освещенный холл.
Тут все выглядело новым и сверкающим. Судя по всему, дом был отстроен и заселен совсем недавно. Об этом свидетельствовала не только абсолютно новая мебель, но и специфический запах, свойственный всем недавно обжитым новостройкам. Тут пахло сложной смесью штукатурки, дерева и кожаной обивки диванов и кресел.
Стахов сразу отметил, что владелец этого особняка отличался пристрастием к канцелярщине, ибо обстановка внизу напоминала скорее о гостинице, нежели об «уютном семейном гнездышке», либо о дачном особняке. Покрытые хромом трубчатые поверхности, кожа, блестящие светильники — все это как нельзя более подходило для официального дома приемов или для какой-нибудь ультрасовременной охотничьей или рыбачьей базы для чиновников высокого полета. Слева и справа на второй этаж вели изящные лестницы. Они казались столь воздушными, что представлялось невероятным, чтобы по ним можно было подниматься не только взрослым людям, но даже и детям. И тем не менее, в конце левой лестницы как бы висел между этажами человек. Стахов заметил его лишь тогда, когда тот заговорил.
— Ну наконец-то, — прозвучал сверху уже знакомый Антон баритон. — А я уже было решил, что что-то случилось.
Сказано это было таким тоном, каким гостеприимный хозяин упрекает за опоздание необязательного гостя.
— Все в порядке, — заверил Петрович господина, продолжавшего оставаться посреди лестницы.
— Поднимайтесь ко мне, — распорядился обладатель красивого баритона и, повернувшись, направился по лестнице вверх.
Мужчина был невысок ростом и отличался, как показалось Антону, довольно хрупким телосложением.
— Чего стоишь? — слегка подтолкнул Стахова в плечо Николай, — Хозяин приглашает тебя наверх. — Охранник помолчал немного и добавил, — В кабинет. Так что иди.
Все так же молча, зажатый между двух охранников, Антон пошел к лестнице. Несмотря на кажущуюся воздушность, лестница оказалась весьма прочной. Во всяком случае, поднимаясь по ней, Стахов не ощущал даже малейших вибраций. И это несмотря на то, что по легким ступеням одновременно шли четверо мужчин, самый легкий из которых наверняка весил не менее восьмидесяти пяти килограммов.
Лестница вела на галерею, ограниченную легкими перилами и представлявшую собой в плане нечто вроде полого внутри — как рама от картины — огромного прямоугольника, над которым скошенным «шатром» покоилась прозрачная крыша. На одну из длинных сторон «рамы» выходили две двери, между которыми вглубь здания вел коридор. На противоположной стороне в широком эркере стояли ящики с невысокими растениями. На правую короткую сторону выходила закрытая дверь. На стенах галереи висели картины. В простенках стояли все те же кожаные кресла и диваны.
